Саврола

И тогда перед ним непроизвольно возникла альтернатива: побег, отказ от должности, жалкое, убогое существование в какой-то чужой стране, где он бы подвергался презрению, оскорблениям, где его бы подозревали во всех тяжких грехах; и он слышал о том, что изгнанники доживали до глубокой старости. Нет, он не мог даже представить себе это, уж лучше было бы умереть; только смерть могла заставить его покинуть дворец, и он будет бороться до конца. Он мысленно вернулся к отправной точке своих размышлений. Да, у него был только один шанс, единственное решение, казавшееся возможным; оно не устраивало его, но не было никакого другого выхода. Достигнув конца тропинки и повернув за угол, он вдруг увидел Люсиль, сидевшую у фонтана. Это была чудесная картина.

Она заметила его озабоченный взгляд и встала ему навстречу.

– Что случилось, Антонио? Ты выглядишь встревоженным.

– Наши дела достаточно плохи, моя дорогая. Саврола, депутатская группа, газеты, и, помимо всего прочего, сообщения, которые я получаю о настроении людей, наводят ужас и тревогу.

– Когда я уехала сегодня утром, меня встревожил твой печальный вид. Ты считаешь, что нам угрожает опасность?

– Конечно, – ответил он в характерной для него строгой официальной манере, – причем опасность более чем серьезная.

– Мне так хотелось бы тебе помочь, – сказала она, – но я всего лишь женщина. Что я могу сделать?

Он ничего не ответил, и она продолжала:

– Сеньор Саврола – добрый человек. Я хорошо знала его еще до войны.

– Он нас погубит.

– Этого не может быть.

– Нам придется бежать из страны, если только нам позволят это сделать.

Она побледнела.

– Но я знаю, как ведут себя мужчины; мы чувствуем симпатию друг к другу; он – не фанатик.

– Существуют силы, о которых он почти ничего не знает. Он не может их контролировать, и они будоражат его.

– И ты ничего не можешь сделать?

– Я не могу арестовать его; он слишком популярен. Кроме того, он не нарушил закон. Он будет продолжать в том же духе. Через две недели состоятся выборы, и он снова будет избран несмотря на принятые мною меры; и тогда начнутся неприятности». Он сделал паузу, словно разговаривая с самим собой, и тогда продолжал: – Если бы мы могли узнать, что он намерен предпринять, возможно, мы могли бы разрушить его планы.

– Неужели я не могу помочь тебе? – взволнованно спросила она. – Я хорошо знаю его, и мне кажется, что он испытывает ко мне некоторую симпатию. Он мог бы поведать мне то, о чем он не рассказал бы никому другому…

Здесь она невольно подумала о многих победах над мужчинами, одержанных ею в прошлом.

– Моя дорогая, – сказал Молара, – почему ты должна портить свою жизнь, вмешиваясь в самые темные политические дела? Я не имею права просить тебя об этом.

– Но мне так хочется! Я постараюсь все сделать, если только это поможет тебе.

– Ну, по правде говоря, это во многом изменило бы ситуацию.

– Очень хорошо, я все выясню ради тебя; через две недели ты будешь знать обо всех подробностях. Он должен появиться на правительственном балу; там я встречу его.

– У меня вызывает отвращение сама мысль о том, что я позволяю тебе говорить с таким человеком. Но я знаю, насколько ты умна; да и необходимость в этом слишком велика. Но придет ли он на бал?

– Я напишу ему записку и приглашу его, – сказала она. – А заодно посоветую ему с юмором относиться к политике и не допускать ее в свою личную жизнь. Я уверена, что он придет; ну, а если нет, то я найду другой способ увидеться с ним.

Молара посмотрел на нее с восхищением. Никогда прежде он не любил жену сильнее, чем теперь, когда он понял, как она была полезна для него.

– Тогда я оставляю это на твое усмотрение. Меня пугает, что ты потерпишь неудачу, но если ты сможешь справиться с этой задачей, государство будет спасено. Если же нет, никто особенно не пострадает.

– Я добьюсь успеха, – уверенно ответила Люсиль и, поднявшись со своего места, направилась к дому. Глядя на своего мужа, она почувствовала, что ему хотелось побыть одному.

А он продолжал еще долго сидеть, задумчиво глядя на воду, где безмятежно плавали жирные, ленивые золотые рыбки. Выражение его лица было таким, словно он проглотил что-то отвратительное.

Глава VI

Конституционные основы

Благоразумные основатели республики Лаурании признавали важность сохранения и развития правил социального общения между публичными деятелями государства независимо от того, к каким партиям они принадлежали. Поэтому президент в течение длительного времени следовал традиции в соответствии с которой в течение осеннего сезона устраивались несколько официальных приемов. На них приглашались важные персоны с каждой стороны. Согласно правилам этикета было положено их посещать. В этом году страсти настолько накалились и отношения были настолько напряженными, что Саврола решил не принимать приглашение, и уже формально отказался от него. Поэтому он был очень удивлен, получив вторую пригласительную открытку. И его еще больше поразило то, что к ней была приложена записка от Люсиль.

Он понял, что она с открытыми глазами шла навстречу судьбе. Только было неясно, почему она так поступила. Конечно, она рассчитывала на свое очарование. Ведь очень трудно, почти невозможно нанести оскорбление красивой женщине; красота все равно побеждает, а пренебрежение отбрасывается. В действительности он мог бы извлечь политический капитал благодаря такому настойчивому приглашению в такой критический момент. Но он чувствовал, что она хорошо понимала его и, по крайней мере, не подозревала его в этом. Это доставляло ему удовольствие. Саврола сожалел о том, что не мог посетить бал, но он уже принял решение и сел, чтобы написать о своем отказе. Написав половину письма, он остановился; он вдруг подумал, что, возможно, она остро нуждалась в его поддержке. Он снова прочитал ее записку и ему показалось, словно между строк сквозила мольба о помощи. И тогда он начал искать поводы, чтобы изменить свое решение: это был освещенный временем обычай. Он подумал, что было необходимо показать его последователям, что в настоящий момент он одобрял только призывы к соблюдению конституции. У него появилась возможность продемонстрировать уверенность в успешном воплощении своих планов. На самом деле все доводы, кроме одного, самого главного, свидетельствовали против его решения.

Да, он пойдет на бал; партия могла бы возражать, но ему это было безразлично. Это их не касалось. В конце концов, он был достаточно силен, чтобы выдержать их недовольство. Эти размышления были прерваны появлением Море; его лицо излучало энтузиазм.

– Центральный окружной комитет единогласно избрал вас своим кандидатом на выборах. Транта, марионетка диктатора, был осмеян. Я назначил общественное заседание в четверг вечером. Вы должны на нем выступить. Сейчас мы находимся на гребне волны!

– Отлично! – воскликнул Саврола. – Я ожидал этого назначения. Мы пользуемся огромным влиянием в столице. Я рад возможности произнести речь, поскольку давно уже не участвовал в заседаниях, и именно теперь у нас накопилось много вопросов для обсуждения. В какой день это должно состояться?

– В четверг, в здании ратуши, в восемь часов вечера, – сказал Море, который, хотя и слыл романтиком, не был лишен деловых качеств.

– В четверг?

– Да. Надеюсь, у вас не назначены на этот день другие дела.

– Ну, в четверг вечером должен состояться торжественный бал, – медленно, словно взвешивая каждое слово, ответил Саврола.

– Я знаю, – сказал Море, – именно поэтому я назначил этот день. Они почувствуют себя танцующими на вулкане; совсем недалеко от дворца соберутся другие люди, действия которых согласованы и решительны. Молара не получит удовольствие на этом вечере; Лоуве не придет совсем; Сорренто будет готовиться к войне, если это потребуется. Значит, наше заседание однозначно испортит им праздник: ведь все они будут знать, что творится у них за стенами дворца.

– Четверг не подойдет, Море.

– Не может быть! Но почему?

– Потому что в этот вечер я собираюсь на бал, – решительно заявил Саврола.

Море разинул рот от изумления.

– Что?! – воскликнул он, – Вы?

– Вероятнее всего, что я пойду. Древние традиции государства не могут быть отброшены подобным образом. Это мой долг – пойти туда; мы боремся за восстановление конституции, и мы должны продемонстрировать наше уважение к ее принципам.

– Как?! Вы хотите сказать, что будете пользоваться гостеприимством Молары: войдете в его дом, станете есть его еду?

– Нет, – ответил Саврола, – Я буду есть пищу, предоставленную государством. Как вам известно, расходы на эти официальные мероприятия оплачиваются обществом.

– И вы будете разговаривать с ним?