Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга
Уилл Сторр

Престижное образование. Дорогие автомобили и часы. Спортивные кубки. Международные научные премии. Офис на 50-м этаже. Положение морального светоча. Что общего у этих вещей? Все они символизируют статус, а без него мы не можем представить свое существование. Больше того, без понимания его природы нам не понять и саму жизнь.

«Статус» – самая амбициозная книга британского писателя и журналиста, автора бестселлера «Селфи» Уилла Сторра, раскрывающая, как стремление к успеху сформировало человечество. Опираясь на достижения нейробиологов, антропологов и психологов, автор показывает, что именно мы унаследовали от наших предков-приматов, как современное общество стало полем битвы за статус и что нужно делать, чтобы преуспеть в игре в жизнь. Везде – от ритуалов микронезийских племен до психологии серийных убийц, от типичных ошибок руководителей корпораций до культуры отмены – Сторр находит признаки статусных игр, блестяще анализирует их и объясняет, почему от настоящих побед в этой игре должны выигрывать все.

В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Уилл Сторр

Статус. Почему мы объединяемся, конкурируем и уничтожаем друг друга

Джонсу, моему любимому мальчику

Will Stor

THE STATUS GAME

On Social Position and How We Use It

William CollinsLondon

Перевод с английскогоЕлены Тарасовой

Copyright © 2021 by Will Storr

All rights reserved including the rights of reproduction

in whole or in part in any form

© Е. Тарасова, перевод с английского, 2022

© ООО «Индивидуум Принт», 2022

1. Жизнь Бена Ганна – обычная и загробная

Жизнь Бена началась в тот момент, когда он взмахнул металлической ножкой стула и обрушил ее на голову своего нового знакомого. Это произошло 9 апреля 1980 года около семи вечера на школьной игровой площадке в валлийском городке Бреконе. «Жизнь моя началась тогда, – говорит Бен. – Все, что происходило до этого, неважно».

Бену было 14 лет. Его жертве, Брайану, – 11. Незадолго до произошедшего они улизнули из детского дома, обнаружили около заброшенной школы гору сломанной мебели и устроили шуточный бой. Когда игра закончилась, Бен неожиданно выболтал Брайану секрет. Он сам не понял, как это произошло. Бен чувствовал, что, если его тайну раскроют, он будет всеми отвергнут, оплеван, станет совершенно никчемным. «Безо всяких размышлений. Я просто знал, что все рассказал Брайану, а он донесет остальным. Меня захлестнули эмоции. Через несколько секунд я избивал его ножкой стула, потому что понял: я разрушил свою жизнь».

Бен добежал до телефонной будки и набрал 999[1 - В Великобритании – номер вызова экстренных служб. – Здесь и далее, если не указано иное, примечания редактора.]: «Я убил мальчика. Ударил его палкой и, кажется, задушил». Брайана нашли с отколотым куском черепа. Через три дня он умер в Королевской больнице Кардиффа. Бен узнал об этом от своего адвоката. «Теперь тебе предъявят обвинение в убийстве. А как ты думал?» Когда Королевский суд приговорил Бена к пожизненному заключению, на нем была школьная форма. Его увели еще до того, как судья подытожил разбирательство: «Ты убил мальчика безо всякой на то причины. Ты оборвал его жизнь без какого-либо мотива при обстоятельствах, которые, как тебе известно, расцениваются как умышленное убийство…»

В тюрьме с Беном обращались как с полным ничтожеством. «Рано утром во время обыска они сваливали на пол мою одежду, постельное белье, все, что у меня было, и уходили». Бен был в ярости. Он отказался делать уборку и три ночи спал на полу. Тюремная администрация приказала ему вести себя нормально. Но Бен продолжал. Тогда его отправили в одиночку. Бен сидел один в холодной камере. Теперь это был его мир. Детоубийца, худший из худших. У него ничего не было. Он был никем.

Бен пытался сбежать. Пробовал уморить себя голодом. Через десять лет состоялось первое слушание об условно-досрочном освобождении. Бену отказали. Ему отказывали вновь и вновь – через 12 лет, через 15, через 20, 25. Бен оставался в тюрьме. Затем, летом 2007 года, он влюбился в Алекс, преподавательницу, посещавшую тюрьму. «Он носил хаки, и у него была борода вот досюда, – рассказала мне она. – Выглядел как что-то среднее между бен Ладеном и Распутиным и все время ходил с немытой флягой с кофе. Я спросила, кто это. Мне ответили: „Бен Ганн. Держись от него подальше“».

Но Алекс и Бен начали флиртовать. Они занимались сексом в канцелярском чулане. Они вступили в тайную переписку: Алекс печатала сообщения на компьютере Бена, будто бы помогая тому с классной работой, а на самом деле оставляя любовные послания. Они обменивались сотнями офисных стикеров и аудиосообщений на флешках. Бен каждый день звонил Алекс с пронесенного контрабандой мобильного телефона – в 12:00, 16:30 и 21:00.

К 2010 году Бен провел в тюрьме 30 лет, втрое больше минимального срока, предусмотренного за совершенное им преступление. Он должен был выйти на свободу много лет назад. Но каждый раз, когда появлялась возможность досрочного освобождения, Бен вновь и вновь давал тюремной администрации повод ему отказать. Парламентарий Майкл Гоув, выступавший за освобождение Бена, рассказал The Times, что «в его поведении, пожалуй, проглядывалось что-то саморазрушительное, потому что тюремная администрация всякий раз указывала на совершенные им проступки: то серьезные (но не связанные с насилием), то мелкие – но достаточные, чтобы отказать в условно-досрочном освобождении». Чтобы уговорить Бена выйти из тюрьмы, Алекс в красках рисовала ему прелести совместной жизни на свободе: домик в сельской местности, горящий камин зимой, кошка. Она не понимала Бена. Он ведь мог получить ее и все, что захотел бы. Для этого надо было лишь хорошо себя вести. Почему же он отказывается?

Однажды Бен прямо сказал ей: «Я хочу остаться в тюрьме».

* * *

Если жизнь хоть немного соотносится с нашими представлениями о ней, то в поведении Бена нет смысла. За тюремными стенами его ждало столько всего: свобода, любовь, симпатичный домик в Котсуолде. Это было бы похоже на библейскую притчу, голливудский хеппи-энд, архетипическую историю освобождения героя. Он искупил свои грехи – и обрел наконец пристанище, получил заслуженную награду. Но Бен не хотел этого. Он предпочитал оставаться за решеткой.

Что же заставляло его цепляться за такую жизнь? Как ему удалось вынырнуть из пучины отчаяния, когда он пытался уморить себя голодом? Как вообще может спастись человек, лишенный любого уважения, на которое он мог рассчитывать, запертый в мрачном здании, окруженный преступниками и тюремщиками, полными агрессии и презрения? Как мозг, со встроенными в него тысячелетиями эволюции, реагирует на эту ситуацию?

Мозг выстраивает для себя новую жизнь. Вполне человеческую.

Много лет назад Бен начал учиться. Он прочел множество книг о дзен-буддизме, военной истории, политике и физике. Он получил степень бакалавра политологии и истории, магистра по специальности «мир и примирение», начал писать диссертацию по криминалистике и был назначен генеральным секретарем Ассоциации заключенных. «Меня знали как умелого провокатора, изощренного политика и тюремного законника». Бен также стал веганом. «Не столько из этических соображений, сколько от желания создавать им как можно больше проблем». (Как-то раз, чтобы позлить Бена в ответ, ему подали на обед блюдо с картофельным пюре, вареным картофелем и печеным картофелем на гарнир.)

Бен организовал свою жизнь как игру, которую сам считал «сопротивлением злоупотреблению властью». И достиг в ней совершенства. За все время за решеткой Бен встретил всего одного надзирателя, который знал бы правила так же хорошо, как он сам. Бен помогал другим заключенным бороться с системой, иногда на несколько месяцев связывая тюремщикам руки скрупулезными апелляциями даже на самые незначительные обвинения. Бен снискал скандальную славу среди тюремных властей. Комиссия по условно-досрочному освобождению объявила его «штатным сотрудником группы саботажников». Он добился успеха. «В тюрьме он был значимой фигурой», – рассказала Алекс.

«Я знал, что все изменится, как только я окажусь на свободе, – говорил Бен. – Из средних размеров лягушки в маленьком болоте я превращусь просто в еще одного бывшего зэка».

Чтобы уговорить Бена, Алекс предложила ему завести блог. 31 августа 2009 года на PrisonerBen вышел первый пост. Количество подписчиков превысило 20 тысяч. В 2011 году блог был номинирован на престижную премию Оруэлла. После этого Бен наконец передумал. 23 августа 2012 года 47-летний заключенный Ганн, номер 12612, вышел на свободу. Прежде чем он покинул стены тюрьмы, кто-то из охранников предостерег его: «Не рассчитывай там на тот статус, что был у тебя здесь!»

«Что он имел в виду?» – спросил я у Ганна.

«У пожизненно осужденного есть свое место в тюремной иерархии, как и у тюремного правозащитника. Все это наделяет тебя определенным статусом, и я понимал, что, как только выйду, я его потеряю».

Насколько я могу судить, тот охранник оказался прав. После освобождения Бену пришлось бороться. Тощий, бледный, обритый наголо, Бен сидел в залитом солнцем зимнем саду домика Алекс в Котсуолде, скручивая тонкие папиросы, и ярко описывал свое отчаяние. «На подсознательном уровне освобождение сильно травмировало меня. Две недели я просидел на полу, покачиваясь взад-вперед. В тюрьме я знал свое место. Понимал, кто я и кем хочу быть. Теперь же я совершенно потерян. Я рассыпаюсь на части». И все же, когда я поинтересовался, оказались ли тюремщики правы, что он будет страдать от потери статуса, Бен стал это отрицать.

Если спросить нас, почему мы делаем то, что делаем, мало кто ответит: «Это все из-за статуса. Он мне по-настоящему дорог». Думать о статусе как движущей нами силе – и уже тем более как о ключевой движущей силе – неприятно. Это противоречит героической истории, которую мы любим о себе рассказывать. В погоне за великими целями мы обычно сосредоточены на счастливом моменте их достижения. Нам нужна положительная оценка, ощущение движения вверх, преодоление важных вех, нам нужна корона. Довольно странно, что нам так неловко признать, что в основе всего этого – потребность в статусе. Но в этом и суть игры! Признав это, мы рискуем упасть в глазах окружающих, то есть этот самый статус утратить. Даже признаваясь в этом самим себе, мы чувствуем себя менее значимыми. Сознавая свое стремление к статусу, мы невольно разрушаем его. Мы с готовностью распознаем такое стремление в соперниках и даже используем его как повод для нападок – в этом, по иронии судьбы, и состоит статусная игра: это попытка принизить других и тем самым возвыситься самому.

Раз уж жажда статуса умеет так хитро прятаться, давайте вытащим ее на свет. Статус – не про то, чтобы тебя любили или принимали (это отдельные потребности, в установлении связей с другими). Статус означает, что люди считаются с нами, проявляют уважение, демонстрируют восхищение или одобрение, позволяют влиять на них тем или иным образом. Статус – это приятно. Получать удовольствие от осознания статуса – часть человеческой природы. Это заложено в нашем исходном коде, в нашей эволюции, в ДНК. Нам вовсе нет необходимости совершать для обретения статуса что-то сверхъестественное: выигрывать Кубок мира или взрывать «Звезду смерти». Мы можем почувствовать бархатное прикосновение статуса несколько раз в течение одного разговора или поймав на себе взгляд незнакомого прохожего.

Каждый раз, когда мы находимся среди людей, нас оценивают – осознанно или неосознанно. И эти оценки важны для нас. Психологи постоянно обнаруживают удивительно крепкую взаимосвязь между статусом и благополучием. По итогам одного исследования, проведенного в 123 странах и охватившего более 60 тысяч человек, выяснилось, что благополучие людей «стабильно зависит от того, до какой степени они чувствуют уважение окружающих». Обретение или утрата статуса стали «важнейшим фактором, предопределяющим приятные или неприятные ощущения в долгосрочной перспективе». В другом масштабном обзоре научной литературы дан вывод о том, что «индивидуумы разных культур, пола, возраста, с разными личными качествами признают важность статуса <…> и представленные доказательства позволяют предположить, что жажда статуса является основополагающим фактором нашего существования».

История Бена – важный урок. Она показывает, что выжить можно, даже когда у тебя отобрали всё. Общество может с презрением объявить вас детоубийцей, направить против вас всю мощь тюремной машины. Вы можете погрузиться в такие пучины отчаяния, что будете голодать 43 дня, пока не почувствуете, как высыхают глаза. Но человек способен найти выход даже из такого мрака. Бен смог выстроить для себя осмысленную жизнь, собрав единомышленников и сыграв в игру, призом в которой было обретение статуса. С ним стали считаться благодаря статусу пожизненно осужденного и тюремного правозащитника. Он представлял для других игроков ценность как посредник в разрешении конфликтов с надзирателями. Им стали восхищаться, его стали ценить. Днями, месяцами и годами он посвящал все свои усилия этой игре. Он наполнил свой мир смыслом. А затем, выйдя из тюрьмы, Бен сломался. Когда свобода лишает человека связи с тем смыслом, который он создавал на протяжении жизни, она превращается в ад.

2. Сходиться с другими и обходить их

Если Бен смог добиться успеха в тюрьме, то и нам есть на что надеяться. Немногим довелось столкнуться с такой нехваткой свободы и возможностей, какая выпала на его долю. Так что все проще простого! Открой дверь, выйди за порог – и вот он, мир, полный шансов и чудес. Нам часто рассказывают историю: мол, если как следует поверить в себя и приложить усилия, мы можем добиться всего, чего захотим, и стать кем угодно.

Но все не так просто. Мир не таков, каким кажется. За дверью нет прямой дорожки к счастью, по которой можно героически следовать семь или восемь десятков лет. Каждый человек там – игрок. В игре есть скрытые правила, ловушки и способы срезать путь. И все же едва ли кто-то представляет себе ее границы, несмотря на то что мы активно участвуем в ней каждый день. Что ж, давайте попробуем разобраться – и заодно понять, что же такое человеческая жизнь и чем она пытается быть.

Человек – представитель высших приматов. Мы выживаем благодаря тому, что умеем образовывать группы с высокой способностью к сотрудничеству и совместному труду. Вот уже примерно пятьсот поколений мы живем в оседлых обществах. Но куда дольше – не менее ста тысяч поколений – мы были кочевыми охотниками и собирателями. Наш мозг остается запрограммированным на такой образ жизни. И сегодня мы те же, кем были всегда, – члены племени. Инстинкты заставляют нас объединяться с другими. Как только нас принимают в группу, мы начинаем искать одобрения и признания.

И то и другое нам жизненно необходимо. Ученые обнаружили, что в досовременных обществах, в период существования которых сформировался наш мозг, «социальный статус служил универсальным ключом к контролю над ресурсами», как считает психолог профессор Дэвид Басс. «Вместе со статусом человек получает доступ к более качественной еде, плодородным землям и медицине». А за этим следуют престижные партнеры и «социальные возможности для потомства», которых не будет у отпрысков семей с низким статусом. Проанализировав 186 досовременных обществ, ученые обнаружили, что люди с высоким статусом «неизменно богаче, у них больше жен, а их дети лучше питаются». Это было и остается секретом, увеличивающим шансы выжить и оставить потомство: чем выше мы поднимаемся, тем более вероятно, что мы будем жить, любить и продолжать свой род. В этом суть успеха. Это и есть игра в статус.

Эволюция запрограммировала нас на поиск групп, к которым мы захотим присоединиться, чтобы добиться там высокого статуса. Но дело не ограничивается одной группой, особенно сейчас. Тем из нас, кто не сидит в тюрьме, обычно приходится играть во множество игр. Каждый раз, когда мы попадаем в окружение сходно мыслящих индивидов, начинается игра: на работе, в интернете, на спортивных площадках, в волонтерских центрах, клубах, парках, в активистских кружках, даже дома. Минимальное требование для игры – это связь. Прежде чем получить в награду статус, мы сначала должны попасть в группу в качестве игрока, чтобы остальные ее члены приняли нас.

Психологи утверждают, что просто объединиться с другими и почувствовать, что они нас принимают, – уже очень хорошо. Но не менее показательно то, как реагируют наш рассудок и наше тело, в случае если связь построить не удается. Согласно многим исследованиям, люди с депрессией состоят в «куда меньшем количестве» групп, чем остальная часть населения. Долгосрочные исследования позволяют предположить, что чем больше страдающий депрессией ассоциирует себя со своей группой, чем больше собственного «я» он в это вкладывает, тем слабее становятся симптомы. Невозможность построить связь приводит к физическим заболеваниям. Согласно многим исследованиям, можно предсказать продолжительность жизни человека по количеству его значимых контактов с окружающими. Психолог Сьюзен Пинкер ссылается на результаты опроса 700 тысяч жителей округа Аламеда, Калифорния, которые показали, что «люди чаще доживают до преклонного возраста, если в их жизни много устойчивых личных взаимоотношений». Социальные связи или их отсутствие «предопределяют уровень смертности, независимо от того, насколько здоровы и благополучны люди и находятся ли они в хорошей физической форме».

Отсутствие связей вгоняет социальное животное в страх. Это своего рода сигнал: жизнь не удается, мир стал враждебным. Потому что, если нет связей, нет и защиты. Изоляция полностью разрушает нас, мы перестаем быть собой. «Изоляция может заставить нас принять „защитную позу“», – пишет профессор, психолог Джон Качиоппо. Так мы пытаемся парировать угрозу еще большего отторжения. Восприятие нами окружающих искажается. Они представляются нам «более критичными, склонными к соперничеству, пренебрежительными и вообще неприветливыми». Такая ошибочная интерпретация «быстро превращается в ожидания». Мы сами становимся задиристыми, озлобленными и недоброжелательными, и такое восприятие действительности «ведет к более частым конфликтам между супругами, стычкам с соседями, к нарастанию социальных проблем в целом».

Это может привести к еще большей изоляции и антисоциальному поведению. Отвергнутые люди чаще назначают наказания, реже жертвуют на благотворительность и помогают незнакомцам. У них может сформироваться склонность к саморазрушению. Участникам одного из исследований объявили, что они будут оценивать вкус печенья с шоколадной крошкой. Перед началом дегустации их попросили познакомиться с другими дегустаторами и выбрать себе двоих коллег. Некоторым участникам сказали, что их никто не выбрал (что было неправдой), другим – что их выбрали все. Члены первой группы, якобы отвергнутые социумом, съели в среднем на девять печений (почти в два раза) больше, чем участники из второй. Большинство членов первой группы выше оценили вкус печенья. Это позволяет предположить, что статус отверженных фактически изменил восприятие ими сладкой пищи.