Голубой горизонт

– А как же Гертруда? Она не может спать одна!

– Хозяин думает, пора ей этому научиться. Ей тоже отвели новую спальню, а ты будешь в соседней. У нее будет колокольчик, чтобы позвать тебя, если ты ей понадобишься ночью.

Новые комнаты девочек находились на этаже под библиотекой и спальными апартаментами минхеера. Луиза устроила настоящую игру из их переезда, успокаивая опасения Гертруды. Они собрали всех кукол и устроили для них прием, чтобы познакомить с новым жилищем. Луиза научилась говорить разными голосами за каждую из игрушек, и этот фокус всегда заставлял Гертруду хохотать. Когда куклы по очереди рассказали Гертруде, как они рады своему новому дому, девочка оказалась окончательно убеждена.

Собственная комната Луизы была светлой и просторной. Помещение прекрасно обставили, повесили бархатные гардины, установили кровать и позолоченные стулья. На кровати лежали пуховый матрас и толстые одеяла. В комнате имелся даже мраморный камин, хотя Сталс предупредил Луизу, что она может расходовать только одну корзину угля в неделю. Но – чудо из чудес – к ее спальне примыкала маленькая туалетная комната, в которой стоял большой ящик с крышкой: под крышкой скрывалось резное сиденье и фаянсовый ночной горшок. Луиза пришла в полный восторг, когда в первую ночь забралась в постель. Казалось, ей никогда в жизни не было так тепло, как в этот вечер.

Она очнулась от глубокого сна и лежала, пытаясь понять, что ее разбудило. Похоже, время перевалило далеко за полночь, судя по темноте и тому, как затих дом. Потом она снова услышала некий звук, и ее сердце заколотилось. Это раздавались шаги, вот только доносились они из-за панели стены в дальнем конце ее комнаты. Луизу стиснул суеверный страх, она не могла ни шевельнуться, ни закричать. Потом до нее донесся тихий скрип открывавшейся двери, неведомо откуда появился призрачный свет. Одна из панелей дальней стены медленно повернулась, открываясь, и в комнату вошла смутная фигура. Некто высокий, бородатый, в бриджах и белой рубашке двигался к ее кровати…

– Луиза!

Гулкий голос странным эхом разнесся по комнате. Как раз таким голосом и должен был говорить призрак. Луиза натянула одеяло на голову и замерла, не дыша. Она слышала, как шаги приближаются к ее кровати, в щелке по краю одеяла видела неверный свет…

Шаги остановились рядом с ней, одеяло внезапно слетело с Луизы.

На этот раз она завизжала, но понимала, что проку в этом нет: за соседней дверью Гертруда уже наверняка спала глубоким сном, ее бы не разбудило даже землетрясение, а на всем этом этаже Хьюс-Брабанта никто, кроме них, не жил.

Луиза уставилась в нависшее над ней лицо, и ее охватил такой ужас, что она не узнала его даже в свете фонаря.

– Не бойся, дитя. Я не причиню тебе зла.

– Ох, минхеер…

Она бросилась ему на грудь и обняла изо всех сил в облегчении:

– Я вас приняла за привидение…

– Ну-ну, детка. – Он погладил ее волосы. – Все в порядке. Тебе нечего бояться.

Он долго обнимал ее, ожидая, пока Луиза успокоится. Потом сказал:

– Не хочу оставлять тебя здесь одну. Идем со мной.

Он взял ее за руку, и Луиза доверчиво последовала за ним, в ночной рубашке, босиком. Ван Риттерс провел ее через дверь в стене. За ней скрывалась винтовая лестница. Они поднялись по ней, прошли еще через одну потайную дверь. И вдруг очутились в великолепной комнате, такой большой, что даже полсотни свечей, горевших в золотых канделябрах, оставляли в тени ее дальние уголки и потолок. Ван Риттерс подвел Луизу к камину, в котором весело плясали длинные желтые языки пламени.

Он обнял девочку, погладил по голове:

– Ты думала, я о тебе забыл?

Она кивнула:

– Я думала, вы на меня рассердились и я вам больше не нравлюсь.

Ван Риттерс усмехнулся и повернул ее лицо к свету:

– До чего же ты прекрасная малышка! Вот как я на тебя сержусь, вот как ты мне не нравишься…

Он поцеловал ее в губы, и она ощутила запах дорогих сигар, сильный и острый, и почему-то от этого аромата в ней возникло чувство покоя и защищенности.

Ван Риттерс наконец отпустил ее и усадил на кушетку перед огнем. Потом отошел к столу, на котором стояли бокалы и графин с рубиново-красной жидкостью. Наполнив один бокал, он принес его Луизе:

– Выпей. Это прогонит все дурные мысли.

Луиза задохнулась и закашлялась, проглотив жгучий напиток, но потом по ее телу разлилось восхитительное тепло, добравшись до самых кончиков пальцев на руках и ногах. А ван Риттерс сел рядом с ней, гладил ее волосы и тихо говорил о том, как она хороша, и что она милая девочка, и как он по ней скучал. Убаюканная теплом в животе и гипнотическим голосом, Луиза опустила голову ему на грудь. А он поднял подол ее ночной сорочки и потянул вверх, и Луиза выскользнула из нее, оставшись нагой. В свете свечей ее полудетское тело было светлым и нежным, как сливки. И Луиза ничуть не ощущала стыда, когда хозяин ласкал ее и целовал. Она поворачивалась так и эдак, подчиняясь его рукам.

Внезапно он встал, и Луиза смотрела, как он снимает рубашку и бриджи. Когда он вернулся к кушетке и остановился перед ней, ему не пришлось направлять ее руки, они сами естественным образом потянулись куда нужно.

Потом он отодвинул ее руки и уложил Луизу на бархатную кушетку, а сам опустился на пол перед ней. Раздвинув ее ноги, он стал их целовать, постепенно поднимаясь все выше.

– Что вы делаете? – испуганно вскрикнула Луиза.

Прежде ничего подобного не происходило, и она попыталась сесть. Но он удержал ее, и тут Луиза закричала, впившись ногтями в его плечи. Его рот добрался до самого тайного ее местечка, и ощущение было таким острым, что Луизе на мгновение показалось, будто она теряет сознание.

Далеко не каждую ночь ван Риттерс спускался по потайной лесенке, чтобы забрать к себе Луизу. Частенько вечерами на мощеной улице под окном спальни Луизы грохотали колеса карет, и она задувала свечу и выглядывала из-за гардин, наблюдая, как подъезжают гости ван Риттерса на очередной банкет или суаре. А потом она долго лежала без сна, надеясь услышать его шаги на винтовой лестнице, но обычно оставалась разочарованной.

А еще он уплывал на долгие недели или даже месяцы на одном из своих кораблей в далекие места со странными и волнующими названиями. И когда он уезжал, Луиза скучала и тревожилась. Она заметила, что из-за собственной грусти становится нетерпеливой с Гертрудой.

Когда же он возвращался, он как будто наполнял собой весь дом, даже все слуги оживали и радовались. И тоска ожидания исчезала, как и не бывала вовсе, когда Луиза слышала его шаги на тайной лестнице и бросалась ему навстречу, когда он входил в ее спальню. Потом он придумал сигнал, чтобы звать ее к себе и больше не спускаться за ней вниз. Во время ужина он посылал лакея к Гертруде с красными розами. Никто из слуг, относивших цветы, не видел в этом ничего странного: все знали, что минхеер испытывает необъяснимую любовь к своей некрасивой и бестолковой дочери. Но в такие вечера дверь наверху винтовой лестницы оставалась незапертой, и, когда Луиза входила, хозяин уже ждал ее в спальне.

Эти встречи всегда проходили по-разному. Ван Риттерс постоянно придумывал для них новые игры. Он заставлял Луизу наряжаться в разные платья, изображая то молочницу, то мальчика-конюха, то принцессу. Иногда он надевал на нее маски – демонов или диких зверей.

В другие вечера они рассматривали иллюстрации в зеленой книге, а потом повторяли нарисованные сцены. Когда ван Риттерс в первый раз показал Луизе картинку, на которой девушка лежала под мужчиной, а он погрузил в нее свое копье до самого конца, она не поверила, что такое возможно. Но ван Риттерс был нежен, терпелив и деликатен, так что, когда это произошло в первый раз, Луиза почти не почувствовала боли, а на простыню широкой кровати упало всего несколько капель ее девственной крови.

После этого Луизу охватило чувство некоего завершения, и, оставаясь одна, она с благоговением рассматривала собственное тело. Ее изумляло то, что те его части, которые ее учили считать нечистыми и греховными, могли приносить такое наслаждение. Теперь она ощущала убежденность, что больше он ничему не сможет ее научить. Она верила, что способна доставлять удовольствие и ему, и себе всеми возможными способами.

Но она ошибалась.

Ван Риттерс вернулся, казалось бы, из бесконечного путешествия – на этот раз он побывал в месте, которое называлось Санкт-Петербург, в России, и встречался с придворными царя Петра Алексеевича, которого называли Петром Великим, с целью расширить свою торговлю дорогими мехами. Когда минхеер приехал, Луиза уже горела лихорадкой ожидания, и на этот раз ей не пришлось долго ждать приглашения. В первый же вечер лакей принес Гертруде единственную алую розу – как раз тогда, когда Луиза убирала со стола тарелки после ужина девочки.

– Чему ты так радуешься, Луиза? – требовательно спросила Гертруда, пританцовывая вокруг стола.

– Просто я люблю тебя, Герти, я вообще люблю всех в этом мире, – напевно ответила Луиза.

Гертруда хлопнула в ладоши:

– И я тебя люблю, Луиза!

– А теперь тебе пора спать, и вот тебе чашка горячего молока, чтобы лучше спалось.

В ту ночь, когда Луиза вошла через потайную дверь в спальню ван Риттерса, она застыла на месте от изумления. Ее ждала новая игра, но впервые Луиза растерялась и испугалась. Все выглядело слишком реально, слишком страшно.

Голова ван Риттерса скрывалась под плотным черным капюшоном с круглыми дырами для глаз и прорезью для рта. Он облачился в черный кожаный фартук и блестящие черные сапоги, доходившие до бедер. Руки в черных перчатках он сложил на груди. Луиза с трудом оторвала от него взгляд, чтобы посмотреть на зловещее сооружение в центре комнаты. Оно очень походило на треногу, у которой публично наказывали злодеев на площади перед зданием суда. Однако вместо цепей с верхушки треноги свисали шелковые шнуры.

Луиза улыбнулась дрожащими губами, но ван Риттерс бесстрастно посмотрел на нее сквозь прорези в черном капюшоне. Ей хотелось убежать, но он явно предвидел такое намерение. И, быстро подойдя к двери, запер ее. А ключ положил в карман фартука.

Ноги Луизы подогнулись, она опустилась на пол.

– Прости… – прошептала она. – Пожалуйста, не бей меня…