Будущее. Которого не будет. Сборник рассказов

Каждые два урока Сашка меняет маску. В туалет в это время никто не заходит – боятся заразиться. В классе, да и во всей школе, с ним никто не общается, только училка, и то сквозь зубы. В такие моменты хочется её ударить. Дура тупая. Ещё мне хочется поговорить с Сашкой. О чём? Не знаю. Но меня к нему тянет, даже уши гореть начинают, когда я смотрю на его профиль, слегка размытый пластиковой маской.

Сашка не такой, как другие одноклассники. Он со всеми вежлив, даже на хамские замечания учителей реагирует сдержанно. Хорошо учится и всегда готов по всем предметам, даже по идиотской политологии. Иногда мне кажется, что он робот. Но тогда зачем ему маска?

Сегодня первый понедельник месяца. Ежемесячная ревакцинация. Я всех расталкиваю, пробиваюсь к медсестре первой и подставляю руку. Потом бегу в класс.

Сашка сидит на своём месте и читает учебник по географии. Увидев меня, он натягивает маску и опускает щиток. Я не собираюсь уличать его в несоблюдении санитарных норм. Я хочу поговорить.

– Готовишься к уроку? – вот дура, могла бы сказать что-то поумнее?

Он кивает в ответ. В голове каша, я теряюсь и задаю опасный вопрос:

– А почему ты не привит?

На эту тему говорить нельзя и точка. Если услышит училка, будут проблемы, причём у обоих.

Сашка удивлённо смотрит на меня, а потом с гордостью говорит:

– Меня родители отстояли. И сами не прививаются. Мы – вне системы.

Вот так. Его отстояли. А нас, получается, нет. Это открытие падает на голову, как комок снега. Неприятно, до мурашек и почти что больно.

На уроке физкультуры Сашка первым сдаёт все нормы и уходит в другой конец спортзала. Пока одноклассники пыхтят и потеют на потрёпанных матах, он отжимается от скамейки. Я считаю: двенадцать, шестнадцать, двадцать один…

Сашка самый выносливый из всех мальчишек. Самый здоровый, хоть и переносчик опасной болезни. Странно, правда? У Димки Чернова сердце – ему нельзя бегать. Костя Валяев аллергик: у него даже на совсем слабый запах антисептика отёк Квинке. Да и вообще – у каждого из нас школьная медкарта толще учебника по литературе. А у Сашки тоненькая тетрадка. Я видела в процедурной на прошлой ревакцинации. И это действительно кажется мне странным.

Я бы хотела быть такой, как он, но меня родители не отстояли. Снова комок подкатывает к горлу. Не смогли. Или не захотели?

В прошлой четверти в классе было трое непривитых. Сашка, Вадик Сафонов и Ленка Микоян. После каникул Вадик пришёл в школу без маски и щитка, зато с новенькой блестящей нашлёпкой куар-кода на груди. Сказал, что его привили и он больше не заразный. Все каникулы провалялся в больнице под капельницами. «Вирус из организма изгоняли, чуть не умер!»

Леночка Микоян в школу не вернулась. Училка сказала, что она стала жертвой «антисоциального упорства несознательных граждан». И на Сашку посмотрела, будто это он собственноручно Лену убил. Тварь тупая. Все знают, что вирус побеждён, коллективный иммунитет достигнут и умирают только те, у кого генетическая непереносимость компонентов вакцины. Леночку жалко, но Сашка здесь точно не при чём!

В классе гробовая тишина: контрольная по математике. Я уже сдала тест и незаметно подсматриваю за Коваленко. Сегодня у него другой взгляд. Не такой, как обычно. Мечтательный, что ли. Сашка улыбается, это видно даже под маской. Может, у него день рождения? Хотя вряд ли. Училка бы обязательно поздравила и при этом не упустила случая напомнить, что общество о непривитых заботится, а вот непривитые об обществе – нет. Или родители наконец записали его на прививку? Надеюсь, что это не так. Они же его отстояли.

В любом случае произошло какое-то важное событие, и оно не даёт мне покоя. От любопытства ёрзаю на стуле, задеваю локтем учебник, и тот с громким шлепком падает на пол.

– Иванова! – взвизгивает училка. – Куар-код мне на стол!

Отрываю нашлёпку от лацкана пиджака, липучка противно трещит в тишине класса. Громко чеканю шаг по проходу между партами. Кладу квадратик кода перед училкой. Я осталась без обеда – без куар-кода в столовую не пройти. Придётся всю большую перемену торчать в классе, но сейчас я этому рада и еле сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться во весь рот.

Училка выходит из класса последней и демонстративно проворачивает в допотопном замке увесистый ключ. Потом топает каблуками вниз по лестнице. Мы с Коваленко остаёмся наедине. Сашка на меня не смотрит. Он тоже сегодня без обеда – снимать маску в присутствии привитых нельзя.

– Можешь есть, я никому не скажу, – взбираюсь на парту и заклеиваю глазок камеры кусочком разжёванной бумаги. Сердце бешено колотится, щёки пылают. Кажется, у меня даже температура подскочила.

Сашка улыбается, поднимает щиток, аккуратно снимает маску и убирает в пластиковый пакет. Достаёт из рюкзака контейнер. В нём две котлеты, макароны, нарезанный ломтиками огурец и два кусочка хлеба.

– Будешь?

На меня словно выливают тонну холодной воды, чуть не плачу. Я думала, Сашка нас всех презирает. Потому что мы – общество, а он нет. Смотрю в его лицо. Карие с искорками глаза. Нос с горбинкой, как у римских императоров. Губы… В животе кипит лава. У меня точно температура.

Сажусь напротив. Мы так близко, что я чувствую тепло его дыхания. Все вопросы, которые я хотела задать, утонули в лаве. Мы просто хрустим огурцами и улыбаемся. И молчим.

Двадцать минут пролетают незаметно. В коридоре уже слышны голоса. Саша вдруг наклоняется ко мне и шепчет:

– Мы бежим в Швецию. Сегодня ночью.

В замке скрипит ключ. Саша быстро надевает маску. Я едва успеваю плюхнуться на свой стул. Сашкина тайна бьётся в груди, как камень в стеклянной банке.

Вот и всё. Вот и всё. Вот и всё.

Боюсь, что меня разобьёт этим камнем изнутри.

Больше на Сашку я не оглядываюсь.

«Благодаря бдительности граждан сегодня ночью был задержан грузовик с невакцинированными перебежчиками. В ходе перестрелки погибли двенадцать человек, из них четверо детей и подростков. Силы правопорядка потерь не понесли.

Уничтожены последние противники нового общественного уклада в нашем городе.»

Разбитая дорога в рай

Эрик Керси, Велимир Строгов

Под светлой бронёй бешено колотилось сердце. В густом рыжем мареве что-то глухо ударилось о доски, и Киран машинально отвернулся. Нет, его не пугал вид смерти. Шармийский хранитель не единожды наблюдал за тем, как Асим вершит судьбы, но всякий раз, когда в дело шло старое огнестрельное оружие, предназначенное для расправы над мародёрами, тело охватывал колючий холодок. И вот теперь, когда MINSAS выплюнул короткую очередь в преступника, Киран снова не смог сохранить невозмутимость.

– Пора бы уже привыкнуть, – прошелестел динамик на шее Асима. Хранитель в чёрной броне вернул укороченную штурмовую винтовку в отсек за спиной и вытер переднюю часть шлема, выполненную из монолитного и непрозрачного снаружи поликарбоната. – Признаться, я бы и сам предпочёл не убивать здоровых людей.

И хоть тёмный пластик скрывал их лица, Киран знал, что в этот момент его напарник был серьёзен.

На дисплее витометра медленно гасла красная цифра 9. Если бы только этот несчастный не выбрал путь беззакония, город распахнул бы перед ним свои врата. Шарма… Город-рай с величественными гранитными колоннами, торговыми площадями, чистой водой и свежими продуктами. Город, о котором жители заражённых территорий могли только мечтать.

Безликие стражи, с ног до головы закованные в оболочку из сверхпрочной керамики, двинулись к полуразрушенной арке. Море неподалёку рокотало, выбрасывало пенные волны в сторону незваных гостей, а небо всё сильнее затягивала пелена.

– Темнеет, – тихо произнёс Киран, остановившись у самого подножия арки. – Переночуем здесь?

– Похоже, что придётся, – отозвался Асим. – Топать ночью к перевалочной станции – благодарю покорно. Мне хватило прошлого раза.

Кирана передёрнуло при воспоминании о том, как однажды они попали в засаду мародёров. Те явно рассчитывали на лёгкую поживу, прячась в развалинах вдоль Гаури – единственной уцелевшей дороги в Шарму. Но судьба распорядилась иначе.