Безумный бог

– Я справлюсь.

Маск замер на месте, потом резко обернулся, направив рыльце на Авнера.

– Что ты сказал?

– Я справлюсь. Позволь мне позаимствовать несколько вещиц из этого зала, и я освобожу Мистру.

– Бери все, что хочешь, Авнер. – Теперь настала очередь Келемвара улыбаться. – Когда ты успешно завершишь дело, уверен. Повелитель Теней сдержит свое слово. Так, Маск?

Поначалу Маск решил, что Повелитель Смерти обманул его, но откуда мог Келемвар знать, что он предложит испытать Серафима, не говоря уже о характере испытания? Ответ был один: не мог он ничего знать; хвастовство Авнера было не чем иным, как отчаянной попыткой проклятой души избежать своей участи. На морде кобольда появилась уверенная ухмылка, когда Маск взглянул на Серафима.

– Согласен. Если ты сумеешь освободить Мистру, значит, ты лучший вор, чем я.

36

Время не имеет значения для мертвых, поэтому, когда Адон оказался на слепящих просторах равнины Фуги, он не представлял, как долго туда добирался. Помнил только, как ударился головой о край фонтана и открыл рот, чтобы закричать, но тут же в горло хлынула огромная волна и наполнила его легкие. Его душа покинула тело без всяких усилий, просто выскользнула, и все. Холодные воды подхватили его и понесли, а на поверхности возникло лицо Мистры, размытое и волнистое, но по-прежнему прекрасное, лицо богини из его воспоминаний.

Затем Мистра велела ему произнести ее имя. В ее глазах снова вспыхнула ненависть, а голос зазвучал грозно. Адон вскрикнул и погрузился на дно холодного черного океана, образ богини распался на кусочки и исчез.

После этого его путешествие сразу стало бесконечным и эфемерным. Где-то впереди, в темноте, возник кружащийся свет, и Адон поплыл к нему, пока воды, несущие его вперед, не превратились в вязкий хлюпающий поток жижи. Кружащийся свет превратился в далекое мерцание, и Адон начал прорываться к нему, но грязь с каждой секундой становилась гуще и в конце концов совсем затвердела, став гранитным плато. Далекое мерцание уже казалось ему сияющим лучом на горизонте, и он побрел к нему, спотыкаясь, уже ни о чем не думая. Сияние вдруг расширилось до безграничного белого простора, и патриарх увидел, что стоит посреди равнины Фуги, хотя как он туда добрался, не помнил.

Почва под ногами вздрагивала и ходила ходуном, в воздухе стоял гул миллиона голосов, и повсюду вокруг патриарха души мертвых молили своих богов прийти и забрать их из этой пустыни.

Рядом с Адоном рыдала матрона:

– О, Чантия, Великая Мать, Богиня Золотистого Зерна, Милосердная Дарительница Жизни! Ответь на призыв своей преданной служанки Густы, которая родила пятнадцать детей и каждую весну засеивала плодородное поле и которая молилась тебе каждый день своей жизни. Прошу, забери меня в свои сады…

Небо разрезал луч золотистого света, и над головой Густы появилась крылатая посланница с желтым стеблем кукурузы в руке. Вестница богини опустила стебель, и желтый луч осветил просительницу Чантии; все заботы и тревоги Густы сразу растаяли, а ее душа стала такой легкой, что воспарила по желтому лучу прямо в руки посланницы.

Чуть дальше собралась огромная толпа из сотен колдунов и чародеек, все они смотрели в одну сторону, не сводя глаз с неба. Их тихое бормотание стало нарастать, превратившись в огромную океанскую волну, обрушившуюся на Адона со всей силой.

– Мистра!

Таким громким был этот крик, что патриарх невольно поморщился; он тут же представил, как этот вопль достигает небес и ушей Мистры, сидящей в своем дворце мерцающей магии.

– О, Мистра, Покровительница Тайн, Хранительница Магии, ответь на этот призыв своих Преданных! – Сотни голосов говорили одновременно, но каждое слово звучало четко. – Когда ты заберешь нас, всю жизнь изучавших твои чудеса, всю жизнь распространявших славу твоей магии в каждый уголок земли? Услышь призыв своих почитателей, богиня Магии. Взгляни! К тебе обращается Маидра Могучая, превратившая море Петарк в вино, а также Даршан Ужасный, наполнивший расщелину Нарфелл бриллиантами, а еще Вольдемар Блестящий, который…

Молящиеся продолжали гудеть, рассказывая о подвигах каждого из Преданных Мистры, но не успели они перечислить имена и пяти кудесников, как патриарх увидел десятки посланников других богов, которые появлялись и уносили с собой души молящихся. Из всех божеств Фаэруна только богиня Магии, казалось, не откликается на мольбы своих верных слуг, оставив их на равнине Фуги этаким потерянным стадом. Аден подбежал к толпе:

– Перестаньте! – Расталкивая души, он пробрался в середину. – Мистра не появится! Ей на нас наплевать!

Толпа примолкла, все молча уставились на патриарха.

– Простите меня. – Адон медленно поворачивался, кружась на месте. – Мистра обманула меня, и я невольно обманул вас.

К патриарху шагнула красивая чародейка, оглядела его с головы до ног и, покачав печально головой, отвернулась.

– Пустяки, – сказала она. – Это всего лишь бедняга Адон.

Адон вцепился ей в руку:

– Я видел истинное лицо Мистры! Она злобная ведьма! Если она заботится о нас, то почему тогда не прислала за нами своего вестника?

– Пришлет, – ответила другая душа, это заговорил высокий чернобородый колдун. – Мы должны верить, что пришлет.

– С какой стати! – закричал Адон. – Неужели вы не понимаете, что она нас обманула?

– Бедный Адон. – Чародейка дотронулась до его щеки. – Бедный, безумный Адон.

Адон отбросил руку чародейки:

– Послушайте меня! Глаза Мистры горят ненавистью! Ее рот наполнен ядовитыми клыками…

– Хватит! – Чернобородый колдун толкнул Адона в грудь, свалив его на землю. – Если мы прислушаемся к безумным речам патриарха, то нас постигнет его участь. Он Неверный!

– Неверный! – В ужасе повторил Адон.

– Мы должны покинуть его. – Чародейка попятилась, вынуждая души за ее спиной сделать то же самое. – Его безумие уничтожит всех нас.

Толпа тут же отплыла в сторону, оставив Адона одного на равнине Фуги. Он смотрел им вслед, а когда они отошли настолько, что он уже не слышал их молитв, он перекатился на колени, сложил молитвенно руки и взглянул на небеса:

– О Келемвар, Повелитель Мертвых и Судья Проклятых, услышь призыв своего мертвого друга Адена…

37

Почитатели Кайрика в Зентильской Твердыне представляли собой самую странную группу Преданных во всем Фаэруне. Все семнадцать человек жили в одном холодном каменном зале, спали в одних яслях, устланных соломой, мылись в одной и той же лохани, ели из одной и той же деревянной миски и делили с остальными свои личные вещи без какой-либо вражды или злобы. По их словам, они так поступали из-за многочисленных лишений, которые терпел их город и в особенности их храм, но любой глупец сразу увидел бы, что им по душе такой порядок вещей. Когда мы сидели на голом полу, передавая по кругу миску с кашей – у них даже не было одной ложки на всех, – то все время слышались шутки и смех, и никто не жаловался, когда, опустошая миску, вынужден был наполнять ее из котла.

У огня стояла Сванхилда и рассказывала о моем въезде в город:

– А Малик им и говорит «Я Преданный нашего Повелителя Кайрика, Единственного и Вездесущего». Его не заботило, что охрана или кто еще узнает в нем Истинного Верующего!

Сванхилда больше не выглядела каргой, после того как побывала в храмовой бане. Она и меня вымыла, – как я уже говорил. Верующие Зентильской Твердыни все делили между собой, – и мы оба переоделись в одинаковые льняные одежды, в которые рядились все обитатели храма. Ее наряд обтягивал фигуру довольно ловко, так что она выглядела в два раза моложе, чем тогда у ворот; впрочем, я успел убедиться в этом еще в бане.

– Он пнул охранника, – Сванхилда задрала подол и показала красивой ножкой, как это было, – и въехал в Зентильскую Твердыню гордо, словно сам лорд Оргот. А потом, когда его начали закидывать репой, Хала встала на дыбы и принялась раскраивать черепа, а Малик возопил: «Вот что ждет тех, кто оскорбляет Единственного!»

Сванхилда ткнула пальцем в пол и заговорила басом, хотя у меня голос гораздо выше. Ее соратники громко загоготали, но они смеялись не надо мной, а над теми богохульниками, чьи черепа размозжила копытами Хала.

– «Таков гнев Кайрика!» – вопил он, а охранники начали стрелять из самострелов. (Дойдя до этого места в рассказе, Сванхилда уставилась на меня, и я никогда еще не видел столько преданности в глазах женщины.) Он не получил даже царапины. Видели бы вы лица охранников!

Я почувствовал, как запылали мои щеки, ведь Сванхилда уже успела намекнуть, что хотела бы поухаживать за мной после обеда. По правде говоря, она раздавала такие смелые авансы, что удивительно, как я до сих пор не насладился ею, особенно если учесть, что я провел вдали от жены столько лет. Но что значили для меня женщины, когда где-то рядом находилось «Истинное жизнеописание»? Я ни о чем другом не мог думать, как только о том, чтобы выкрасть книгу, и вылечить Единственного от безумия, и спастись от Города Мертвых, и о том, какую великую награду я получу от Кайрика, после того как он выиграет свое дело в суде. Разумеется, меня также волновало то, что оставалось всего четыре коротких дня на все дела, и то, что найти Физула Чембрюла будет очень нелегко в незнакомом городе, тем более разрушенном, и вполне возможно, что у него вообще не окажется «Истинного жизнеописания Кайрика». Но больше всего я думал об ужасных последствиях для Церкви Единственного, если какая-то часть моего плана не удастся, а потому меня не интересовали ни еда, ни сон и, конечно, не интересовали развлечения с женщинами.

– Малик! – Сванхилда потрясла меня за плечо: я настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, когда она отошла от очага. – Настоятель Форнолт интересуется, какое заклинание ты использовал.

– Заклинание? – Я тряхнул головой, чтобы прийти в себя, и нашел глазами среди сидящих в круге Форнолта Черное Сердце. Настоятель, как они его называли, был человеком лет пятидесяти, со змеиным взглядом, такой же тощий, как любой из его прислужников, и готовый в любую секунду оскалиться в драконьей улыбке. На указательном пальце он носил железный перстень с печаткой а виде черепа на фоне взорвавшейся звезды. – Не знаю я никаких заклинаний.

Форнолт сморщил свой гладкий лоб, но улыбка каким-то образом не исчезла с тонких губ.

– Так ты не Церковник?