Оценить:
 Рейтинг: 0

Россия и современный мир №3 / 2013

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
С этим широко используемым реформаторами в процессе приватизации аргументом связаны многочисленные курьезы: зарплату работающим переставали платить именно в тот самый момент, когда даже высокорентабельные предприятия переходили из государственной собственности в частную. Наиболее яркий пример – Волжский автозавод, прибыль от продажи продукции которого, пользующейся неизменным спросом, особенно на внутреннем рынке, через дилерскую сеть вроде «ЛогоВАЗа» Б. Березовского сразу же уходила в зарубежные, в том числе и офшорные, банки. К концу 1995 г. дилерские структуры задолжали заводу 1,2 млрд. долл. – более трети всего торгового оборота предприятия. Завод не мог не только выплачивать зарплату, но и платить налоги, оплачивать электроэнергию, не говоря уже о расходах на модернизацию. К 1996 г. автомобильный гигант, не имея абсолютно никаких трудностей со сбытом продукции, стал крупнейшим в России налоговым должником.

Проведенное Институтом социологии РАН совместно с «Российской газетой» исследование показало, что и через десять лет после начала реформ принципиальных изменений в своевременности выплаты заработной платы не произошло. Если в декабре 1994 г. не полностью получившим зарплату был каждый четвертый, то в декабре 2005 г. таким был каждый шестой-седьмой работающий. Еще меньше изменилась средняя задолженность: с 6264 руб. она снизилась до 5593 руб. [17, с. 7]. Даже, несмотря на высокую стоимость нефти на мировых рынках, многомесячные задержки по выплате зарплаты в пореформенной России стали обычным явлением. Так, на 1 июля 2005 г. общая задолженность по выплате зарплаты в стране составила 11,9 млрд. руб. [8, с. 48], а на 1 июля 2010 г. – 7,3 млрд. руб.[28 - Аргументы и факты, 2010, № 34, с. 9.]. После стольких лет реформ это вызывает естественное недоумение.

Члены гайдаровской команды и их сторонники не устают убеждать российское общество в том, что одними лишь успехами в регулярной выплате зарплаты их заслуги не ограничиваются. Они ставят себе в актив то, что благодаря их усилиям стране удалось избежать массового голода. Словосочетание «массовый голод» в России всегда звучит как набат, и его здесь воспринимают серьезно. Но этот аргумент очень напоминает заслуги газетчиков в организации солнечного затмения из «Записных книжек» И. Ильфа и Е. Петрова. В 1992 г. не было никакого массового голода. Были пустые прилавки в государственной торговой сети. Но к этому явлению советские люди давно уже привыкли. Жители российских провинций адаптировались к пустым полкам в продовольственных магазинах задолго до распада СССР. Жители Москвы и Ленинграда, разумеется, позже. Многое из рассуждений российских реформаторов выдает «книжный» характер их представлений о своей стране. Такое впечатление, что они никогда не бывали в конце 1970-х и в 1980-х годах ни в Архангельске, ни в Вологде, ни в Перми, ни в других областных, не говоря уже о районных центрах и малых городах и поселках Российской Федерации.

Традиционно в начале весны первые секретари обкомов не давали покоя соответствующим отделам ЦК КПСС, посылая панические сообщения об истощении областных запасов продовольствия, и так же традиционно получали в ответ директиву о необходимости более эффективного использования «внутренних резервов». Поток с мест сигналов «SOS» о нехватке продовольствия стал одним из характерных управленческих атрибутов «экономики дефицита» развитого социализма. В течение всего позднесоветского периода, предшествующего реформам, товарами деньги не обеспечивались, и, соответственно, товары все более стремительно уходили в теневую сферу. Распад СССР был вызван и сопровождался кризисом планово-распределительной экономики. Эта драма государственного управления описана многими авторами, в том числе и Е. Гайдаром в его книге «Гибель империи» [5, с. 352–361]. Но в нашей стране «государство» и «общество» – понятия, если не навсегда отчужденные, то, по меньшей мере, всегда далеко друг от друга отстоящие. Пустые продовольственные базы облисполкомов, как и пустые прилавки продуктовых магазинов – обыденная ситуация, возникшая в стране еще с хрущёвского периода «кукурузации» сельского хозяйства, и ставшая повседневностью практически повсеместно с конца 1970-х годов. Именно тогда по поводу пустых прилавков в магазинах и полных холодильников в квартирах стали появляться многочисленные анекдоты. Таковы были реалии «экономики дефицита».

Как только 2 января 1992 г. были отпущены цены, магазины наполнились достаточно широким ассортиментом продуктов питания. Откуда же взялись продукты? Может быть, кто-то из реформаторов за ночь успел привести в Россию эшелоны с продовольствием? Да нет, просто производители и торговцы, заранее зная об отпуске цен, придерживали товары до этого момента. «В течение трех-четырех месяцев прилавки опустели, – напоминает академик Л. Абалкин, – а складские помещения и оптовые базы (в ожидании “свободы”) были переполнены государственными запасами. Такова правда, но почему-то никто не хочет писать об этом» [1, с. 211]. Не хотят, потому что это противоречит утверждению о том, что реформаторы «спасли Россию от голода».

В последние недели 1991 г. российские СМИ пестрели сообщениями – то в одном месте, то в другом обнаружены очередные тайные хранилища, (склады, контейнеры, рефрижераторы, грузовые вагоны, автотрейлеры и пр.), в которых были припрятаны те или иные продовольственные товары. Не было никакого товарного голода в России, но зато был могущественный теневой рынок. Подчеркивая заслуги реформаторов в отпуске цен, недавно об этом напомнил и Е. Ясин: «Именно это Гайдар и сделал в первую очередь, и прилавки магазинов, если кто не помнит, сразу начали наполняться»[29 - Московский комсомолец, 22.01.2010, с. 5.]. Действительно, кто-то может сегодня уже и не помнит о «чудесном» превращении пустых прилавков в полные, но для большинства россиян среднего и пожилого возраста этот эпизод прочно отложился в памяти.

Приведенный в защиту Е. Гайдара довод Ясина – типичный пример явления, которое в психологии называется «автоматической ошибкой мышления». Стоит рассмотреть этот аргумент наиболее авторитетного и последовательного защитника реформ подробнее. З. Фрейд в работе «Остроумие и его отношение к бессознательному» описывает ситуацию, в которой речь идет о сватовстве, за которое посредник (по-русски, сват) получает свой гонорар. «Жених делает первый визит в дом невесты вместе с посредником, и в то время как они ожидают в гостиной появления семьи, посредник настойчиво обращает внимание жениха на стеклянный шкаф, в котором выставлена напоказ серебряная утварь. “Взгляните сюда. По этим вещам вы можете судить, насколько богаты эти люди”». – «А разве невозможно, – спрашивает недоверчивый молодой человек, – что эти вещи были взяты взаймы только для этого случая с той целью, чтобы произвести впечатление богатства?» – «Ну как вам такое могло придти в голову, – отвечает, возражая, посредник, – разве можно доверить этим людям что-нибудь?!» [20, с. 233].

«Посредник настолько увлекается рвением уверить молодого человека в богатстве этой семьи, – резюмирует З. Фрейд, – что, желая оказаться правым в одном только пункте доказательства, приводит такой довод, который уничтожает все его старания. Автоматизм мышления берет верх» [20, с. 234].

Подчеркивая заслуги Е. Гайдара в том, что он проявил смелость и отпустил цены, что позволило продуктовым магазинам наполнить прилавки, Е. Ясин, конечно же, прав. Хотя отпуск цен – рутинная процедура в переходе от планово-распределительной экономики к рынку. Но этот довод уничтожает все старания защитников реформ доказать, что реформаторы спасли Россию от голода. Тот, кто сегодня пытается уверить общество в положительной деятельности российских реформаторов, попадает в положение фрейдовского посредника. Надо хвалить, хотя хвалить не за что.

Да и резкое подорожание продуктов питания, вызванное отпуском цен, не было чем-то неожиданным для населения. В позднесоветский период цены росли постоянно не только неофициально (пересортица, изменение артикулов и т.д.), но и официально. Так, весной 1990 г. в 3 раза повысились цены на хлеб и в 2 раза на остальные продовольственные товары. В апреле 1991 г. правительство В. Павлова провело очередное значительное повышение розничных цен на продовольствие.

Обойтись без голода удалось не благодаря Гайдару, Чубайсу и Коху, а благодаря характерному для русских мощному, можно сказать, даже беспримерному, инстинкту выживания. Население в нашей стране традиционно само кормит себя. Даже спустя 18 лет после начала реформ, 90% (!) потребляемых овощей выращивается в личных и семейных хозяйствах граждан России. Эту цифру привела министр сельского хозяйства РФ Елена Борисовна Скрынник в своем интервью радиостанции «Эхо Москвы» 12 января 2010 г.

Тогда же, в 1992 и 1993 гг. население России привычно вооружилось лопатами и мешками с семенным картофелем. Многим еще памятна картина, когда среди пассажиров пригородных поездов в те годы доминировали тысячи горожан, вынужденных работать на садовом участке (на знаменитых «шести сотках»[30 - Еще в 1979 г. приусадебные участки, занимавшие всего менее 3% сельхозземель, давали стране почти 60% картофеля, 35% овощей, 30% молока, почти 30% мяса и 33% яиц.]), так как появившиеся после отпуска цен на прилавках в магазинах продукты питания были недоступны для значительной части населения страны. На московских и ленинградских вокзалах пассажиры прибывающих в эти города поездов, как пригородных, так и дальнего следования, везли или для себя, или для своих родственников и знакомых, произведенные в «частном секторе» продукты питания.

Еще один парадокс экономических реформ заключается в том, что случаи массового голода были действительно зафиксированы в России, но только через пять-шесть лет после начала реформ (упомянем, в частности, широко известные в военных гарнизонах на Дальнем Востоке в 1996–1997 гг.).

Помимо спасения страны от голода необходимо сказать еще об одной «заслуге» реформаторов: в 1990-х годах Россия избежала гражданской войны. В своей книге «Гибель империи» Е. Гайдар задается вопросом: «Почему же гражданская война началась в Югославии, а не на территории бывшего СССР?» – и отвечает так: «На этот вопрос точного ответа не знает никто». При этом несколькими абзацами выше ответ все же предлагается в его полемике с Э. Тоддом, который в своей монографии характеризует экономические реформы в России как «предельно жестокую и бестолковую либерализацию» [19, с. 175–176]. Возражая Тодду, Гайдар определяет свои реформы как «мирный роспуск империи и экономическую либерализацию… взаимосвязанность которых не могут понять левые западные интеллектуалы, прожившие жизнь в стабильных, демократических обществах» [5, с. 420]. Не оспаривая взаимосвязи между сравнительно «мирным роспуском империи» (если это заслуга, то она принадлежит М. Горбачёву) и «экономической либерализацией» (бесспорная заслуга Б. Ельцина, Е. Гайдара и А. Чубайса), следует все-таки указать на реальные причины не состоявшейся в начале 1990-х годов гражданской войны в нашей стране.

Население России в значительной степени израсходовало свой социально-психологический заряд, или, по терминологии Льва Гумилёва, свой ресурс пассионарности в 1988–1991 гг. – на свержение тоталитарного режима и приведение к власти Б. Ельцина. Скоропалительная приватизация и ее итоги застали общество, утратившее существенную часть своего протестного потенциала, врасплох. Люди внезапно обнаружили, в каком мире они очутились. Послешоковая всеобщая психологическая усталость и апатия – малопригодная основа для гражданской войны, опасность которой никогда не была сколько-нибудь реальной в 1990-е годы, ибо сами же россияне своими собственными руками создали эту власть. Даже многомесячные задержки заработной платы, ставшие практически нормой после начала реформ, не смогли вывести на улицу людей, деморализованных происходящим. А ссылка на Югославию совершенно неправомерна. В отличие от Югославии Россия не была искусственным послевоенным новообразованием, соединением различных примерно равных (или однопорядковых) по численности дюжины этнических и конфессиональных групп[31 - В 1979 г. в Югославии было сербов – 37%, хорватов – 24%, остальные 39% составляли словенцы, македонцы, черногорцы, бошняки, косовары, албанцы, венгры, словаки, турки, румыны и др. (См.: БСЭ, изд. 3-е. Т. 29. С. 566.)]. Как можно сравнивать, созданный Антантой на руинах Австро-Венгерской империи в ноябре-декабре 1918 г., конгломерат народов в облике Королевства Сербии, Хорватии, Словении и Македонии, получивший затем название – Югославия, с тысячелетней державой, в которой русские составляли более 83% населения?[32 - Россия – одна из самых моноэтнических стран Европы. Для сравнения: в Англии собственно англичан 64%, шотландцев – 10%, ирландцев – 6%, валлийцев – 5%, индусов и пакистанцев – 4,5%, выходцев из Вест-Индии – 3,5%.] Да и в исторической памяти россиян еще не стерлись ужасы Гражданской войны 1918–1921 гг. Иммунитет, приобретенный в тот трагический период нашей истории, долго не будет утрачен. При этом абстрактный характер этой пугающей перспективы подчеркивает ее надуманность. Ведь на вопросы «кто и против кого?» до сих пор никто из оракулов гражданской войны не может ответить.

Поэтому «заслуга» реформаторов в том, что России удалось избежать гражданской войны, вполне соответствует их «заслугам» по спасению России от голода. Истина скорее в обратном: через три года после начала реформ российские руководители своей политикой (неважно, непродуманной или корыстной) все-таки вызвали локальную гражданскую войну. В этот формат вполне обоснованно укладывается десятилетняя война в Чечне, подлинные причины которой остаются тайными до сих пор. Как и то странное обстоятельство, что первые бомбы, сброшенные на Грозный, были предназначены для уничтожения здания национального банка Чеченской Республики. И еще более странное обстоятельство, что только категорический запрет из Москвы (самого близкого помощника президента О. Лобова[33 - Олег Иванович Лобов – доверенное лицо Б. Ельцина еще со времен его работы в должности первого секретаря Свердловского обкома КПСС. Как самый близкий и самый надежный помощник президента в июне 1996 г. был назначен первым вице-премьером правительства России. Эпизод, описанный Баскаевым, далеко не единственный, приоткрывающий завесу над подлинными причинами чеченских войн.]) помешал летом 1995 г. уничтожить все высшее командование чеченских вооруженных отрядов, о чем со всей ответственностью свидетельствует генерал-полковник Баскаев, заместитель командующего Объединенной группировкой федеральных сил в Чечне[34 - См.: Интервью Баскаева. Новая газета, 04.10.1999, с. 4–5.]. По мнению многих экспертов, армия тогда была принесена в жертву корыстным интересам новой номенклатуры. А. Чубайс в те трагические дни прославился фразой: «В Чечне возрождается русская армия! А кто думает иначе – предатель!» «Золотое перо» современной российской журналистики А. Минкин написал, что «так говорить может только негодяй. Если он верит в то, что говорит, – значит, глупый негодяй. Если не верит, но хочет угодить власти, – циничный негодяй, одобряющий смерть людей ради своей выгоды»[35 - Московский комсомолец, 10.12. 2004, с. 3.].

Итак, все то, от чего должны были спасти Россию реформы и приватизация как стержень реформ, каким-то роковым образом происходило именно после их реализации.

Впрочем, «предчувствие гражданской войны» было еще раз использовано в конце 1996 – начале 1997 г., когда катастрофические результаты приватизации стали настолько очевидны, что в обществе все громче и громче начали раздаваться голоса о необходимости пересмотра ее итогов. Вот тогда в российских СМИ появились многочисленные и грозные предостережения о том, что «новый передел собственности неизбежно приведет к гражданской войне». Таким образом, угрозу гражданской войной российским реформаторам пришлось использовать дважды – и в начале приватизации, и после ее окончания.

Сакральная фраза о своевременности приватизации, ибо в противном случае «могло быть хуже», повторяется реформаторами и их апологетами уже так много лет, что превратилась в воинственное заклинание. «Могло быть хуже» – по-видимому, то самое единственно возможное оправдание содеянного, которое во всех случаях справедливо. Так как всегда можно вообразить что-то еще более страшное. Ведь человеческая фантазия, так же как и алчность, доверчивость, глупость, фанатизм, безграничны. Поэтому при любом исходе можно представить ситуацию, когда «могло быть хуже». Но обескровив свою страну, остановив ее развитие, объяснять населению, что могло быть еще хуже – это все-таки перебор, это какое-то запредельное кощунство.

Литература

1. Абалкин Л.И. Россия: Поиск самоопределения: Очерки. – М., 2002. – 427 с.

2. Бронштейн М. На рубеже эпох. – Таллинн, 2002. – 104 с.

3. Ванденко А. Быть Чубайсом. Интервью с А. Чубайсом // Итоги. – 2011. – № 3.

4. Гайдар Е. Государство и эволюция. – М., 1995. – 222 с.

5. Гайдар Е. Гибель империи. Уроки для современной России. – М., 2006. – 448 с.

6. Глинкина С.П. Приватизация: Концепции, реализация, эффективность. – М., 2006. – 235 с.

7. Зарплата и расплата: Проблемы задолженности по оплате труда / Под ред. Т. Малевой. – М., 2001. – 214 с.

8. Краснов Л. Способна ли Россия развиваться быстрее и эффективнее? // Мир перемен. – № 4. – 2005. – С. 46–59.

9. Куда идет Россия. Белая книга реформ / Составители: С.Г. Кара-Мурза, С.А. Батчиков, С.Ю. Глазьев. – М., 2008. – 447 с.

10. Мир вокруг России: 2017. Контуры недалекого будущего. – М., 2007. – 160 с.

11. Некипелов А.Д. Очерки по экономике посткоммунизма. – М., 1996. – 340 с.

12. Никулин Н.М. История предпринимательства в России. Учебное пособие. – М., 2007. – 232 с.

13. Печенев В. Смутное время в Новейшей истории России. 1985–2003. Исторические свидетельства и размышления участника событий. – М., 2004. – 365 с.

14. Полторанин М. Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса. – М., 2011. – 512 с.

15. Путь в Европу / Под общей редакцией И. Клямкина и Л. Шевцовой. – М., 2008. – 400 с.

16. Симонян Р.Х. Россия: От федерации к конфедерации? // Диалог. – 1997. – № 4.

17. Свобода. Неравенство. Братство. Социологический портрет современной России / Под общ. ред. М.К. Горшкова. – М., 2007. – 448 с.

18. Солженицын А.И. Россия в обвале. – М., 2009. – 206 с.

19. Тодд Э. После империи. Pax Americana – начало конца. – М., 2004. – 235 с.

20. Фрейд З. «Я» и «ОНО». Труды разных лет. Книга 2. – М., 1991. – 427 с.

21. Шевцова Л.Ф. Дилеммы посткоммунистического общества // Политические исследования. – № 5. – 1996.

22. Явлинский Г. Периферийный капитализм. Лекции об экономической системе России на рубеже XX–XXI вв. – М., 2003. – 159 с.

23. Ясин Е., Андрущак Г. и др. Социальные итоги трансформации, или Двадцать лет спустя // Вопросы экономики. – № 8. – 2011. – С. 77–95.

24. Terk E. Privatisation in Estonia. Ideas, Process, Results. – Tallinn, 2000.

25. Fish M.S. When Mone Is Less Superexecutive Power and Political Underdevelopment in Russia. – Russia in the New Century: Stability or Disorder? / V.E. Bonnel, G.W. Breslauer (eds), Boulder, Colo. – Oxford, UK: Westview Press, 2001.

Этические основания российской модернизации[36 - Текст подготовлен при поддержке проекта № 12-П-6-1007 «Общественные науки и модернизационные вызовы XXI века», выполняемого в Институте философии и права УрО РАН.]

    В.С. Мартьянов

Мартьянов Виктор Сергеевич – кандидат политических наук, доцент, ученый секретарь Института философии и права УрО РАН.

Универсальный проект общества Модерна, выросший из Просвещения, был нацелен на овладение человечеством его собственной судьбой, надежду на успех этого предприятия давало развитие науки и техники [16]. Стремление к непрерывным улучшающим изменениям, инновациям само по себе становится ключевой и едва ли не единственной традицией современности. При этом инновации должны быть общественно контролируемыми, легитимными, быть предметом широкого, периодически пересматриваемого консенсуса, чтобы не угрожать разрушением самому обществу Модерна. Поэтому модернизация является непрерывным процессом, осуществляемым в условиях неопределенности или свободы в принципиально незавершаемых условиях демократии, где не бывает социальных сил, побеждающих раз и навсегда с нулевой суммой. Этот процесс нетождествен движению к некоему идеальному конечному состоянию, которое часто представляется уже воплощенным в той или иной социально-политической и культурной реальности. Соответственно предметом дискуссии в обществе Модерна может быть не столько сама модернизация, сколько ее субъекты, приоритеты, различные цели и заключенные в них ценности. Проектный характер общества Модерна выражается в соревновательности различных моделей, дифференциации различных целеполагающих проектов развития внутри Модерна. Глобальное объединение локальных политических пространств, торговли и финансов, выравнивание стандартов и законодательств, укрупнение производственных цепочек неизбежно снижает значение домодерновых различий современных обществ.

Актуальные проблемы модернизации российского общества обусловлены, прежде всего, уже не экономическими причинами, а отсутствием в модернизаторских проектах внятных и достаточно универсальных этических оснований, ориентированных не только на удовлетворение частных и корпоративных интересов различных социальных групп, но и на увеличение общественных благ для всего населения. Россия приняла донельзя огрубленную версию либерального морального минимума – мораль рыночного капитализма, которая релевантна для модели «человека экономического» эпохи первоначального накопления капитала, но не для «человека политического» как гражданина эпохи Модерна. В ситуации отказа от проекта «советского Модерна» в российской политической мысли возникают феномены разных вариантов «локальной морали», которые выражаются то в попытках создания национальной идеологии, то в провозглашении России энергетической сверхдержавой, то в символическом возрождении советского и имперского наследия, то в попытках православия стать вновь государственной религией. Однако подобная реакция на обострение фактора морального дефицита современного российского общества интеллектуально бесплодна. И по этой же причине нет способов поставить вопрос о «справедливом мироустройстве» или даже придумать «национальную идею». Очевидно, что слабая Россия не сможет реализовать никакого варианта модернизационного проекта. Тем более, если этот проект не имеет внятных этических оснований, разделяемых большинством и основанным на его долгосрочных интересах [15].

<< 1 2 3 4 5 6 >>
На страницу:
4 из 6