Духовные корни

Глава 4

Может ли существование Бога быть доказанным?

Можно ли доказать существование Бога? Умы многих были заняты этим вопросом на протяжении тысячелетий. Возможно ли, да и нужно ли вообще посвящать себя попыткам найти доказательства Его существования? Куда это ведет и приведет ли это людей на путь веры – или же это пустая интеллектуальная игра? Мнения всегда расходились, но после того, как гуманисты[2 - Здесь: Шведская ассоциация гуманистов (шв.: Humanisterna) – крупнейшая шведская организация, пропагандирующая нерелигиозные, рационалистические взгляды. Насчитывает около 4000 членов, входит в состав Международного союза гуманизма и этики (International Humanist and Ethical Union – IHEU). – Прим. перев.] без тени стеснения обрушили шквал критики на религию вообще и христианство в частности, дискуссия разгорелась с новой силой. Их нападки могут показаться неожиданными, грубыми и непродуманными. Неожиданными, потому что в последнее время наблюдалась тенденция к росту христианства и пониманию религии. Грубыми и непродуманными, потому что аргументы приправлены обвинениями, обобщениями и острыми полемическими приемами.

Очевидно, мы имеем дело с явной попыткой пробуждения атеизма после нескольких десятилетий спячки. Один из используемых аргументов – с потерей Церковью ее влияния в публичном пространстве образовался идеологический вакуум, который надо заполнить. Этот вакуум гуманисты стремятся заполнить атеизмом.

В последнее время был выпущен ряд книг, написанных воинственно настроенными атеистами. Нет никаких сомнений в том, что потенциальной аудиторией этих книг является широкая общественность. Некоторые книги выполнены в стиле руководства к действию, и в них даны конкретные советы по избавлению от религиозности. Эти книги легкодоступны, обладают отблеском научности и отвечают потребности современного человека быстро находить ответ во все более шумном информационном пространстве.

Об этой потребности необходимо помнить в наше время, когда академическое богословие с презрением смотрит на ораторов-мирян и популистскую риторику. Нам может показаться, что активные действия – это недостойный нас уровень; примерами такого отношения изобилуют и СМИ. Современный человек только и успевает, что проглатывать уже приготовленные аргументы, быстро преподнесенные в аппетитной упаковке. Мы можем придерживаться каких угодно мнений в этом вопросе, но реальность становится все больше и больше именно такой, и в этот конкретный мир мы призваны нести евангелие Иисуса. Не у многих есть время сегодня читать докторские диссертации. Не многие также заинтересованы в глубинных слоях теоретических дискуссий. Людям куда больше требуется всякого рода конкретная помощь в повседневных вопросах: как быстро похудеть, как привести в порядок личные финансы, как оправдать мое неприятие религии?

Книги, освещающие последний вопрос, продаются в больших количествах, например такие, как «Письмо к христианской нации» Сэма Харриса и «Учебник для атеистов» Мишеля Онфрея. В Швеции особый резонанс произвела книга биолога Ричарда Докинза «Бог как иллюзия». Интересно отметить, что международная оценка этой книги заключается в словах: «развлекательная», «забавная», «захватывающая» и т. д. Повсюду этот оксфордский профессор прославляется за педагогичность и удивительную способность завоевать внимание широкой общественности. Способность доносить информацию вне академических стен очевидна.

Атеистические дебаты

Как всегда, нас, христиан, застали врасплох. Ведь атеистические дебаты, как уже упоминалось выше, были в течение долгого времени вялотекущими. В последний раз что-то подобное сегодняшней ситуации происходило во дни дебатов о науке и религии, организуемых Хедениусом в 50-е и 60-е годы. После разрушения берлинской стены и коллапса атеистически мотивированной государственной идеологии, контролировавшей советское пространство, атеизм стал восприниматься многими как нечто устарелое, отжившее свой век. В глубине нашего христианского сознания существует представление, что на самом деле никто не может быть атеистом. В крайнем случае, агностиком, но никак не атеистом. Не может же человек наверняка знать, что Бога нет. Тут имеет место коварное смещение акцента в сегодняшней дискуссии. Гуманисты считают, что обязанность представлять доказательства в споре лежит исключительно на верующих. Именно верующие обязаны приводить доказательства Божьего существования – а если они оказываются не в состоянии это сделать, то атеизм, который теперь пропагандируется как вера (а не факт) в несуществование Бога, становится самым естественным и разумным выбором. Другими словами, в атеизм вплетаются классические агностические постулаты, что служит своеобразным призывом для неуверенных агностиков освободиться от веры вообще.

На первый взгляд кажется разумным переложить ответственность за доказательство чего-то на того, кто в это верит. Если я верю в инопланетян, я должен каким-то образом доказать их существование. В нашем же вопросе, как это неоднократно было замечено Генеральным секретарем Шведского евангельского альянса Стефаном Густавссоном, невозможно сравнивать существование Бога с существованием Лохнесского чудовища, Деда Мороза или троллей. Эти мифологические фигуры существуют, по мнению некоторых людей, в этом мире. Бог же трансцендентный, вне времени и пространства – здесь большая разница. Атеисты на это возражают, говоря, что верующие устраняются от проблемы и с выгодой для себя перемещают Бога в другое, недосягаемое измерение, чтобы Его невозможно было рассмотреть или доказать Его существование. К этому мы еще вернемся.

Место христианства в публичном пространстве

Итак, атеисты наслаждаются регрессией христианства в общественной сфере. Существует огромное желание довести начатое дело до конца: запретить конфессиональные христианские школы, убрать христианские программы с радио и телевидения, а в крайних случаях – поставить вопрос, а могут ли у верующих быть такие же гражданские права, как и у других сограждан. Имеется в виду, что религия – это болезнь, которая передается по наследству от родителей к детям. Поэтому детей якобы необходимо освободить от этого нездорового влияния. Воинственный настрой очевиден, и даже если он не всегда производит адекватное впечатление, нет никаких сомнений в том, что настрой этот отличается новизной и смелостью и что ведется целенаправленная работа по созданию политической опоры для атеистических взглядов в современном обществе.

Христианство же в такой литературе щедро награждается эпитетами «коварное», «нездоровое», «безумное», «суеверное», «иррациональное». Между прочим, христианская установка на приватность религиозной жизни частично сама в этом виновата. В наши дни в независимых церквях существует харизматический тип христианства, которое само загнало себя в угол своим глубоким презрением к организациям, иерархическому порядку, систематически организованному богословию, таинствам и литургии. Чересчур индивидуалистское мышление, чрезмерное акцентирование личного опыта, анти-интеллектуальный настрой и глубокое неприятие какой-либо формы лидерства в итоге производят на свет крайне субъективную форму христианства, которое в конце концов уходит во вседозволенность и релятивизм. Частная сфера расширяется до невероятных размеров, и человек уже ни под каким видом не интересуется публичным пространством. У верующих наблюдается отсутствие как инструментов влияния на этом пространстве, так и навыков поведения в нем. Это – обратная сторона пиетизма[3 - Пиетизм – изначально движение внутри лютеранства, характеризующееся приданием особой значимости личному благочестию верующих. – Прим. перев.] и веры пробуждения.

Лично я считаю, что личный опыт необходим, но никак не достаточен. Необходима официальная форма христианства, обладающая соответствующими институтами. Это составная часть и логическое продолжение Воплощения. В то же время, если христианство не укоренится в душе верующего посредством какого-либо рода индивидуальной веры, оно станет поверхностным, мирским и вскоре пойдет по рукам. Вместо того чтобы быть солью и светом, такое христианство превратится в бюро религиозного сервиса, препятствующее искреннему покаянию и подлинной вере. Именно об этом и ведутся споры в шведском христианстве на протяжении последних двадцати пяти лет.

Имея в виду вышесказанное, следует отметить, что избыточный акцент на сугубо личных аспектах веры ведет к презрению всех внешних форм и производит духовную анархию и вседозволенность, что совершенно неприемлемо. Так мы можем легко оказаться в другой крайности, и тут нападки атеистов фактически помогают нам вернуться к здравому смыслу. Самоустранение от публичного пространства не решит проблем. Их решение придет скорее с возвратом к оному.

Поверхностно рассматривая различные перекосы в истории Церкви в периоды спада, люди с легкостью указывают на коррумпированные связи Церкви с государством. При этом они, будучи поверхностными историографами, забывают о том, в какое время жили люди. Во все времена государство заигрывало с Церковью. Борьба за инвеституру[4 - Борьба за инвеституру – противоборство в XI столетии между императором Генрихом IV и папой Григорием VII за право назначения епископов. – Прим. перев.] является всего лишь одним из примеров истории. Церковь в те времена приемлемыми и неприемлемыми способами делала все, чтобы защитить и веру, и верующих, а также обеспечить себе место в публичном пространстве. Поэтому создавались коррумпированные альянсы, и было место глубоким компромиссам. Рассматривать все это необходимо на фоне того, что агрессивная государственная власть непрестанно стремилась прибрать Церковь к рукам, заглушить ее голос и использовать в своих политических целях. Говорить только о коррумпированной Церкви, жаждущих власти епископах и жадных аббатах исторически некорректно. В такое рассмотрение следует включать и другие аспекты, чтобы вся картина была правильной, полноценной.

Конечно же, за публичное пространство всегда велась борьба. Всегда находились те, в чьих интересах было заглушить Церковь и лишить ее влияния. Борьба шла по-разному в зависимости от того, насколько сильной или слабой, влиятельной или маргинальной была Церковь в тот или иной момент. В исторических примерах не всегда легко разграничить внешнее давление и внутренний компромисс.

В наши дни кажется, что христианская вера во многих отношениях сдает свои позиции в видимом, публичном пространстве. Именно за это и зацепились атеисты. Ретироваться в свой собственный мир, где никто тебе не мешает, – очень соблазнительная мысль, которую можно легко обосновать теологически, но, по сути своей, это всего лишь проявление эгоизма. Это влияние пиетизма с его узким или неверным толкованием слова «мир», используемого в Первом послании Иоанна (2:15). Иоанн пишет: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей». Как мы трактуем слово «мир», такое направление и примет наша христианская жизнь.

Если это слово означает все окружающее меня творение (такую трактовку я называю ошибкой пиетизма), то я стану неумолимым приверженцем антикультурного настроя. Упрощенно можно сказать, что в этом случае второй постулат символа веры ([веруем] …в Иисуса Христа, Единственного Его Сына, Господа нашего) поглощает первый (веруем в Бога, Отца Всемогущего, Творца неба и земли). Весть о примирении в той или иной мере отсоединяется от того самого творения, где это примирение произошло. В результате все, что не относится напрямую к евангельскому благовестию, становится ненужным или неверным. Все творение пренебрегается и теряет ценность. Часто слышны голоса харизматов, говорящих на постмодернистский манер: «Я не желаю говорить о политике, я предпочитаю проповедовать евангелие». Риторически хитро, ведь какой христианин не желает проповедовать евангелие? Но действительно ли можно противопоставить одно другому? Нет! Что же хочет сказать человек такими словами? «Мне неинтересна политика и общественная жизнь, так как все это неважно по сравнению с завоеванием душ». Слово «политика» становится в этом контексте удаленным, расплывчатым понятием. Оно теперь обозначает все общественно-культурные формы, с которыми человек не желает вступать в контакт.

Сотворены по образу Божьему

«Мир» в описанной выше схеме означает все, окружающее человека, и понимается, как нечто в корне опасное и извращенное. Люди не видят различия между миром, сотворенным Богом, и пропитанной грехом и враждебностью к Богу системой, духом и направлением в мире. Здравомыслящий креационизм предполагает, что мир (творение) хорош и полезен, так как он сотворен Богом. Творение – это необходимое место, где разыгралась драма примирения. Искупление не подвешено в пустоте, а укоренено во времени и пространстве. Творение находится под влиянием последствий человеческого грехопадения, но из-за этого оно не становится полностью демонизированным и бесполезным. Напротив, оно было благословенно и освящено кровью Иисуса, стекавшей на землю с креста. Человек, даже в своем падшем состоянии, несет в себе образ и подобие Бога. В человеке есть достоинство, ценность и красота, причем не только в христианах, но в каждом сотворенном человеке, независимо от религии, пола, расы или национальности.

Часть такого «образа и подобия» Божьего в человеке – это его разум, душевная жизнь, опыт и свободная воля. Каждый человек сотворен уникальным, с неповторимым набором личных качеств. Личность человека выражается во всем, что он творит, – а не только в проповеди, – и это приводит к культурному многообразию. Как-то в антикварном книжном магазине в Чикаго мне встретился один человек. Он высказался о своем детстве следующим образом: «Я вырос в церкви. Там было четыре голых стены и одна Библия». В его грустных глазах можно было заметить тоску по поводу скудости христианской культуры.

Стремясь к посвящению всем сердцем и сопротивляясь всему, что мы называем традиционным, скучным, номинальным христианством, мы попали в колею. Как в евангельских, так и в новых харизматических церквях мы чаще всего полностью избегаем творческих проявлений. Вместо изысканных украшений (к которым мы относимся скептически и враждебно), мы держим изобилие музыкальных инструментов и проводов, которыми опутана вся сцена. Порой эта музыка бьет по мозгам, как молот жестянщика, производя весьма негармоничное впечатление, будто кто-то царапает душу. Пренебрежение прекрасным, равнодушное отношение к нему – это неполноценное понимание Божьего существа. Он сотворил материальный мир прекрасным и оставил в Нем отпечаток своих качеств. Он вложил так много красоты в Свое творение и наделил человека множеством творческих талантов, чтобы он использовал их на благо всем. Презрительное отношение к творчеству, к сожалению, встречается весьма часто в наших кругах. И в этой сфере мы отступили, передав существенную часть жизни со всем богатством ее культурных выражений силам секуляризма. Оставленный нами вакуум заполняется другими.

Разум человека

Разум – это часть человека. Он включает в себя способность осознанно анализировать, рассуждать и критически оценивать информацию. В него также входят интерес и сила, движущая его познавать свой мир, и способность приобретать нужную информацию и делать из нее логические выводы. Критикуя религию, атеисты нередко выдвигают тезис о неполноценности этих качеств в верующих людях. Попросту говоря, они думают, что верующие не считают нужным пользоваться головой. Нас выставляют наивными и доверчивыми. Это устоявшийся негативный стереотип. Безусловно, в христианской среде тоже встречаются противоинтеллектуальные течения, но вряд ли больше, чем среди всего населения, которое питается вечерней прессой и мыльными операми.

Проблема возникает, когда верующие не желают взвешивать аргументы, а ссылаются только лишь на личные переживания или откровения. Естественно, такое поведение оставляет впечатление нездравомыслящего, недалекого человека, хотя нельзя сказать, что оно является нормой для всех христиан. Способность обращать внимание на сверхъестественное означает не отречение от интеллекта, а скорее смиренное признание сложности бытия. Один из самых примитивных доводов гуманистов заключается в том, что раньше (как часто мы слышим это презрительное «раньше»!) люди были очень суеверными и верили, что Бог находится в молнии, дожде, огне и так далее. А сейчас мы просветились благодаря науке и поэтому более не нуждаемся в религии. Как утомительны эти упрощения! Во-первых, они не учитывают наличия высокоразвитой науки в целом ряде древних культур. Как у вавилонян, так и у ацтеков издревле существовала хорошо развитая астрономия и невероятная способность разрабатывать календари и сложные дневники – и это всего лишь один из примеров. То, что у древних людей отсутствовали современные механизмы и технологии, вовсе не означает, что у них был скудный интеллект.

Возникает вопрос: не приводят ли постоянные ссылки натуралистов на теорию эволюции (в которой, по их мнению, сомневаться абсолютно непозволительно) к тому, что люди – возможно, сами того не осознавая – воспринимают предыдущие поколения как менее развитые умственно? Сгребать все религии в одну кучу и предлагать одно простое объяснение – что религии, дескать, происходят из суеверий, несмотря на то что они продолжают существовать, оставаясь важной частью современной реальности, – это недопустимое упрощение. Нельзя не принимать во внимание разнообразные формы духовных переживаний, которые уже в древности приводили к созданию высокоразвитых культур. Кроме того, нельзя не принимать во внимание глубоко укорененное чувство святыни, которое невозможно объяснить всего лишь боязнью кары со стороны неизвестного бога. Иррациональностью и предрассудками невозможно также объяснить покаяния, обращения таких людей, как, например, Августин.

Задача, стоящая перед прогрессивными верующими, – это создание интеллектуальной среды, очерчивание параметров рефлексии и аналитического подхода, которые не влекут за собой соскальзывание в сугубо земное мышление, которое на практике отвергает все сверхъестественное. Стефан Густавссон очень верно отмечает, что недостаток либеральной теологии заключается именно в таком приспособленчестве к основанному на естествознании подходу модернизма, в угоду которому приносится в жертву сверхъестественная сущность христианства.

Начиная с эпохи Просвещения XVIII века, христианство постоянно подвергалось обвинениям в суеверности, ненаучности и иррациональности. Либеральное богословие во всех его формах следует рассматривать именно на этом фоне. Оно было своего рода попыткой ответа на подобные обвинения. Богословы стремились показать, что и христианство не лишено рациональности. Проблема в том, что это было показано путем отказа от сверхъестественного фактора, а также от всего, что казалось устаревшим или неудобным даже в вопросах морали. Все это выскребли вон и в результате получили совершенно другую религию, то есть христианство, сведенное к морали и долгу.

Вопрос о рациональности важен. Вопрос в том, в каких сферах действенность разума может считаться неоспоримой. Можно ли путем аргументации привести себя к вере? Может ли человек сам по себе прийти к неопровержимым внешним научным доказательствам существования Бога? Мне думается, нет. Но это вовсе не означает, что здравомыслие нам ни к чему или же что интеллектуальная дискуссия – это потраченное зря время. Напротив, нам следует непрестанно оттачивать способность к анализу и подтверждать роль разума в творении и истории спасения. Тем не менее, не следует забывать, что у интеллекта, как и у всего остального, есть свои ограничения. Необходимо, с одной стороны, не противопоставлять разум вере, а с другой стороны – не отождествлять эти два понятия полностью. В первом случае вера будет представлять собой все интеллектуально необоснованное и иррациональное. Во втором случае вера будет полностью сливаться с разумом, интеллектуализироваться и в конце концов превратится в набор избитых истин. А ведь вера – это гораздо больше.

Я считаю, что грамотный подход к пониманию веры начинается с осмысления ее в категориях личностных отношений «я – ты», а не безличных «я – оно». Важную роль в этом играют аналогии. В мире не хватит аргументов, чтобы доказать существование Бога. Что же касается классических доказательств, телеологических[5 - То есть основанных на постулате о цели всего сущего. – Прим. перев.], онтологических или космологических, которые в последнее время впали в философскую немилость, то в них все-таки есть немало ценного. Несмотря на то что в чисто научном смысле они не могут неопровержимо доказать существование Бога, они создают своего рода разумную установку, которая необходима в качестве жизненной установки. Мысли о первопричине, о дизайнере творения и так далее – это далеко не нелепые рассуждения или теологические софизмы. Атеисты обычно приводят против этих доказательств довольно пустой довод: даже если оные доказательства и кажутся правдивыми, они не только не указывают ни на какого конкретного бога, но даже не определяют само количество богов. Однако эти доказательства не раскрывают Божью сущность, а лишь ссылаются на возможность существования творца, делая, таким образом, первый шаг. На эту возможность, кстати, указывает Павел, когда он говорит о так называемом общем откровении Бога в природе, которое доступно всем (см. Рим. 1:19, 20).

Вера и знание

В данном контексте хочется отметить, что научная позиция гуманистов кажется весьма узкой, наивной и даже нереалистичной. Конечно, когда говорят, что не следует верить, не имея на то некой разумной причины, это звучит довольно здраво. С этим согласится большинство мыслящих людей. Но это не чисто научное утверждение, а скорее жизненный девиз. Кто решает, что разумно, а что нет, и по какому правилу? Нередко говорят, что этим занимается наука. Тем самым науку представляют каким-то монолитным блоком, забывая, что она крайне изменчива и полна внутренних противоречий. Это заложено в ее природе. В ней содержится множество гипотез, которые пока что не были ни утверждены, ни опровергнуты. Научный подход, логическое обоснование, эмпирические методы и так далее – все это, безусловно, достойно похвалы, но в реальности провести черту между верой и знанием гораздо сложнее.

Кроме того, повседневная жизнь строго по научным методам практически невозможна. Человек – это гораздо больше, чем физика, биология, математика и логика. Поэтому не следует автоматически исключать возможность того, что истинные знания приходят к нам самыми разнообразными способами: посредством опыта, интуиции, здравомыслия людей, посредством живых примеров и многого другого. Многое из этого невозможно подтвердить научным путем, и уже сам этот факт указывает нам на важное свойство действительности: она гораздо сложнее, чем то, что видно под микроскопом. Нет сомнений в том, что вера в науку является как раз верой, которую тоже не всегда можно доказать.

Дискуссии с атеистами часто заходят в тупик, так как «доказательства» и «опровержения» могут быть найдены обеими сторонами. То, что является аргументом для одних, для других абсолютно ничего не значит, и все доказательства кажутся уже давно избитыми. Создается такое ощущение, что это игра, у которой есть свои правила, предметы обсуждения и постоянно повторяемые аргументы.

Возможно ли здесь какое-то конструктивное продолжение? Думаю, да. Апологетику нередко рассматривают как подкатегорию религиозной риторики, а, между тем, ее задача заключается именно в том, чтобы устранить риторические перегибы с обеих сторон. Сохранять объективность, смирение и постоянно находиться в поисках истины – задача весьма сложная как для атеиста, так и для верующего. Ради доказательства собственной правды обе стороны могут позволить себе небольшие вольности. Проблема в том, что тему дискуссии задавали чаще всего атеисты, причем в обвиняющем тоне. Например, так и происходило во времена Ингемара Хедениуса[6 - Ингемар Хедениус (Per Arvid Ingemar Hedenius), 1908–1982, шведский философ, профессор практической философии в Уппсале в 1947–1973 гг. – Прим. перев.], когда богословы кланялись при появлении его величественной фигуры на Каролинском холме возле университетской библиотеки. Как-то раз, находясь в этой библиотеке, я заглянул в зал, где находился его рабочий стол, за которым он продолжал трудиться еще много лет после выхода на пенсию. У меня закружилась голова от изобилия богословской литературы на столе этого пожилого атеиста. Кажется, он так и не мог перестать думать о Боге – или, по крайней мере, перестать бороться с непоследовательным и опасным, по его мнению, понятием божества.

Сегодня едва ли найдутся люди, которые читают его книгу «Учение ада». Я читал, но меня она не убедила. Его взгляд на Иисуса, которого он представлял либо коварным, либо невротиком, совсем не соответствовал моему. Почему? На это есть несколько причин. Основная, которой я и закончу эту главу, – это «традиция опыта», как выразился Петер Тален. Христианская вера не является исключительно интеллектуальным мировоззрением. Мировоззрение является ее составной частью, и оно вполне интеллектуальное. Верить в Иисуса Христа можно, не теряя здравый смысл, и для веры есть рациональные причины.

Христианство как культура

Эпоха Просвещения привела к тому, что мышление в нашем современном обществе не просто обрело свободу, как считают многие, но также и сузилось. Это сужение сделало веру слишком интеллектуальной и более скудной, сведя ее лишь к идеологии. Христианская вера – гораздо больше, чем идеология. Это – целая культура, которой можно и нужно придерживаться, обитая с ней, а точнее, в ней самой. Ядром и отправной точкой этой культуры являются личные, тесные отношения человека с Богом, доступные каждому. Это дом, это «ойкос» и семья, это порядок и общение, это жизнь, в которую можно войти. Только после этого то, что со стороны кажется бессмысленным, становится осмысленным и объяснимым. Когда атеист называет это «бегством от научно измеримого», то на это хочется возразить, что понять правду и неправду о христианстве можно лишь опытным путем.

Пьющий воду знает ее вкусовые качества. Оценить логическую связность и обоснованность поставленных условий можно, лишь выполнив их. Победить в состязании по бегу можно, лишь пробежав дистанцию по правилам. Иисус выражает это так в Евангелии от Иоанна (7:17): «Кто хочет творить волю Его, тот узнает о сем учении, от Бога ли оно, или Я Сам от Себя говорю». Другими словами, только лишь в подчинении заданным правилам приобретается понимание истинности утверждений Иисуса. Он претендует на нечто гораздо большее, чем, к примеру, Будда или Магомет, и вряд ли кто-либо, стремящийся к интеллектуальной честности, сможет проигнорировать его притязания. И более того, речь идет не о позиции человека по поводу какого-то объекта, а об уникальных, развивающихся, межличностных отношениях, которые постепенно открывают истину в глубине его души.

Объективные критерии истины

Современные атеисты, несмотря на их воинственность и вспыльчивость, приносят немалую пользу: они понимают, что если Иисус не Тот, за Кого Он Себя выдает, то с Ним надо бороться всевозможными способами. Если Христос не воскрес из мертвых, несмотря на наши утверждения, то мы «несчастнее всех человеков» (см. 1 Кор. 15:14–17). Этого же мнения придерживаются и современные атеисты. Так как они крепко держатся за модернизм и научный позитивизм, не будучи подвержены влиянию постмодернизма, для них имеют значение «объективные факты» и разнообразные дихотомии. Современные атеисты не разделяют распространенную туманную идею, что все имеют право делать и думать то, что хочется, образуя тем самым некий блаженный хаос, в котором каждый придумывает себе сказание на свой лад и меняет свое жизненное пространство по своему усмотрению. Естественно, поэтому атеисты кажутся немного старомодными, отставшими от времени, да так оно и есть. Тем не менее, их агрессивность может сослужить нам хорошую службу: во-первых, помочь упорядочить мысли христиан, придерживающихся лишь чувственной веры, а во-вторых – помочь расшевелить тех, кто, поддавшись влиянию постмодернизма и боясь обвинений в зазнайстве и снобизме, избегают столкновений по поводу объективных критериев истины.

Духовное безразличие

О полных недостатков, предубеждений и порой оскорбительных мнениях гуманистов можно говорить много. В своей непоколебимой уверенности они воспринимаются как крайне нетерпимые люди, но с этим христиане могут сладить. У нас, несмотря на все, есть великое преимущество. Мы верим тогда, когда другие не верят. У нас есть важный партнер – Святой Дух, который воздействует на человеческую совесть. Нам помогают сотворенная Богом природа и человеческий разум. У нас есть доступ к объективной исторической реальности примирения, служащей доказательством Божьей великой любви к каждому человеку, включая и тех атеистов, которые весьма громко выражают свое противостояние. Эти шумные персоны почти не доставляют неприятностей. Настоящую проблему представляет собой духовное безразличие, обременяющее многих людей, которые вполне могут принять факт существования Бога, но при этом не считают, что он достоин более внимательного рассмотрения. Они просто неспособны на таковое. Такое духовное состояние, когда человек «ни холоден, ни горяч, а тепл», намного опаснее откровенного атеизма. Именно это «теплое», «в меру удовлетворенное» отношение к жизни привело в Швеции к молчаливому духовному безразличию, которое создает предпосылки к более агрессивному отрицанию Бога.

Глава 5

Восстановление

В мире спешки и стресса мы часто ищем быстрых и практических решений. Поиск новых методов, моделей и принципов, которые быстро приведут к пробуждению, превращается в какое-то наказание – особенно когда один метод сменяется другим в довольно плотном потоке. Гонка за результатом становится бичом, а конкуренция разных моделей и методов гнетет душу. Усугубляет положение и духовное тщеславие, которое заставляет человека все время находиться в самом новом и модном течении.

Мы призваны приносить плод, а не судорожно достигать результата любой ценой. Весьма утомительно и неприятно путешествие на корабле, если самому приходится дуть в парус. Поле не принесет урожай быстрее, даже если нетерпеливо пытаться выжать его из земли. Лучше уж с терпением работать над почвой – нашим сердцем, отношениями и внутренней жизнью.

Безусловно, нам нужны эффективные методы, но прежде всего нам нужно участвовать в той гигантской работе восстановления Тела Иисуса Христа на земле, которое затрагивает личности, церкви и движения. Это продолжающееся восстановление, которое взаимосвязано с эсхатологическим конечным восстановлением. Иисус сначала будет явлен в Теле Своем, а потом явится, чтобы забрать невесту.

В книге Деяний (3:19–21) описана проповедь Петра в храме. В этой проповеди присутствует интересная модель: «Итак покайтесь и обратитесь, чтобы загладились грехи ваши, да придут времена отрады от лица Господа, и да пошлет Он предназначенного вам Иисуса Христа, Которого небо должно было принять до времен совершения всего, что говорил Бог устами всех святых Своих пророков от века». Контекст этого высказывания таков: сделавшись проводником чудесного исцеления хромого у Красных дверей храма, Петр проповедует необходимость покаяния для свидетелей чуда. Этот новоиспеченный лидер образовавшейся иудейской мессианской церкви обращается к народу и, исходя из того деяния, которое только что совершилось у них на глазах во имя Иисуса, призывает людей уверовать, что этот Иисус и есть их Мессия. Далее он развивает свою мысль и говорит о втором пришествии Христа. Это понятие было важной движущей силой молодой церкви, жившей в постоянном ожидании скорого, незамедлительного возвращения Иисуса Христа.