– Ух ты, неужели это тот самый парень? – произнес Симон, глядя на мальчугана, сияющего от предвкушения.
В кухню вошла Эдит:
– Прости, Симон, но он ныл и просил прийти пораньше, чтобы успеть померить твою фуражку.
– Конечно, – сказал Симон. – Но разве тебе сегодня не надо в школу, Матс?
– День планирования, – вздохнула Эдит. – Они даже не представляют, как трудно в этот день матерям-одиночкам.
– Вдвойне мило с твоей стороны предложить подвезти Эльсе в такой день.
– Да ладно тебе. Насколько я поняла, он будет в Осло только сегодня и завтра.
– Кто? – спросил Матс, теребя и дергая дядю за рукав, чтобы тот встал со стула.
– Американский доктор, который очень хорошо умеет чинить глаза, – сказал Симон и позволил поднять себя на ноги, притворяясь более крепким, чем был на самом деле. – Пошли посмотрим, не найдется ли у нас настоящей полицейской фуражки. Нальешь себе кофе, Эдит?
Мальчик и мужчина вышли в коридор, и мальчик взвыл от радости при виде черно-белой полицейской фуражки, которую мужчина достал с полки в шкафу, но сразу застыл в благоговении, как только мужчина опустил фуражку ему на голову. Они подошли к зеркалу. Мальчик ткнул пальцем в дядино отражение и воспроизвел звуки выстрелов.
– В кого это ты стреляешь? – удивился мужчина.
– В бандитов, – прошипел мальчик. – Бах! Бах!
– А может, в мишень? – спросил Симон. – Потому что полицейские не стреляют в бандитов без крайней необходимости.
– Стреляют! Бах! Бах!
– Иначе нас посадят в тюрьму, Матс.
– Нас? – Мальчик остановился и удивленно посмотрел на дядю. – Почему это? Мы же полицейские.
– Потому что, если мы стреляем в человека, не сумев поймать его, мы сами становимся бандитами.
– Но… но если мы его задержали, мы же можем стрелять?
Симон засмеялся:
– Нет. Тогда уже судья решает, сколько времени преступнику предстоит провести в тюрьме.
– А разве это не ты решаешь, дядя Симон? – Во взгляде мальчика промелькнуло разочарование.
– Знаешь что, Матс? Я рад, что не мне приходится это решать. Я рад, что мне надо всего-навсего их поймать. Потому что именно это самая интересная часть работы.
Матс зажмурил один глаз, и фуражка сползла ему на затылок.
– Слушай, дядя Симон…
– Да?
– А почему у вас с тетей Эльсе нет детей?
Симон встал позади племянника, положил руки ему на плечи и улыбнулся его отражению в зеркале:
– Зачем нам дети, если у нас есть ты? Или как?
Пару секунд Матс задумчиво смотрел на дядю, а потом его лицо осветилось улыбкой.
– Хорошо!
Симон засунул руку в карман и извлек вибрирующий телефон.
Звонили из Операционного центра. Симон выслушал сообщение.
– В каком месте у Акерсельвы? – спросил он.
– Напротив Кубы, у Академии художеств. Там есть пешеходный мост…
– Я знаю, где это, – ответил Симон. – Буду через тридцать минут.
Поскольку Симон уже стоял в коридоре, он нацепил ботинки и снял с вешалки куртку.
– Эльсе! – крикнул он.
– Да? – Ее лицо появилось над перилами лестницы.
Он снова поразился ее красоте. Длинные волосы, струящиеся рыжей рекой вокруг изящного бледного лица. Веснушки на носу и на щеках. И внезапно ему в голову пришла мысль, что у нее по-прежнему будут веснушки, когда сам он уйдет на тот свет. И вслед за этой пришла другая мысль, которую Симон попытался отогнать, но не смог: кто будет тогда ухаживать за ней? Он знал, что со своего места она его не видит, а просто делает вид, что видит. Он кашлянул:
– Мне надо идти, дорогая. Позвонишь и расскажешь, как прошла встреча с доктором?
– Да. Езжай осторожно.
Двое пожилых полицейских шли по парку, который в народе называли просто Куба. Почти все считали, что название это как-то связано с островом Куба, возможно потому, что здесь проходили политические митинги, а район Грюнерлёкка всегда был рабочим. Надо было достаточно долго прожить в этом городе, чтобы узнать, что раньше здесь, в парке, стоял большой контейнер с газом, над которым имелась надстройка в форме куба. Они вышли на пешеходный мост, ведущий к старым фабричным корпусам, переданным Академии художеств. На прутья решетки моста были навешаны замки с написанными на них датами и инициалами влюбленных. Симон остановился и посмотрел на один из них. Он любил Эльсе все десять лет, что они прожили вместе, каждый из более чем трех с половиной тысяч дней. В его жизни не будет другой женщины, и для того, чтобы понимать это, ему не нужен никакой символический замок. Да и ей он не нужен, будем надеяться, что она переживет его на столько лет, чтобы в ее жизни появилось место для других мужчин. Ну и ладно.
С того места, где они стояли, был виден мост Омудт, скромный мост через скромную речку, разделяющую скромную столицу на западную и восточную части. Однажды, давным-давно, когда Симон был молодым и глупым, он сиганул с этого моста. Пьяная троица, три парня, двое из которых были непоколебимо уверены в себе самих и своем будущем. Двое из них были уверены в том, что они лучшие из этой троицы. Третий – а это был Симон – уже давно понял, что не может конкурировать с двумя приятелями по части ума, силы, общительности или тяги к женщинам. Но он был самым мужественным. Или, говоря другими словами, самым рисковым. А прыжок вниз в грязную воду не требовал ни ума, ни владения телом, лишь безрассудной смелости. Симон Кефас часто думал, что в молодости его единственным конкурентным преимуществом был пессимизм. Из-за этого пессимизма ему хотелось играть с будущим, которое он оценивал весьма невысоко. У него было врожденное чувство, что потерять он может меньше, чем остальные. Он встал на перила и дождался, когда два приятеля заорали, что не надо, что он сбрендил. И прыгнул. Вниз с моста, прочь из жизни, в чудесное крутящееся колесо казино под названием судьба. Он прошел через воду, у которой не было никакой поверхности, только белая пена, а под ней – ледяные объятия. И в этих объятиях он ощутил тишину, одиночество и покой. Когда он снова показался над поверхностью, совершенно невредимый, они ликовали. Да и сам Симон тоже, хотя он чувствовал небольшое разочарование оттого, что вернулся. Вот что может сделать с молодым человеком простая любовная неудача.
Симон отогнал от себя воспоминания и перевел взгляд на поток между двумя мостами. А точнее, на тело, висящее там, как на фотографии, застрявшее прямо на середине водопада.
– Скорее всего, тело плыло вниз по течению, – произнес пожилой криминалист, спутник Симона. – А его одежда зацепилась за что-то торчащее из водопада. Река по большей части такая мелкая, что ее можно перейти вброд.
– Ну конечно, – сказал Симон, засунул в рот пакетик с жевательным табаком и свесил голову набок.
Тело висело строго вертикально, с руками, расставленными в стороны, а вода обтекала его по обеим сторонам, словно белый стальной венок. Как волосы Эльсе, подумал Симон.
Криминалистам наконец удалось спустить лодку на воду, и сейчас они пытались снять тело с водопада.
– Спорим на пиво, что это самоубийство?
– Думаю, ты ошибаешься, Элиас, – сказал Симон, засунул скрюченный указательный палец под верхнюю губу и вытащил пакетик табака.