– Богатая страна лежит у нас под боком. Дикая и пустынная страна. О ее хозяйственных возможностях даже китайцы узнали только после проведения русскими Китайско-Восточной железной дороги, – сказал Делюсто.
– Китайцы должны быть благодарны русским за эту дорогу, – отозвался барон Таубе.
– М-м-мм, – пробурчал Зверев, криво улыбаясь.
Вдоль полотна дороги, через три-четыре километра, красовались маленькие крепостцы железнодорожной охраны, построенные для защиты от хунхузов, налеты которых все еще продолжались.
За Сунгарийским мостом, на большой равнине, сказочно быстро рос шумный Харбин. На реке у пристаней стояло десятка полтора красивых речных пароходов, курсирующих по Сунгари и Амуру от Харбина до Благовещенска, Хабаровска и Николаевска. Жизнь в Харбине била ключом. В огромные плоскодонные баржи грузили пшеницу, бобы, бобовое масло, ячмень, яйца. Непрерывно дымили трубы мукомольных мельниц. На станциях продукты были баснословно дешевы. Край поднимался к жизни.
Сутолока Харбинского вокзала ошеломила Тихона. Густая толпа китайцев жужжала на перроне. Сквозь нее трудно было пробраться. У него то и дело вырывали чемодан с предложением довезти до гостиницы.
– Тихон, Тихоня! – услышал Подковин позади себя женский голос. – Куда ты торопишься?
– Валя!
Подковин покраснел и опустил глаза. Ему стало радостно, и в то же время что-то смущало его. Он растерялся.
– Да здравствуй же! – Валя схватила Тихона за свободную руку и поцеловала в щеку. – Не ожидал? Фима молодец, телеграфировала.
Поставив чемодан, Тихон взял Валю за руки, посмотрел в ее глаза:
– Здравствуй, Валюша!
– Ах, боже мой, как я соскучилась об Иркутске… Ты совсем изменился. Китель тебе идет.
Подковин взглянул на судейских чиновников.
– Тебе нужно переговорить с секретарем! Пойдем вместе.
Делюсто был удивлен. Валя познакомилась с ним и заявила:
– Сегодня отпустите Тихона Степановича к нам. Мы были друзьями с его сестрой, когда я жила в Иркутске. Завтра утром он явится к вам, куда укажете.
– Я очень рад. Завтра он может найти нас в гостинице «Дальний Восток».
В то время как члены судебной палаты садились на грязные извозчичьи пролетки, Валя с Тихоном прокатили мимо них на паре выхоленных лошадей, запряженных в новенький экипаж.
– Кажется, наш регистратор? – спросил. Малиновский.
– Да, – засмеялся Делюсто. – Сегодня его встретила дочь местного банковского служащего. Растет парень!..
– Знамение времени! – воскликнул Зверев.
6
Поезд мчался между холмов. Слева высилась зубчатая гора. Спутниками Подковина были военный и два торговца.
– Гора Самсон, – сказал военный. – Скоро увидим Киньчжоу. Сильнейшая позиция! А вот и первые укрепления Квантунского полуострова, видите – пояса окопов.
Слева расстилался Талиенванский залив. Утро было тихое. Море манило к себе, и Подковину не хотелось думать о войне и укреплениях. Он был полон впечатлений от пережитого в Харбине. И в то же время какая-то неловкость смущала его. Ему казалось, что в Харбине, в присутствии Вали, он делал и говорил не то, что нужно.
«Вот, кажется, люблю – и вдруг столько сомнений! Боюсь я ее, не верю ей и поэтому не могу полюбить. Но милей нет и не найти. Скоро расстанемся навсегда. Для нее я игрушка, безнадежный разночинец…»
На вокзале в городе Дальнем к Подковину подошел незнакомый русый мужчина.
– Честь имею представиться – Александр Петрович Лыков. На все время вашего пребывания здесь вы мой гость. Я выполняю приказание Иновых. Вот телеграмма, в которой описаны все ваши приметы… Бой! Возьми чемодан!.. Вероятно, требуется оповестить ваших сослуживцев? Пойдемте!..
Держа под руку Тихона, Лыков провел его между вагонами к невзрачному зданию вокзала. Кругом валялись обломки кирпича, шпалы, балки, бочки с цементом. Было жарко и пыльно. Расталкивая прохожих, к Лыкову подбежали рикши.
– Позвольте. Я дойду пешком, – сказал смущенно Тихон, увидев полуоголенного человека, который покорно, навытяжку стоял около ручной коляски.
Вечно и неизменно одна и та же история со вновь приезжающими, – усмехнулся Лыков. Стараясь быть как можно более учтивым, он взял Подковина под локоть и усадил его в коляску. Толпа почтительно раздвинулась. Извозчики и привокзальный рабочий люд знали Лыкова как богача самодура; подвыпивши, он не уступал дороги крупным местным чиновникам.
– Вот это моя хата, – сказал Лыков, указывая на особняк. – Домик приличный, а здесь чертовски дешево мне стал. Рабочих рук с избытком.
В прихожей Лыкову и Подковину низко поклонилась высокая стройная японка в богатом наряде. Она присела так низко, что коснулась коленями пола. Подковин невольно попятился назад.
– Проходите, Тихон Степанович. Знакомьтесь… Моя хозяйка. Саша-сан.
Японка еще раз поклонилась Подковину и, выпрямившись, протянула руку:
– Здравствуйте.
Гость взглянул в лицо женщины – оно было прекрасно. Приседая и пятясь назад, Саша-сан ввела Тихона в гостиную и усадила в мягкое кресло.
– Курите?
– Нет, я не курю.
– Ю ар нот смокинг… Вы не курите?.. – удивленно сказала женщина. – Да, да, я забыл, русский очень многие не курящие… Это хорошо.
– Бой! Приготовь капитану батс [1 – Батс – ванна.] – крикнул Лыков и обратился к Тихону: – Ты – мой друг, давайте говорить сразу на «ты». Примешь ванну и одевайся в то, что тебе дадут. А мундир повесь в гардеробе. Не люблю в домашней обстановке мундиров. Смотришь, это, на него и думаешь: обобрать, каналья, пришел. А у тебя и пуговицы судебного исполнителя…
Обедали в столовой по-европейски, но в халатах и туфлях. Саша-сан сидела на месте хозяйки и искусно – мимикой и жестами – командовала слугами.
Японку, да еще так близко, Подковин видел впервые. Ее узкое лицо, окаймленное густыми волосами, слегка матовая кожа и яркие черные глаза были обаятельны.
– Кушайте, пожалуйста, суп, а завтра русский щи варить будем. О, это очень крепкая пища! Лыков-сан всегда кричи: щи, давай щи!
Японка звонко засмеялась, Белые зубы, точно перламутровые, блестели.
«У каждого народа, есть прекрасные женщины», – подумал Тихон.
– Иркутска большой город? – спросила Саша-сан.
– Большой и красивый. Там протекает быстрая река Ангара.
– Ан-га-ра-а-а, какой звучный слово! – певуче сказала Саша-сан.