– Ну давай хоть печенье купим, деток угостим.
– Печенье куплю, – резко ответила я.
Придя на работу, нас всех собрали на совещание.
– У меня для вас плохая новость, – сказала директор. – Нас закрывают. Так что мы все свободны.
– А зарплата? – забеспокоилась я.
– Получите там копейки за десять дней.
Я шла домой, и моя жизнь опять катилась в яму, из которой я так старалась вырваться. На полпути мне позвонила мама, и я знала, что опять мне предстоят расходы.
– Катя, – начала она, – мне сейчас из сада позвонили. Настя опять заболела: сопли и кашель. Я ее заберу, а ты лекарства купи.
Я ничего не ответила, лишь молча положила трубку, и у меня сорвало голову. Я бежала домой, как бешеная. Влетев в квартиру, я накинулась на дочь: начала ее трясти и орать. Я кричала такие вещи, за которые меня следовало убить на месте.
– Ненавижу! – говорила я ей. – Зачем я тебя родила?! – И продолжала ее трясти, и она заплакала, и, поднимая свои голубенькие глазки, пыталась меня обнять.
– Прости! – закричала она мне. – Мамочка, любимая, прости меня, пожалуйста, что я родилась. Я тебя очень люблю! Хочешь, я могу жить на площадке, а ты с бабушкой будешь меня подкармливать, как кошечку, которая живет у нас в подъезде? Мне не надо лекарств. Я ведь ничего не прошу. Прости, прости меня, – упала она передо мной на колени и стала целовать мне ноги.
Встала как вкопанная, и только тогда что-то щелкнуло у меня в голове.
– Ты ни в чем не виновата, – стала я ее целовать, – это я, понимаешь, я плохая.
– Нет! – кричала она мне. – У меня самая хорошая мама. Я тебя люблю. Я вырасту. Я все для вас с бабушкой сделаю, мамочка, – гладила она меня по голове, – я не обижаюсь, не обижаюсь, – повторяла она, целуя меня и гладя по волосам. Мы проплакали так весь вечер. Я извинилась перед мамой, которую всегда обвиняла, что отца у меня не было.
– Мама, – сказала я ей, – ты ведь ни разу не показала, как тебе было сложно, а я превратила нашу жизнь в ад.
– Ничего, – ответила мне она, – главное, что ты осознала; теперь у нас все наладится.
Утром я пошла искать работу, и мне сопутствовала удача. Зайдя в один офис, я услышала, как мужчины разговаривали на повышенных тонах. Я успокоила дебошира, вставив свою лепту. Он махнул рукой и ушел, закончив конфликт.
– Ловко это у вас получилось.
– Да я просто психолог по образованию. А вы не подскажете, здесь вот реклама детского центра. Им вроде персонал нужен.
– Да съехали они: аренду не потянули.
– Жалко, – сказала я.
– А вы к ним на работу хотели?
– Да.
– Может, вас наше предложение устроит? Мне нужен человек, который будет людей устраивать через тесты, а то много неадекватных развелось. Зарплата приличная. Все в белую, и график нормальный: пятидневка с 9 до 17. Ну как вам, интересно такое предложение?
– Очень интересно, – обрадовалась я. Наконец в моей жизни началась белая полоса. За два года я накопила на первоначальный взнос, и мы переехали хоть в однушку, но свою. Радости нашей не было предела. Из большой лоджии мы сделали Насте ее комнатку и стали готовиться к главному событию – к первому классу.
– Ну что, мои любимые девочки, – кричала я хохоча, – уже готовы к рейду по магазинам?!
– Да, – смеялись они, и мы вышли на улицу. Дойдя до остановки, я предложила купить всем по мороженому. Мама начала возмущаться:
– Так не ели толком ничего, а ты ей сладостями аппетит весь перебьешь.
– Не перебьем, – смеялись мы и умяли аж по два.
– Катя, – говорила мне мама, – ты что, с ума сошла – такую кобылицу на руках носишь? А ну поставь ее, пусть сама ногами топает.
– Ну мам, – отвечала я, – от остановки далеко, устанет еще. – И радостно тащила свое сокровище на руках. За два года все поменялось. Я смотрела на свою девочку, и у меня от умиления щемило сердце. За ночь я вставала к ней по пять раз, чтоб поцеловать, укрыть или просто полюбоваться, а она отвечала мне взаимностью. Я так старалась стереть из ее памяти пять лет ада; я применила все техники, которые только знала, мы вылепливали все неприятные события, рисовали плохих персонажей и потом их или рвали, или сжигали, и когда я почувствовала, что ее боль стала утихать, а воспоминания для нее стали просто прочитанной страшной сказкой, я потихоньку стала успокаиваться душевно. Наша Настя пошла в первый класс, а я по выходным нашла себе хобби: записалась на курсы шитья и конструирования. Мама радостно кричала:
– Настюша, представляешь, меня выбрали играть Снежную Королеву!
– Ура! – запрыгали мы. – Завтра пойдем по магазинам, купим самый красивый материал и сделаем из тебя самую красивую королеву на свете.
Я купила ей ткань из блестящей белой парчи и приступила к шитью: стала расшивать его наикрасивейшем стеклярусом, который при свете играл как алмазы.
– Ух ты! – восхищалась дочь. – Мама, я хочу себе такое свадебное платье. Ты мне сошьешь?
– Я сошью тебе еще лучше!
– Мама, – поцеловала меня Настя, – ну куда уже лучше! Это просто шикарное и такое пышное. Я похожа буду на Золушку.
Я целовала доченьке ручки и говорила:
– Ты у меня самая красивая, самая любимая. Я для тебя что хочешь сделаю и сошью.
А она обнимала меня за шею и начинала щекотать. Платье почти было готово, и роль выучили, как у Насти поднялась высокая температура и сбиваться не хотела.
– Мам, неужели опять простуда?
Мы ведь вроде в выходные никуда не ходили. Я платье заканчивала. Настя слова учила. Где она простыть могла?
– Да она, доченька, уже неделю головной болью мается.
– Как? – удивилась я, – А мне почему не сказали?
– Настя не хотела тебя беспокоить.
Меня резануло по сердцу. Неужели у моей доченьки до сих пор страх быть ненужной, быть обузой? Я подошла к ней, забрала книгу и посадила ее к себе на колени.
– Почему ты мне не сказала, что плохо себя чувствуешь? Ты не должна бояться говорить как есть. Я буду любить тебя всегда, слышишь меня?
– Да, – ответила мне она, и я вызвала скорую. Нас увезли в больницу и положили на обследование. Через две недели меня вызвал главврач и ошарашил новостью:
– У вашей дочери рак, – сказал он.
– Что… – затрясло меня.