Выше ноги от земли

– О, это было бы… Я была бы вам благодарна! Но я нарушила… Я довезла его до поста ГАИ. Они уже вызвали скорую. Врачи приехали очень быстро. Очень быстро! А теперь они рассказывают мне бог знает какие ужасы и разговаривают со мной, как… Как с зеком!

– Вы спасли ему жизнь. А теперь помогите мне.

– Хорошо, я готова.

– Я заеду за вами завтра, и мы постараемся повторить маршрут.

– Что?

– Мы вместе найдем место…

– Нет! – возразила она, не дослушав. – Мне нельзя уезжать из города!

– Мы никуда не уезжаем.

Тишина длилась минуту.

– Не могу, простите. Мне пора, я устала. Не спала три ночи кряду.

– Да, я понимаю, – согласился Илья. – Но все же прошу подумать еще раз.

– Пообещайте мне, что позвоните, когда можно будет навестить мальчика.

«Пообещайте мне» было похоже на «забудьте мой номер».

– Какого цвета у вас машина? – спросил Илья напоследок.

– Зачем вам это?

– Можете не отвечать.

– Красного.

– Я почему-то так и думал.

– У меня красный «гольф».

Он зашторил окна, выключил свет, и комната погасла. Почернели иконы. Руднев захлопнул дверь, но она отскочила от рамы. Тогда он вспомнил, что замок сломан.

Пиликнул телефон, мелькнула бледная вспышка. Руднев посмотрел на экран и увидел сообщение от Дарьи – карту навигатора с обведенной красным овалом дорогой и подписью «Где-то здесь!».

6

Саша пила растворимый кофе. Сыпала две ложки сахара, заливала по края молоко. Еще зефир, обязательно ванильный. Зефир был на завтрак, обед и ужин, а бывало, и вместо них. Она ставила перед ноутбуком ленивое питье, подбирала под себя ноги, отламывала от зефира ватку и, растопив ее во рту, облизывала сахарные пальцы.

И он, приходя с рассветом, заставал ее все в той же позе и ругал устало, что она не ела и не спала. Он подходил к ней – слова его тихие сыпались вслед по полу, как сухие листья, – целовал в макушку, скидывал одежду и зарывался в постель. Она зашторивала окна и ложилась рядом. И каждое подобное утро Илья засыпал легко и приятно, точно прожил цельную тихую жизнь, а Саша, отвернувшись от его спокойного дыхания, глядела перед собой и долго укачивала себя, ворочая ногой холодную простыню.

– Давай поедем в Париж, – сказала она однажды, так и не сумев заснуть. Саша приподнялась на локтях, запрокинула голову и смочила языком губы, будто пробуя зашедшую мысль на вкус. Лицо ее прояснилось влажной блестящей улыбкой. – Мы едем в Париж!

Саша потрясла Илью за плечо. Потом поцеловала, упала на его грудь и ждала, когда он наконец очнется ото сна.

– Сколько времени? – спросил он, поглядев на часы.

– Прошу тебя, поедем в Париж. Я умру, если мы не поедем.

– У нас нет денег, – пробубнил он, не разбирая идеи и отворачиваясь к стене.

– Отговорки!

Не бросая своей счастливой улыбки, она встала, прошла на кухню, налила полный стакан воды и выпила его жадными глотками. Потом вернулась в комнату и снова нырнула в постель.

– Иля…

Он резко обернулся. Он не спал.

– Что?

Смотреть было больно, и он глядел полузакрытыми глазами сквозь серую мерцающую пелену неслучившегося сна, смотрел на нее со злобой и досадой. Она похудела – он не замечал раньше, насколько сильно: выцвело, осунулось лицо, упали плечи, и голос Сашин от нервной вибрации казался незнакомым и фальшивым. И все же больная худоба нисколько не портила, а только нагнетала ее точную, черно-белую красоту.

– Я вдруг поняла, что нам нужно отдохнуть. Когда у тебя отпуск?

– Сильно ты устала?

– Август или сентябрь было бы здорово.

«Сильно ты устала, сидя месяцами без дела? – повторил про себя Илья. – Август, сентябрь…»

– В сентябре у тебя институт.

– Я решила его бросить.

– Отлично. И что будешь делать?

– Ты сам говорил, что институт бесполезен!

– Я говорил это, когда ты в третий раз решила сменить специальность. Любой институт будет напрасной тратой времени, если там не учиться. Когда ты последний раз была на занятиях?

Саша вырвалась из-под простыни и убежала в кухню, где опять стала пить, проливая на грудь.

– Значит, не институт бесполезен? Это я бесполезна?

Как он не терпел эти моменты, когда любой шаг вел его в западню! Весь мир теперь, казалось Саше, ополчился против нее. А Илья не спешил становиться защитником и, значит, занимал сторону зла. Он все это знал, но играл свою роль. Нельзя было прервать разговор, она – ребенок, не он.

– Ты знаешь, что стоит взять себя в руки, и ты всего добьешься. Ты талантливая, умная…

– Взять в руки?!

Войдя в кухню и увидев, как она прячет заплаканное лицо и трясется мелкой дрожью, он на секунду поверил Сашиным словам, он действительно устал от бесконечных попыток вывести ее из ступора. Он устал от чувства вины перед ней, причину которого не мог отыскать. И сдавался всегда и во всем, признавая отступление единственно мудрым ходом.