Which happies those that pay the willing loan;
That’s for thyself to breed another thee,
Or ten times happier, be it ten for one;
Ten times thyself were happier than thou art,
If ten of thine ten times refigured thee:
Then what could death do, if thou shouldst depart,
Leaving thee living in posterity?
Be not self-will’d, for thou art much too fair
To be death’s conquest and make worms thine heir.
чтоб злой зиме рукою не добраться
до красоты, вливай скорей свой сок
в сосуд хрустальный, сможешь ты остаться
и продолжаться, хоть твой выйдет срок
как горсть зерна рождает сто колосьев,
монетку дал, десяток взял назад,
судьба за всё с тебя в итоге спросит,
судьба воздаст за детские глаза!
десятком жизней ты опять начнёшься,
и, в каждой новой продолжая жить,
детьми своими, внуками вернёшься,
чтоб не прервалась сказочная нить
не будь упрям, красе будь верным,
иначе тлен, земля и черви…
Сонет №7
Lo! in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climb’d the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage;
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age, he reeleth from the day,
The eyes, ’fore duteous, now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself out-going in thy noon,
Unlook’d on diest, unless thou get a son.
к лучу, забрезжившему робко на Востоке,
людские взоры все устремлены:
Его Величество явилось на пороге,
и в новый день мы им посвященны!
в зените неба, как король на троне,
младое Солнце привлекает нас,
от золота блистательной короны
не отвести восторженных нам глаз
но день кончался, солнце опускалось
в грохочущей усталой колеснице,
и забывали люди, как мечталось,
как восторгали первые зарницы!