СОНЕТЫ. В переводах Константина Жолудева

Shall sum my count, and make my old excuse,
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel’st it cold.

Сонет 3

Глянь в зеркало, лицу, что там скажи:
«Пора тебя, мне в ком-то повторить!».
И мать младую, счастья не лиши,
Коли сумел собою свет прельстить.
Тебя так ждёт нетронутая плоть,
Презришь её, чтоб род свой не продлить?
Не в силах себялюбье побороть,
Чтобы потомство миру подарить?
Как отраженье матери своей,
Несёшь апрель, храня её черты.
И через призму прожитых уж дней,
Свой век златой вернешь потом и ты.
Коль повторён не будет образ твой,
Умри один и он пусть мрёт с тобой.

Sonnet 3

Look in thy glass and tell the face thou viewest,
Now is the time that face should form another,
Whose fresh repair if now thou not renewest,
Thou dost beguile the world, unbless some mother.
For where is she so fair whose uneared womb
Disdains the tillage of thy husbandry?
Or who is he so fond will be the tomb
Of his self-love to stop posterity?
Thou art thy mother’s glass, and she in thee
Calls back the lovely April of her prime;
So thou through windows of thine age shalt see,
Despite of wrinkles, this thy golden time.
But if thou live rememb’red not to be,
Die single, and thine image dies with thee.

Сонет 4

Зачем же тратишь неразумно ты,
Всё то, чем одарён самой Природой?
Не дарит ничего – даёт взаймы,
Она щедра со щедрою породой.
Даровано тебе, чтоб дар воздать!
К чему, красавец, тем пренебрегаешь?
И сумму сумм не можешь сосчитать,
С таким богатством не преуспеваешь.
Ведёшь с собою сам свои дела
И этим сам себя, поверь, обманешь.
Ведь час пробьёт, когда уйти пора.
Какой отчет в делах ты предоставишь?
В могилу заберёшь ты красоту,
А мог бы применить по существу.

Sonnet 4

Unthrifty loveliness, why dost thou spend
Upon thyself thy beauty’s legacy?
Nature’s bequest gives nothing, but doth lend,
And being frank she lends to those are free:
Then, beauteous niggard, why dost thou abuse
The bounteous largess given thee to give?
Profitless usurer, why dost thou use
So great a sum of sums, yet canst not live?
For having traffic with thyself alone,
Thou of thyself thy sweet self dost deceive:
Then how, when Nature calls thee to be gone,
What acceptable audit canst thou leave?
Thy unused beauty must be tombed with thee,
Which used lives th’executor to be.

Сонет 5

Былые дни рисуют свой узор,
И взгляд любой, его желает страстно.
Но возраст, оглашает приговор,
Всегда неумолимо, беспристрастно.
Зимою время уж не так бежит,
Тогда как летом, устали не знало.
И лист осенний, что опал, укрыт
Холодным, белоснежным покрывалом.
И там, где свежесть больше не живёт,
Мороз напишет инеем картины.
Живое, закуётся словно в лёд,
И станет его узником незримым.
Но в бездыханности морозных дней,
Цветы пленяют нежностью своей.

Sonnet 5

Those hours that with gentle work did frame
The lovely gaze where every eye doth dwell
Will play the tyrants to the very same,
And that unfair which fairly doth excel;
For never-resting time leads summer on
To hideous winter and confounds him there,
Sap checked with frost and lusty leaves quite gone,
Beauty o’ersnowed and bareness everywhere: