Стаи. Книга 3. Столкновение миров

Разорвет меня пустота.

Зловещая и переполненная печалью песня полилась по залу, более привыкшему к шумным и весёлым вечерам, заставав в испуге съёжиться огоньки свечей…

Сохрани мое фото

На книжной полке,

Там я в старом пальто,

С сигаретой во рту.

Через миг взорвусь на осколки,

И наполню собой пустоту.

Пламневласая кицунэ, чей разум покинул тесный мирок материальной вселенной, не замечала ничего вокруг, даже своей соратницы Диолеи, что пришла из детской, как на зов, на эту страшную песню…

Замерзают в улыбке губы,

Видишь, до смерти извелась.

Видишь, движущиеся трупы

Коченеть продолжают, кружась.

В небе знаков для нас нет больше,

Облака примерзли ко льду.

Все маршруты ведут в замерзшие

Вечный холод и пустоту.

Диолея ловила своим чутким сознанием настоящую эфирную бурю, что подняла девушка-лиса этим зловещим пением. Открыв рот от изумления, она впитывала в себя каждую ноту и каждое слово, следила, не моргая, за вихрями тонких материй, что, словно сойдя с ума, кружили хоровод вокруг певицы. Подчиняясь волшебному голосу кицунэ, её разум летел вдаль, показывая калейдоскопом страшные картины столь стремительно, что разум многие из них не успевал ни увидеть, ни тем более понять…

Сохрани мое фото

На книжной полке,

Там я в старом пальто,

С сигаретой во рту.

Через миг взорвусь на осколки,

И наполню собой пустоту.

Сохрани мое фото

На книжной полке,

Там я в старом пальто,

С сигаретой во рту.

Через миг взорвусь на осколки,

И наполню собой пустоту.

Пустота, пустота, пустота…

Пустота, пустота, пустота…

Песня умерла, но никак не желал уходить, мечась от стены к стене, а Афалия так и осталась сидеть с потухшим взором, сгорбленная и несчастная. Она была бесконечно далеко от бренного мира, и даже плачь собственных детей ускользнул от затуманенного сознания – Кален и Иния услышали, не ушами, конечно, её тоску и печаль, и вырвались из сладкого сна. Диолея на цыпочках удалилась в детскую и пыталась успокоить расплакавшихся близняшек, беспрестанно повторяя: это просто песня… Это просто песня…

* * *

Почему мужчины из эмигрантских кварталов Белограда каждый день оккупировали ближайшие пивные? Почему всё чаще и чаще напивались в стельку, оставляя в карманах владельцев дешёвых забегаловок последние гроши? Люди просто устали ждать.

Ждать возвращения из незапланированного рейса звездолёт «Бархэм», выбросивший, даже бросивший их на произвол судьбы в системе Аврора-2, и рванувший к колыбели человечества, со сверхсрочным заданием – перевести очередную порцию пушечного мяса на Арену.

Воистину права старая русская поговорка: бояре дерутся, у холопов лбы трещат! Пусть смысл некоторых слов до выходцев из англо-саксонской Секции и не доходил, но суть они уловили верно, ибо оказались заложниками чьих-то непомерных амбиций. Их правители решили снова поиграть в солдатики, побряцать оружием, а простые труженики вместо обещанного нового дома у далёкой звезды застряли в гостеприимной, но чужой системе, где…

Где вроде бы всё для всех, но вот уже долгие месяцы тысячи и тысячи высококлассных специалистов не могут найти работы по призванию, да и разве может уже сформировавшаяся Империя что-то предложить в плане трудоустройства профессионалов по формированию искусственных ландшафтов? Не нужны ей инженеры, силой мысли и рук превращающие безжизненные пустыни в цветущие сады, своих хватает.

И им оставалось только ждать, ведь корабль обещал вернуться и продолжить путь. Они постоянно чувствовали себя чужаками на этой планете, в этом городе – свалившаяся на голову Анны Второй проблема в виде почти четверти миллиона ртов имела вполне понятный итог. Беженцев расселили в наскоро сколоченных бараках с минимумом удобств и обеспечили хоть какой-то работой и гуманитарной помощью. Все, и не званные гости, и хозяева дома, страстно жаждали только одного: чтобы прилетел прыжковый корабль, и путешествие сквозь пространство и время, наконец, продолжилось.

Но не тут-то было. Распри между Секциями никак не утихали, за одной серией сражений на Арене следовала другая, и с каждой новой сменой времени года в умах людей крепчала уверенность: нас бросили.

Кто-то, как мог, старался устроиться на Новой России, несмотря на некоторую неприязнь к англо-саксам, как к исконным врагам славян, кто-то всё также ждал, надеялся и верил, а кто-то потихоньку спускал скромный заработок в местную вино-водочную индустрию, едва дотягивая до очередной получки…

Вот и сегодня, типовой кабачок с незамысловатым названием «Три толстяка» яркой, но немного потрёпанной гирляндой огней приглашал завсегдатаев утопить в пиве, вине и водке своё горе и свою печаль. Как всегда в вечер пятницы тут было яблоку негде упасть, лился рекой хмель, да дым стоял коромыслом. Шум в голове от выпитого и от громких разговоров, только вот… Три добродушных, весёлых, пузатых и довольных жизнью нарисованных на вывеске толстяка никакого отношения к моральному настрою компаний выпивох не имели. Уже давно вошли в обыденность пьяные потасовки, а то и поножовщины – граждане старались не появляться вбили кабаков, особенно в пятницу вечером, когда, посчитав скромный недельный заработок, толпы эмигрантов в отчаянии брели в эти злачные кварталы, где процветали невиданные для Новой России проституция и торговля наркотиками.

Но сегодняшний вечер, а точнее уже даже ночь с пятницы на субботу, были не совсем обычными. Среди пьяных масс, уже начавших под гипнозом зелёного змия терять человеческое обличие, как-то незаметно затесалось несколько своих в доску, то есть таких же, с виду «хороших», людей. Обычная, ничем не запоминающаяся внешность не бросалась в глаза, застилающий глаза и разум дурман хорошо дополнял их актёрские таланты: они пили, ели, говорили с соседями по столикам «за жизнь», не выдавая себя ни манерами, ни особенностями речи. Они говорили неглупые вещи, о том, что их всех бросили на произвол судьбы, о том, что мигрантам достаётся неблагодарная, грязная работа за гроши. И ещё они бес конца проклинали эволэков, ведь это из-за их новой методики преодоления пространства и разгорелась усобица, из-за них всем собравшимся приходиться перебиваться случайными заработками.

Час от часу атмосфера во многих кабаках накалялась, всё громче и громче звучали призывы пойти и показать выродкам-эволэкам, многие из которых уже даже отказались от человеческого обличия, что именно люди, а не возомнившие чёрт знает что о себе мутанты и есть истинные хозяева Вселенной…

Зима необычно тёплая. Уже подходит к концу декабрь, но, если бы не раннее наступление сумерек и не сбросившие листву деревья, можно было решить, что Творец поменял местами времена года, заменив холода на оттепель вступившей в свои права весны. Ветер принёс с юга огромные воздушные массы и прекрасную погоду, напоённую жёлтым светом Авроры днём и серебряным Велеса и Сварога ночью.

Лишний повод побыть на открытом воздухе сыскался как нельзя кстати: всех прибывших эволэков и кураторов зал особняка вместить всё равно не смог бы, даже две трети умещались с трудом. Но, подобные трудности Институту были хорошо знакомы, и выход из затруднительного положения имелся.

Прямо в небольшом парке, через дорогу от дома градоначальника, в аллеях разбили длинные и высокие палатки, поставив их практически полог к пологу, так близко друг к другу, что перейти из одной в другую можно было, сделав один только шаг. Внутри накрыли столы, и шаткие на вид строения надёжно укрыли от вечерней прохлады всех коллег и друзей павшей команды Навигаторов.

Прощальный вечер уже явно затягивался, и Афалия начала сердиться на своего благоверного – постоянно курсировала от комнаты особняка, где ни как не желали спать дети, к палаткам, стараясь уделить хоть толику внимания своим подругам, а Элана всё не было. Матери Елены Стрижак на проводах стало плохо, и несчастную женщину увезли в больницу, настолько всё оказалось серьёзно, причём она даже не доехала до палаточного городка ибисовцев. Машину повернули назад, а рыжий плут счёл долгом сопроводить родителей своих погибших подопечных до самой больницы.

Пламневласая кицунэ в эти часы, наполненной ночной тишиной, не находила себе места: носитель информации, казалось, просто жёг тело сквозь ткань, а передать его супругу не получалось. Более того, понимая ценность содержащейся в нём информации, она ни разу не заикнулась о серой, напичканной микросхемами коробочке ни в телефонных беседах с мужем, ни в разговорах со старостами, ни в задушевных беседах с подругами по Клану.

Уже минула полночь. Прощальный банкет понемногу стихал, эволэки и наставники разбрелись по саду или сидели тесными компаниями за столами, пели грустные песни, кто-то даже отправился спать.