Россия и современный мир №3 / 2014

В конечном счете, как известно, противоречия между католицизмом и православием, как и политические опасения Короны, были сглажены принятием Брестской унии. 14 июня 1596 г. Сигизмунд III издал универсал о соединении церквей и проведении Собора, начало которого было назначено на 6 октября. Собор был проведен с нарушением прав православных мирян; тем не менее на третий его день от митрополита поступило окончательное заявление о принятии суверенитета Папы Римского [5, с. 172]. Формальные итоги Брестского Собора были закреплены универсалом короля от 15 октября 1596 г. Киевская митрополия была объявлена униатской, и православные приходы должны были перейти под ее юрисдикцию. Фактически это дало возможность Сигизмунду III объявить православие нелегальной конфессией, хотя белое духовенство, церковные братства и православная магнатерия оказывали сопротивление насаждению новых порядков [6, с. 10, 12–14]. Однако «униатам передавались епископские кафедры, монастыри, школы, церковные здания; латиняне и униаты врывались в православные храмы во время богослужений, мучили и били священников и прихожан» [цит. по: 5, с. 173].

Из последующих событий необходимо отметить присоединение к антиуниатскому движению с 1610 г. казачества [6, с. 16], при поддержке которого православная Киевская митрополия была восстановлена в 1620 г. и легализована в 1632 г. [5, с. 173]. Тем не менее проблема положения православия в Речи Посполитой осталась и в итоге выразилась в обострении диссидентского вопроса, который послужил ключевым предлогом для участия Российской империи в разделах Польши [1, с. 38]. И хотя в 1772–1795 гг. России достались территории с тотальным распространением грекокатолицизма, возвращение в православие большей части населения в дальнейшем происходило достаточно легко, о чем свидетельствуют результаты миссии Садковского 1794 г. и Полоцкого Собора 1839 г.

Таким образом, даже догматическая сторона оформления грекокатолицизма говорит о его близости православию. Прежде всего это следует из упоминания в «артикулах» приверженности православным догматам. Назначенные Короной епископы, ставшие апологетами унии, в целом, стремились лишь к получению опоры в виде крепкого суверенитета, с целью ограничения влияния на них светских локальных социальных групп (магнатов и братств). В итоге, грекокатолическая церковь попала под клерикальный суверенитет Святого Престола и, как следствие, могла рассчитывать на активную поддержку Короны. Однако само положение епископов-униатов, подстрекавшее их к поиску покровителя, – это результат политической провокации Короны, предприимчиво пользовавшейся правом выбора и утверждения западнорусских архиереев. Индуцированные ею конфессиональные преобразования позволили Короне не только ослабить потенциально враждебное население западнорусских земель, но и усилить политическую консолидацию своих воеводств, опиравшуюся, в том числе, на подчинение епископств Святому Престолу. При этом сплочение населения на основе веры грекокатолицизм продолжал приводить в исполнение, благодаря сохранению византийской обрядовости. С учетом фактов массового возвращения в православие в XVIII–XIX вв., рассмотренный аспект говорит о Брестской унии как об искусственном, политически инициированном событии, давшем церковь, старую по форме и лишь слегка измененную по содержанию.

Ситуация для грекокатолицизма изменилась в 1772 г. с оккупацией Габсбургами Галиции. В 1781 г. император Иосиф II издал «Патент о толерантности», провозглашавший равенство всех конфессий в пределах наследных владений Габсбургов, но вместе с тем урезавший права и привилегии римско-католической церкви [14, c. 248–249]. Подобные изменения привели к переформатированию суверенитета, выступавшего основой для грекокатолицизма, сохранившего влияние в Галиции: отныне униаты в большей степени опирались на стремившуюся к централизации власть императора. Наряду с политикой абсолютизма Венского двора в 1790–1867 гг. такие условия давали возможность грекокатолицизму функционировать автономно, на деле реализуя православный обряд и православную пропаганду.

Однако после революционных событий 1848–1849 гг. и поражения в австро-прусской войне 1866 г. центральная власть в Вене все больше теряла свои позиции, что привело к преобразованию Австрийской империи в дуалистическую монархию и принятию в 1867 г. Конституции Цислейтании (Австрии). В последней была зафиксирована идея национального равноправия, выразившаяся, в том числе, в формировании действовавшего на постоянной основе многонационального общеавстрийского парламента [14, c. 612]. Автономность провинций была расширена, однако наиболее существенными атрибутами автономии обладала лишь Галиция из-за стремления Вены заполучить расположение крупной польской аристократии и шляхты [14, c. 612–613]. Нельзя забывать, что Галиция представляла собой значительную по территории не немецкую окраину Цислейтании, что подстрекало австрийцев сделать из поляков твердых приверженцев доктрины австрославизма [14, c. 264]. Таким образом, Галиция начала становиться одним из главных центров польского национализма, и к концу 1880-х годов «польские политики уверили Вену, что рано или поздно можно будет воссоздать Польшу <…> в прежних исторических границах, но во главе с Габсбургами. Для проведения в жизнь этой затеи надо было подготовить почву, прежде всего в галицко-русском обществе» [цит. по: 13, с. 176], составлявшем основу сельской местности Галиции, остававшейся к концу ХIХ в. чисто аграрной провинцией [14, c. 620].

С этой целью на Галицком сейме 1890 г. было принято второе издание Брестской и Люблинской унии в миниатюре. Но еще до этого события в 1882 г. началось активное проникновение в униатские базилианские монастыри иезуитов, которые проводили коренное реформирование не только монастырской жизни, но и работы духовных семинарий [13, с. 176]. Из последних стали изгоняться русские воспитанники-кандидаты, начали преследоваться священники-русофилы – приверженцы канонического грекокатолицизма, предполагающего, соответственно, выдержанную византийскую обрядовость. Подобные изменения привели к тому, что практически все ниши базилианского ордена, основной клерикальной силы грекокатолицизма, были заняты украинофилами, которые с проповеднической кафедры побуждали народные непросвещенные массы к борьбе со «схизмой» и «москалями» [13, с. 177]. В итоге, после Галицкого сейма 1890 г. украинофилы во главе с депутатом Романчуком провозгласили не только преданность Австрии, но и принципиальное подчинение Риму. Окончательно же украинскую партию (за исключением радикалов[5 - Нежелание поддерживать радикальное крыло украинофилов представляется весьма важным фактом, говорящим об отсутствии в планах польских политиков-националистов проекта оформления украинской государственности.]) поставил на службу грекокатолицизма Львовский митрополит Сильвестр (Сембратович) [13, с. 176].

Итак, ослабление центральной власти в Австро-Венгрии после 1867 г. и значительный политический и экономический вес польского населения Галиции, заинтересованного в воссоздании национального государства, вывели поляков на место главной светской основы грекокатолицизма. Причем польская интеллигенция и аристократия, представлявшие в условиях Австро-Венгрии лишь локальную социальную группу, поддерживались Веной как перспективный источник власти. Однако полякам Галиции предстояло склонить на свою сторону значительное по численности сельское население, ориентированное в своем самосознании на Россию, вследствие чего греко-католическая церковь, путем постановки ее на службу польским интересам, была использована как инструмент антирусской пропаганды. Так, в конце ХIХ в. в Галиции повторилась ситуация рубежа XVI–XVII вв., когда греко-католицизм был использован для консолидации населения во имя польских национальных интересов.

Надо сказать, что такая политика не принесла желаемых результатов, о чем свидетельствует массовость и активность перехода в православие, координировавшегося епископом Житомирским и Волынским Евлогием (Георгиевским), мирян-униатов Восточной Галиции, занятой в 1914 г. российскими войсками. Это не относилось к грекокатолическому духовенству [2, с. 28–29], представлявшему собой отчужденную от интересов паствы структуру.

Итак, можно сделать общий вывод о том, что грекокатолицизм – это действительно один из компонентов украинского национализма, который, однако, с конца XIX в. выступает лишь средством пропаганды украинофильства. Причем антирусская позиция грекокатолицизма проявляет себя лишь в моменты активизации польских национальных интересов. Если создаются условия, при которых грекокатолицизм может опираться на идеологически нейтральную централизованную светскую власть, как это было в Галиции 1772–1880-х годов, то он, по сути, перестает чем-либо отличаться от православия, лишь формально признавая клерикальный суверенитет Папы Римского. Таким образом, грекокатолицизм – это генерированное Польшей средство в ее геополитической борьбе с Россией за контроль над западнорусскими областями. К использованию и поддержанию этого средства в работоспособном состоянии во второй половине ХIХ в. подключилась Австрия, геополитические интересы которой переместились на Балканы, где вступили в столкновение с российскими [14, c. 609]. В том числе, именно поэтому Габсбурги, заручившиеся обещаниями польских националистов об их месте во вновь образованной Польше, начали диалог на основе австрославизма с поляками, активно использовавшими грекокатолицизм в своих целях.

Однако по мере укрепления самостоятельности сельского населения Галиции, использовавшийся поляками украинский национализм начал выходить из-под контроля и превращаться в независимую политическую силу, враждебно настроенную по отношению как к России, так и к Польше. Поистине трагический выход такие процессы нашли в период Второй мировой войны в виде учиненных украинскими националистами погромов на Волыни и в Сахрыни.

Что касается урегулирования этнополитического конфликта на Украине в нынешних условиях, грекокатолицизм необходимо рассматривать как один из рычагов установления диалога с украинскими националистами, который может способствовать позитивной социализации националистических групп.

Литература

1. Аржакова Л.М. Диссидентский вопрос и падение Речи Посполитой (дореволюционная отечественная историография проблемы) // Петербургские славянские и балканские исследования. – 2008. – № 1 (3). – С. 31–39.

2. Бахтурина А.Ю. Воссоединение униатов с православием: Политика российских властей в Восточной Галиции в 1914 г. // Новый исторический вестник. – 2011. – № 27. – С. 26–37.

3. Богослужение православной церкви // Православная библиотека «Золотой Корабль». – URL: http://www.golden-ship.ru/load/tainstva_cerkvi/bogosluzheniepcerkvi/66-1-0-1753 (Дата обращения: 11.05.2014.)

4. Большаков А. Униатский «майдан». Роль грекокатолической церкви в государственном перевороте на Украине // Русский мир Запорожья. – URL: http://rusmirzp.com/2014/04/30/ category/religion/52750 (Дата обращения: 9.05.2014.)

5. Вернадский Г.В. Историки русского зарубежья. «Соединение церквей» в исторической действительности // Вопросы истории. – 1994. – № 7. – С. 155–174.

6. Дмитриев М.В. Религиозные войны в Речи Посполитой? К вопросу о последствиях Брестской унии 1596 года // Петербургские славянские и балканские исследования. – 2008. – № 1 (3). – С. 3–22.

7. За «экстремистскую речь» священник Михаил Арсенич получил каноническое предупреждение // Коломыйско-Черновицкая епархия УГКЦ. – URL: http://kolomyya.org/se/sites/ep/ 53854/ (Дата обращения: 11.05.2014.)

8. Зонова Т.В. Вестфальская система // Вестник МГИМО – Университета. – 2008. – № 1. – С. 78–80.

9. История Древнего мира: Античность: В 2 ч. / А.И. Немировский. – М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС, 2000. – Ч. 2. – 480 с.

10. История искусств / А. Воротников, О. Горшковоз, О. Ёркина. – Минск: Литература, 1997. – 608 с.

11. История международных отношений: В 3 т. / Под ред. А.В. Торкунова, М.М. Наринского. – М.: Аспект Пресс, 2012. – Т. 1: От Вестфальского мира до окончания Первой мировой войны. – 400 с.

12. Луговой В.Н. Особенности формирования религиозной ментальности средневековой Руси // Известия ТулГУ. Гуманитарные науки. – 2008. – № 1. – С. 16–22.

13. Марков Д. Галицко-русский вопрос // Русин. – 2009. – № 4 (18). – С. 173–181.

14. Новая история стран Европы и Америки / И.М. Кривогуз [и др.]; под ред. И.М. Кривогуза. – М.: Дрофа, 2005. – 909 с.

15. Петрушко В. Украинская грекокатолическая церковь в первые дни Великой Отечественной войны. – URL: http://www.pravoslavie.ru/archiv/ukrgrekocath-vov.htm (Дата обращения: 10.05.2014.)

16. Скандальный спич Фарион: С кем призвала расправиться депутат? // The Kiev Times. – URL: http://thekievtimes.ua/politics/354378-skandalnyj-spich-farion-s-kem-prizvala-raspravitsya-deputat.html (Дата обращения: 15.05.2014.)

17. Советский энциклопедический словарь / Гл. ред. А.М. Прохоров. – М.: Сов. энциклопедия, 1983. – 1600 с.

18. Теория политики / Под ред. Б.А. Исаева. – СПб.: Питер, 2008. – 464 с.

19. Documenta Unionis Berestensis ejusque auctorum (1590–1600). Collegit Welykyi A. Romae. 1970. – 521 s.

20. Encyclical of His Holiness Pope Pius XII On the Three Hundred and Fiftieth Anniversary of the Reunion of the Ruthenian Church With the Apostolic See. December 23, 1945 // Papal Encyclicals Online. – URL: http://www.papalencyclicals.net/Pius12/P12OMNES.HTM (Дата обращения: 1.07.2014.)

Украина в огне

    Ю.И. Игрицкий

Игрицкий Юрий Иванович – кандидат исторических наук, заведующий Отделом Восточной Европы ИНИОН РАН, главный редактор журнала «Россия и современный мир».

Авторское право на название данной статьи принадлежит Александру Довженко, создавшему одноименную киноэпопею об оккупации Украины гитлеровцами в годы Великой Отечественной войны. Но образ страны, охваченной огнем, родился еще раньше. И этот, более ранний образ ближе к нынешним событиям на Украине, поскольку он отражает не героизм народа, борющегося с внешним агрессором, а трагедию народа, ввергнутого в огонь гражданского, внутреннего противостояния. Хотя тогда это был не народ Украины.

77 лет назад Михаил Кольцов, известнейший советский журналист, воевавший в Гражданской войне 1936–1938 гг. в Испании, дал своим «Испанским дневникам» общее название «Испания в огне». Вряд ли он мог предположить, что его родная Украина (он родился в Киеве), пережившая послеоктябрьскую «гражданку», а затем и Великую Отечественную войну (о которой, будучи расстрелян в 1940 г., он еще не знал), окажется, подобно республиканской Испании, в огне гражданского противостояния. Эти строки пишутся в конце августа 2014 г., журнал выйдет в свет еще через месяц – сроки, казалось бы, небольшие, но никто не знает, как повернутся события в этой стране ни осенью, ни зимой этого года. Верно лишь то, что Украина охвачена огнем, который необходимо, но невероятно трудно погасить.

Необходимость погасить пожар гражданской войны остро переживается большинством россиян. Никогда раньше отношения между Россией и Украиной, украинцами и русскими не подвергались столь тяжелым испытаниям. И в отношениях России с Европейским союзом (шире говоря – с Западом) дело еще не доходило до такой острой фазы противостояния. Информационная война перерастает в полномасштабную «холодную войну» образца 1946–1953 гг. Наблюдатель из какой-нибудь иной Галактики мог бы поразиться обилию прямо противоположных и взаимоисключающих оценок происходящего.

Загадка и разгадка – в самой Украине. Здесь нет вины страны и народа, но есть бесспорная вина политических и экономических элит, которые и при Кравчуке, и при Кучме, и при Ющенко, и при Януковиче преследовали каждая свои интересы в борьбе за власть и материальные ресурсы, опираясь на поддержку внешних сил и не желая искать компромиссы во имя сохранения единства страны и ее стабильного развития.

Ошибочно поэтому и сводить корни украинского кризиса к дилемме «с кем быть», с Европой или с Россией. Сама дилемма с точки зрения здравого смысла искусственна[6 - Примечательно заявление Президента РФ В.В. Путина 27 июня 2014 г. на церемонии вручения верительных грамот послам зарубежных стран о том, что «попытки навязать украинскому народу искусственный выбор между Европой и Россией подталкивает общество к расколу, болезненному внутреннему противостоянию» (http://ria.ru/world/20140627/1013819292.html). Ключевые слова здесь: «искусственный выбор». Это, по сути, первая важная политическая декларация Кремля о возможности развития нормальных и, не исключается, плодотворных отношений в треугольнике «Россия–Украина–ЕС».], она суть порождение крайне националистического и шовинистического менталитетов, продукт воображения людей, полагающих, что сложнейшие вопросы национального развития можно решить посредством простого выбора однозначной геополитической ориентации и жесткого, едва ли не исступленного противодействия выбору иной геополитической ориентации. Больше того, становится все более очевидным, что такая постановка вопроса не просто раскалывает Украину, но и ставит под сомнение ее существование как единой страны, единого государства.

Но этот краткий вердикт не помогает понять, почему в последние девять месяцев события в Украине складывались именно так, как они складывались, а не иначе. С каждым новым месяцем появляются новые ракурсы и углы зрения, под которыми можно анализировать происходящее в Украине, возникают все новые вопросы, на которые пока нет ответа. Что уж говорить о понимании этих событий рядовыми людьми, если даже премьер-министр России еще в январе 2014 г. заявил, что не понимает происходящего там, а президент РФ на пресс-конференции в Ново-Огареве в марте признался, что определенные вещи стали для него неожиданными.

С течением времени забываются истоки гражданских войн; пролитая кровь и новые потрясения (каким стала, например, гибель малайзийского «Боинга» с 298 пассажирами на борту) отвращают мысли от того, что происходило в конце прошлого – начале этого года. Для понимания причинно-следственной связи между политическими процессами и «большой кровью» на Украине необходимо вернуться в позднюю осень 2013 г., к стартовой точке противостояния тогдашней (подчеркну: пусть плохой, но законной) власти и Майдана, из которого в основном и выросли структуры нынешней власти.

1. Режим Януковича и Майдан

Вопросы, на которые пока нет ответа, стали возникать в ежедневной хронике событий еще тогда, когда их эпицентром был киевский Майдан. После насильственного разгона силами МВД в целом мирной демонстрации 30 ноября началась серия столкновений демонстрантов и органов правопорядка с человеческими жертвами. Кто нападал и пускал в ход оружие первым в ходе этих столкновений с декабря 2013 по февраль 2014 г. – милиция, «Беркут», боевики в толпе или неопознанные снайперы? Какую роль в эскалации противостояния сыграли провокаторы и кем они являлись? Каким был бы ход событий, если бы не было провокаций, бомбометаний и выстрелов?

Есть факты, которые представляются непреложными. Прежде всего это тяжелейшее экономическое положение Украины, которое А. Турчинов, бывший советник Кучмы и соратник Тимошенко, исполняя обязанности президента страны после государственного переворота 21–22 февраля, охарактеризовал предельно кратко: экономическая ситуация катастрофическая, на казначейском счете нет средств. Именно ухудшение материального благосостояния миллионов украинцев на фоне роста коррупции и состояний украинских олигархов вызвало их фундаментальное недоверие к политике В. Януковича и к нему лично – отцу миллиардера А. Януковича. Десятки тысяч людей, среди которых были не только украинцы, но и русские (сообщается – немногим менее трети[7 - Штепа В. Братья по ненависти (http://svpressa.ru/world/article/81693/).]) вышли на Майдан выразить протест против режима, который они считали антинародным.

Фактом является и силовой разгон омоновцами демонстрации, в которой преобладала студенческая молодежь, 30 ноября 2013 г. Если недовольство украинцев политикой Януковича было порохом грядущих баталий, то этот разгон, приведший к человеческим жертвам, стал подожженным бикфордовым шнуром. В последующие дни число митингующих возросло до сотен тысяч человек.

Факт, однако, и в том, что в толпах, составлявших плоть Евромайдана, очень быстро обозначились группы и отряды хорошо обученных и дисциплинированных уличных бойцов, вооруженных дубинками и «коктейлями Молотова», иначе говоря, самодельными бомбами.

И факты таковы, что ведомые этими группами люди стали поджигать автомобильные шины и захватывать государственные и общественные учреждения, что уже никак нельзя зачислить в разряд мирного протеста и преследуется по закону во всех без исключения странах мира[8 - Требования власти освободить захваченный майдановцами Дом профсоюзов, Октябрьский дворец и другие административные здания были признаны законными директором Бюро по демократическим институтам и правам человека ОБСЕ Я. Ленарчиком (http://comments.ua/polotics/440663-obse-priznali-vlasti-zakonno.html).].

Фактом, наконец, следует признать, что 16 января 2014 г. Янукович внес на рассмотрение в Верховную раду, а Рада приняла антидемократические законы, ограничивающие права мирных демонстрантов и доступ граждан к ресурсам Интернета, а также ужесточающие ответственность за «экстремизм» и «организацию массовых беспорядков» (лишение свободы на сроки соответственно до трех и десяти лет) без четкой юридической квалификации этих явлений. Эти законы вызвали новый всплеск протестных акций, и на внеочередном заседании Рада, при согласии Януковича, отменила их, а затем в течение десяти дней с 12 по 21 февраля в ходе переговоров с лидерами оппозиции Янукович принял их основные требования, включая возврат к Конституции 2004 г., досрочные президентские выборы и амнистию задержанным майдановцам.

Здесь мы подходим к очень важной дате – 21 февраля 2014 г. В этот день состоялись переговоры Януковича с лидерами оппозиции Яценюком, Кличко и Тягнибоком при посредничестве глав МИД Германии и Польши Ф.-В. Штайнмайера и Р. Сикорского, а также главы Департамента континентальной Европы МИД Франции Э. Фурнье. Все участники переговоров, включая европейцев, поставили свои подписи под соглашением, предусматривавшим принятие новой конституции Украины и проведение досрочных президентских выборов, а также (sic!) провозглашавшем, что «власть и оппозиция воздержатся от применения силовых мер». С учетом посреднической миссии германского, французского и польского дипломатов это соглашение должно было иметь вес для всех оппозиционных сил и могло по крайней мере способствовать стабилизации обстановки в Киеве и стране в целом. Однако праворадикальный, ультранационалистический сегмент оппозиции во главе с Дм. Ярошем отказался признать компромисс и сложить оружие, если президентом до новых выборов останется Янукович. Ему было предложено уйти в отставку до утра следующего дня под угрозой штурма его резиденции. Итак: Янукович фактически сдал свои позиции; Европа выдала Януковичу временный кредит доверия; майдановские ультрас отвергли мирный путь процесса, который они называли «народной революцией», во имя вооруженного, насильственного свержения существующей власти; при этом они не стали дожидаться и ответа на свой ультиматум, совершив то, что собирались совершить в любом случае.