Страстный пилигрим

Чтобы быстрей меня отправить в ад,

Она святого друга  соблазнила,

Красою грешной, вовлекла  в разврат,

Чаруя взглядом, чистоты лишила.

Быть может друг теперь и сам злой дух,

Но так ли это, твёрдо я не знаю.

Порою, до меня  доходит слух,

Что он живёт в аду, лишённый  рая.

Живу в сомненьях, всё узнаю точно,

Когда прогонит доброго – порочный.

III.

Did not the heavenly rhetoric of thine eye,

'Gainst whom the world could not hold argument,

Persuade my heart to this false perjury?

Vows for thee broke deserve not punishment.

A woman I forswore; but I will prove,

Thou being a goddess, I forswore not thee:

My vow was earthly, thou a heavenly love;

Thy grace being gain'd cures all disgrace in me.

My vow was breath, and breath a vapour is;

Then, thou fair sun, that on this earth doth shine,

Exhale this vapour vow; in thee it is:

If broken, then it is no fault of mine.

If by me broke, what fool is not so wise

To break an oath, to win a paradise?

Не ты ль риторикой прекрасных глаз

Толкнула  к даче ложных показаний?

А, значит,  за измену, в этот  раз,

Не заслужил жестоких наказаний.

Отрёкся я от женщины простой,

Но ты – богиня красотой и статью:

С тобой любовью связан неземной,

Измену клятвам лечишь благодатью.

Обет – дыханье, а дыханье – пар;

Ты ясным солнцем блещешь над землёю,

Вдохни и испари  химер угар,

Пускай вина не числится за мною.

Какой глупец, обеты  почитая,

Не изменяет клятве  ради рая?

IV.

Sweet киприда, sitting by a brook

With young Adonis, lovely, fresh, and green,

Did court the lad with many a lovely look,

Such looks as none could look but beauty's queen.

She told him stories to delight his ear;

She showed him favors to allure his eye;

To win his heart, she touch'd him here and there,–

Touches so soft still conquer chastity.

But whether unripe years did want conceit,

11Or he refused to take her figured proffer,