Сын

Он видел, как она замешкалась в поисках выхода. Выхода не было.

– Место возможного преступления, – уточнила она.

– А кто считает, что мне нужна помощь?

Женщина указала большим пальцем на потолок, чтобы объяснить, откуда пришел приказ:

– На самом деле помощь нужна мне. Я новенькая.

– Только что из Полицейской академии?

– Полтора года в отделе наркотиков.

– Новичок. И сразу в убойный? Поздравляю, Адель. Тебе повезло, либо у тебя хорошие связи, либо тебя взяли потому, что ты… – Он привел стул в нормальное положение и выудил из кармана джинсов порцию жевательного табака.

– Женщина? – предположила она.

– Я хотел сказать «способная».

Она покраснела, и он заметил досаду в ее взгляде.

– А ты способная? – спросил Симон и засунул табак под верхнюю губу.

– Была номером два в выпуске.

– И как долго ты собираешься прослужить в убойном?

– Что вы имеете в виду?

– Если тебе не понравилось в нарко, почему тебе должно понравиться в убойном?

Она снова замешкалась. Симон понял, что попал в цель. Она из тех, кто недолго пробудет здесь в качестве гостя, а потом, вполне возможно, уйдет наверх по этажам и служебной лестнице. Способная. А может, вообще уйдет из полиции, как ушли все способные сотрудники отдела экономических преступлений. Исчезли вместе со своими знаниями и оставили Симона одного. Полиция не место для тех, кто умен, амбициозен и хочет хорошо жить.

– Я ушел с места преступления потому, что там больше нечего было искать, – сказал Симон. – Расскажи, с чего бы ты начала.

– Поговорила бы с его близкими, – произнесла Кари Адель, оглядываясь в поисках стула. – Определила бы его передвижения перед попаданием в реку.

В реку, а не в речку. Это указывало на то, что она жила на востоке западной части Осло, где все ужасно боялись, что из-за употребления уменьшительно-ласкательных суффиксов люди отнесут их к жителям «неправильного» берега, и совершенно не употребляли таких суффиксов.

– Хорошо, Адель. А его близкие…

– …это его жена, которая должна была вскоре стать бывшей женой. Она недавно выгнала его из дома. Я поговорила с ней. Он жил в пансионе «Ила». А здесь есть стул…

Способная. Определенно способная.

– Он тебе сейчас не понадобится, – сказал Симон, поднимаясь.

Она была выше его сантиметров на пятнадцать. И все-таки за один его шаг делала два. А все из-за узкой юбки. Красивая юбка, но скоро она перестанет ее носить. Убийства расследуют в джинсах.

– Вам не стоит проходить внутрь.

Марта стояла у входной двери в пансион «Ила» и разглядывала этих двоих. Женщину она вроде бы видела раньше. Такой рост и худобу легко запомнить. Отдел по борьбе с наркотиками? У нее были светлые безжизненные волосы, почти никакой косметики и лицо с выражением легкого страдания, присущее избалованным деткам богачей.

Мужчина был ее полной противоположностью. Всего метр семьдесят ростом, возраст – за шестьдесят, на лице глубокие морщины. Но не только: еще и морщинки от улыбки. Седые густые волосы и глаза, в которых она прочитала «добрый», «с хорошим чувством юмора» и «упрямый». Так она автоматически изучала всех постояльцев во время обязательного вступительного собеседования, во время которого им предстояло выяснить, какое поведение и какие проблемы их здесь могли ожидать. Случалось, она ошибалась. Но не часто.

– Нам необязательно заходить, – произнес мужчина, представившийся комиссаром Кефасом. – Мы из отдела по расследованию убийств. Дело касается Пера Воллана. Он жил здесь…

– Жил?

– Да, он умер.

Марта стала хватать ртом воздух. Ее первая реакция на сообщение о смерти очередного постояльца всегда была такой. Ей казалось, она делает это, чтобы удостовериться, что сама еще жива. Потом наступило удивление. Удивление оттого, что она не удивилась. Пер ведь не был наркоманом, он не сидел в приемной у смерти вместе с остальными. Или сидел? И потому, что она видела это и неосознанно поняла, обычное глотание воздуха сменилось таким же обычным мысленным комментарием: «Этого следовало ожидать». Но на этот раз все не так. Все по-другому.

– Его нашли в реке Акерсельва, – говорил тем временем мужчина.

У женщины на лбу стояла печать «НА ОБУЧЕНИИ».

– Вот как, – сказала Марта.

– Кажется, вы не удивлены?

– Нет. Наверное, нет. Это всегда шок, но…

– Но люди наших профессий к этому привыкают, правда? – Мужчина кивнул на затянутые пленкой окна: – Я не знал, что «Транен» закрылся.

– Здесь будет модная кондитерская, – произнесла Марта и обхватила себя руками, словно замерзла. – Для мамочек, пьющих кофе латте.

– Они и сюда вторглись. Ладно. – Симон кивнул одному из старожилов пансиона, проходившему мимо на подкашивающихся по-наркомански ногах, и тот молча кивнул в ответ. – Здесь много знакомых лиц, как я погляжу. Однако Воллан работал тюремным священником. Отчет о вскрытии еще не готов, но следов от уколов мы у него не обнаружили.

– Он жил здесь не как наркоман. Он помогал нам, когда у нас возникали проблемы с бывшими заключенными. Они доверяли Воллану. И мы предоставили ему временное жилье, когда ему пришлось съехать из дома.

– Да, мы в курсе. Мне интересно, почему вы не удивились, хотя знали, что он не был наркоманом. Это ведь мог быть несчастный случай.

– А это был несчастный случай?

Симон посмотрел на высокую худышку. Она медлила, ожидая знака с его стороны, и наконец открыла рот:

– Мы не обнаружили никаких признаков насилия, но тропинки у реки – это криминальная территория.

«У реки», – отметила Марта. Строгая мама, поправлявшая ее речь за обеденным столом. «Ты никогда не выйдешь замуж за приличного человека, если будешь разговаривать, как портовый грузчик».

Комиссар Кефас склонил голову набок:

– О чем вы думаете, Марта?

Он ей нравился. Казалось, ему не все равно.

– Думаю, он знал, что умрет.