Россия и современный мир №3 / 2017

Если на территории Ташкентской крепости, где находился Ганн, было только несколько русских офицеров и «обидчиками» выступали они, то Сенчек попал в лагерь в город Туркестан (расположен на территории современного Казахстана. – Т. К.). «После краткого пребывания в Ташкенте нас повезли на север, в Казалинск на Аральском море, где мы рыли в степи оросительный канал от реки Сыр-Дарьи. Я проработал там несколько месяцев, а потом меня отправили в город, где через несколько дней австрийские и венгерские офицеры попросили у русского коменданта послать меня с ними в Туркестан в качестве денщика. …Странные люди были эти австрийские и венгерские офицеры! Даже в плену каждый самый низший по чину сопляк требовал себе денщика. А так как офицеры не имели в своем подчинении других солдат, они муштровали своих денщиков. Без денщика они все бы пропали» [19, c. 213].

Неприязненное отношение австрийских и венгерских офицеров к солдатам-славянам выражалось и в отказе выдать новое обмундирование, которое они могли заказать и получить от австро-венгерского Красного Креста. Сенчек оказался именно в такой ситуации, но сердобольный русский солдат выдал ему новое русское обмундирование.

Австро-венгерские офицеры, встречая солдата Сенчека, отворачивались и громко говорили: «Вот идет изменник родины». По этому поводу они составили протокол и объявили, что по возвращении на Родину передадут его в Военный трибунал [19, c. 214].

Обострял взаимоотношения между военнопленными офицерами и солдатами Австро-Венгерской армии и материальный вопрос. Каждое первое число месяца австро-венгерские офицеры получали по 50 руб. на человека. Питание им стоило примерно 8 руб. в месяц, потому что у них была своя офицерская кухня. Солдаты наличных денег не получали. Австрийским офицерам предоставляли упряжку лошадей для перевозки продовольствия со станции. Они возили его дважды в неделю. За упряжку они даже «спасибо» не говорили возчикам, а об оплате речь не шла вообще. Военнопленные солдаты решили не возить больше провиант австрийским офицерам. Такое демократическое волеизъявление было возможно лишь на волне революционных событий 1917 г. [19, c. 217].

Многие пленные солдаты Австро-Венгерской армии завязывали дружеские отношения с русскими солдатами, которые давали им читать нелегальную революционную литературу. В 1917 г. многие пленные стали активно посещать революционные митинги, а после октябрьских событий вступили в Красную гвардию.

В начале 1917 г. положение австро-венгерских пленных в Туркестане несколько улучшилось, но после февральских событий ситуация стала вновь резко ухудшаться, а к концу 1917 – началу 1918 г. в связи с освобождением пленных стала близка к критической. Ф. Бейли описал, что из себя представляло «освобождение» военнопленных, объявленное советской властью – открытие ворот лагерей и прекращение выдачи питания. Люди неожиданно оказались предоставленными сами себе и во многих случаях условия их жизни оказались еще хуже, чем в лагере [3, c. 42].

Согласно докладу главного врача ташкентского госпиталя для военнопленных Ташкентскому совету рабочих и солдатских депутатов в сентябре 1917 г., среди больных госпиталя, особенно среди больных венерическими заболеваниями, имелись лица, не желающие подчиняться госпитальным порядкам. Это выражалось в нежелании сдавать в цейхгауз свою одежду, в самовольных, без ведома лечащих врачей и администрации госпиталя, отлучках в город, особенно по ночам.

Причина самовольных отлучек, по словам военнопленных, заключалась в необходимости покупать в городе продукты питания и махорку. По мнению администрации госпиталя, это было лишь предлогом, так как ночь не самое подходящее время для похода за хлебом и махоркой.

В госпитале считали, что истинная причина такого поведения пленных – банальная распущенность. Пленные воровали казенное имущество и продавали его на черном рынке. И самое главное, больные, особенно венерическими заболеваниями, с одной стороны, являлись распространителями в городе тяжелых инфекций, с другой – среди больных в госпитале участились случаи сыпного тифа, свирепствовавшего на тот момент в городе [7, Д. 6. Л. 37–38].

Летом 1918 г. товарищ председателя Ташкентского исполкома Всеволод Черневский по поручению президиума Ташисполкома осмотрел места размещения военнопленных в Ташкенте. В своем отчете он отметил, что во главе лагеря, где содержались подданные Австро-Венгерской империи, в качестве коменданта стоял немец-офицер, назначенный датским посольством. Венгры составляли в лагере главный контингент (70%). Славян было ничтожное количество. Условия жизни австро-венгерских пленных Черневский оценил как «скотские». При этом в политическом отношении ничего опасного замечено не было [7, Д. 47. Л. 485–485 об.].

После заключения Брестского мирного договора в 1918 г. в России был создан Комитет иностранных подданных. Военнопленные постепенно начали возвращаться на родину. Летом 1918 г. в Туркестане оставались еще 33 тыс. бывших военнопленных [3, c. 42]. Какая-то их часть еще несколько лет, в качестве иностранных подданных, продолжала проживать и работать в крае.

Судьбы бывших военнопленных в Туркестане сложились по-разному. На улицах среднеазиатских городов можно было видеть военнопленных, просивших подаяние. Оркестры военнопленных играли в чайханах и ресторанах, весь обслуживающий персонал гостиниц состоял из подданных Габсбургской монархии [3, c. 33]. Австро-венгерская форма, которую носил и сам Бейли, с буквами F.J.I. (Император Франц Иосиф) на фуражках, долго мелькала по городам и весям Туркестана [3, c. 30]. Многие женились на вдовах или брошенных женах и начинали заниматься сельским хозяйством или ремеслом. Их потомки до сих пор проживают в независимых государствах Центральной Азии. Кто-то пытался наладить бизнес, но в условиях большевистского режима это было практически невозможно.

Значительная часть военнопленных заняла места русских солдат в армии. Приблизительно половину Красной армии в Туркестане составляли бывшие австро-венгерские военнопленные, в основном венгры. Многих из них пропаганда сделала энтузиастами строительства коммунистического общества. Но это тема для отдельного исследования.

На наш взгляд, главное последствие пребывания на территории Туркестана военнопленных-европейцев имеет гуманитарный характер. Пленные стали своеобразным ретранслятором для Европы древней цивилизации Средней Азии, а для Средней Азии – научно-технических и культурных достижений Европы. Несомненно, многие из них не только искренне полюбили Туркестан, но и придали новый импульс его развитию, оставшись там после окончания войны.

Библиография

1. Архив внешней политики Российской империи (АВПРИ). Ф. 160. Оп. 708. Д. 1665; Д. 2939; Д. 2826; Д. 3073; Д. 3020; Д. 3034.

2. Ата-Мирзаев О., Гентшке В., Муртазаева Р. Межнациональная толерантность в Узбекистане: История и современность. Ташкент: Университет, 2004. 179 с.

3. Бейли Ф.М. Миссия в Ташкент. М.: Языки славянской культуры, 2013. 384 с.

4. Васильева С.Н. Военнопленные Германии, Австро-Венгрии и России в годы Первой мировой войны. Автореф. дис. на … канд. ист. наук. Москва, 1997. 24 с.

5. Ганн Ш. Мы дрались за Ташкент // Былые походы: Воспоминания словацких красноармейцев – участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР. М.: Воениздат, 1961. С. 201–207.

6. Гергилева А.И. «Многие миллионы людей были вырваны войной из привычной для них обстановки». Чехословацкий корпус и военнопленные Первой мировой войны на территории России // Военно-исторический журнал. 2013. № 2. С. 54–60.

7. Государственный архив города Ташкента (ГА ГТ). Ф. 10. Оп. 1. Д. 6. Д. 47.

8. Греков Н.В. Германские и австрийские пленные в Сибири (1914–1917) // Немцы. Россия. Сибирь. Сб. статей. Омск, 1997. С. 154–180.

9. Журбина Н.Е. Военнопленные Германии на территории России в годы Первой мировой войны (1914–1918 гг.) // Вестник ВГУ. Воронеж, 2008. Серия: Лингвистика и межкультурная коммуникация. № 2. С. 230–235.

10. Интернационалисты: Участие трудящихся стран Центральной и Юго-Восточной Европы в борьбе за власть Советов в России. М.: Наука, 1987. 459 с.

11. История Узбекской ССР. Ташкент: Фан, 1968. Т. 2. От присоединения узбекских ханств к России до Великой Октябрьской социалистической революции / Отв. ред. Х.З. Зияев. 662 с.

12. Киреева Ю.В. Условия содержания немецких и австро-венгерских военнопленных на территории Туркестанского военного округа (1914–1917 гг.) // Военная история. Саратов: Саратовский военный институт ВВ МВД РФ, 2006. № 5 (23). С. 198–204.

13. Корнеев В.В. Концентрационные лагеря в России в годы Первой мировой войны // Военно-исторический журнал. 2015. № 9. С. 40–43.

14. Матвеев А.М. Зарубежные выходцы в Туркестане на путях к Великому октябрю (1914 – октябрь 1917 г.). Ташкент, ФАН, 1977. 115 с.

15. Медведева-Нату О. Войны и люди: Поляки в Средней Азии // Диаспоры. 2006. № 2. С. 96–131.

16. Нахтигаль Р. Военнопленные в России в эпоху Первой мировой войны // Quaestio Rossica. Екатеринбург: УФУ им. Б.Н. Ельцина, 2014. № 1. С. 142–156.

17. Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 400. Оп. 1. Д. 4535.

18. Россия в мировой войне в цифрах 1914–1918 гг. М.: ЦСУ СССР, 1925. 104 с.

19. Сенчек Г. От Кракова до Туркестана // Былые походы: Воспоминания словацких красноармейцев – участников Великой Октябрьской социалистической революции и Гражданской войны в СССР. М.: Воениздат, 1961. С. 208–235.

20. Сибирская советская энциклопедия. Новосибирск: Сибкрайиздат, 1929. Т. 1. Стб. 517.

21. Центральный государственный архив Республики Узбекистан (ЦГА РУз). Ф. И–737. Оп. 1. Д. 90.

22. Чиркин С.В. Двадцать лет службы на востоке: Записки царского дипломата. М.: Русский путь, 2006. 268 с.

23. Шлейхер И.И. Пленные стран Четверного союза в Сибири: Некоторые вопросы транспортировки и содержания в лагерях // Военно-исторические исследования в Поволжье: Сб. науч. трудов. Саратов: Научная книга, 2005. Вып. 6. С. 78–90.

24. Этнический атлас Узбекистана. Ташкент: ИООФС – Узбекистан; ЛИА «Р. Элинина», 2002. 392 с.

25. Wurzer G. Die Kriegsgefangenen der Mittelm?chte in Ru?land im Ersten Weltkrieg. Dissertation zur Erlangung des akademischen Grades Doktor der Philosophie in der Geschichtswissenschaftlichen Fakult?t der Eberhard-Karls-Universit?t zu T?bingen. T?bingen, 2000. 589 S.

References

Arhiv vneshnej politiki Rossijskoj imperii (AVPRI). F. 160. Op. 708. D. 1665; D. 2939; D. 2826; D. 3073; D. 3020; D. 3034.

Ata-Mirzaev O., Gentshke V., Murtazaeva R. Mezhnacional'naja tolerantnost' v Uzbekistane: Istorija i sovremennost'. Tashkent: Universitet, 2004. 179 p.

Bejli F.M. Missija v Tashkent. Moscow: Jazyki slavjanskoj kul’tury, 2013. 384 p.

Central'nyj gosudarstvennyj arhiv Respubliki Uzbekistan (CGA RUz). F. I–737. Op. 1. D. 90.

Chirkin S.V. Dvadcat' let sluzhby na vostoke: Zapiski carskogo diplomata. Moscow: Russkij put', 2006. 268 p.

Gann Sh. My dralis' za Tashkent // Bylye pohody: Vospominanija slovackih krasnoarmejcev – uchastnikov Velikoj Oktjabr'skoj socialisticheskoj revoljucii i grazhdanskoj vojny v SSSR. Moscow: Voenizdat, 1961. P. 201–207.

Gergileva A.I. «Mnogie milliony ljudej byli vyrvany vojnoj iz privychnoj dlja nih obstanovki». Chehoslovackij korpus i voennoplennye Pervoj mirovoj vojny na territorii Rossii // Voenno-istoricheskij zhurnal. 2013. N 2. P. 54–60.

Gosudarstvennyj arhiv goroda Tashkenta (GA GT). F. 10. Op. 1. D. 6. D. 47.

Grekov N.V. Germanskie i avstrijskie plennye v Sibiri (1914–1917) // Nemcy. Rossija. Sibir'. Sb. statej. Omsk, 1997. P. 154–180.