Лариса стояла в своем кабинете после операции, стаскивая операционную робу, но все еще оставаясь там, у стола. Иногда уходишь после операции, и все неизрасходованные силы отдаются болтовне, чаю, предвкушению радостей или печалей, предуготованных сегодняшней, будущей жизнью или еще более далекой. Или что-то хочешь, о чем-то думаешь или чему-то радуешься, что-то кручинит тебя. А иногда вспоминаешь оконченную операцию, проигрываешь внутри себя все заново: достаточно ли надежно получилось. Конечно, не бывает такого, чтоб недоделал, но степень надежности нередко вызывает сомнение. Ведь снова не полезешь в живот. Все! Зашито. Захлопнута коробочка.
И сегодня Лариса не была уверена в надежности и думала: есть ли ошибка, а если есть, то ее ли это ошибка, ткани ли такие, руки ли не так стали ходить?
Сняла пижаму, надела юбку, натянула свитер, взялась за халат.
Раздался звонок.
– Лариса Борисовна, здравствуйте. Приветствует вас Визиров, из райисполкома.
– Здравствуйте. Я слушаю вас.
– Вы меня не помните?
– Вы уж простите…
– Вам еще звонил двоюродный брат ваш, Григорий Яковлевич. Вспомнили?
– Не припомню. Но это неважно. Вы больны?
– У вас лежала бабушка моей жены.
– А сейчас что? У нас?..
– Нет. Сейчас она дома.
– Что, плохо? Что с ней?
– Все хорошо. Я хотел сказать спасибо. Не вспомнили?
– Нет. Извините. Память плохая стала. Постарела, наверное.
– Как же так? Гриша вам столько раз звонил. Я приходил, из райисполкома.
– А давно?
– Полгода уже.
– О-о! За это время столько воды утекло. Ну, раз все в порядке, я рада. Передайте привет бабушке, больной нашей. Спасибо, что не забыли…
– Как же вы не помните? Из исполкома… Гриша звонил… Она лежала с переломом бедра, непроходимость у нее началась…
– Конечно! На животе рубец от старой операции. Худая. Черная, с сединой? В восьмой палате у окна налево?..
– Да, да!..
– После капельницы лучше стало: я даже думала, от операции убережемся. Думала, обойдется.
– Ну!
– Так и говорили бы: перелом, непроходимость, а то – исполком, Гриша. Перелом помню, как не помнить… И непроходимость – спаечная.
– Ну, слава Богу! Лариса Борисовна, совершенно конфиденциально, и, пожалуйста, никому не рассказывайте. В субботу на пустыре против райисполкома будет запись на машины.
– Объявят?
– Да вы что! Нигде ничего объявлять не будут.
– А как же люди узнают?
– Не волнуйтесь. Кому интересно – звонят, выясняют, а в пятницу мы им скажем.
– Что же мне делать?
– К сожалению, записать я вас не могу, но хирургов, которые оперируют наших близких, мы не забываем. Я думаю, что со вторника надо там занять очередь.
– Как же занимать, когда никто не знает?
– Не знает! Вы-то уже знаете.
– Очередь будет из одних хирургов?
– Нам и нашим близким нужны не только хирурги. Теплые, благодарные отношения между людьми – вещь частая, нередкая. Люди всегда помогают друг другу. К сожалению, мне не удалось помочь вам записаться на машину через райздрав. Пытался.
– Спасибо. Большое вам спасибо. А как это будет технически? Как это все делается?
– Придут люди и организуют очередь. В порядке «живой» очереди.
– А много будет машин?
– Этого нам не сказали.
– А у кого записываться? Там будет кто-нибудь?
– Наверняка. Есть же природные организаторы.
– Значит, надо записаться в список и можно уехать?
– Лариса Борисовна! Вы как ребенок. Как это уехать? Вычеркнут из очереди! Кто-то должен быть все время. Все четыре дня. Поочередно: вы, муж, еще кто-нибудь.
– Муж! Муж на машине не ездит.
– Он же ездил?
– Отобрали права.
– Пьяный был?
– Может, не очень, но было.