Фамильяр. Рассказы

– Не могу, не могу, – мычит девчонка.

– Можешь, – говорит моя мама. – Пей, будет легче.

Между моих ног пробегает черная кошка: «Ой, чувствую беду, мр-р!»

– Пей, пей, деточка, – добавляет женщина в халате, и голос ее дрожит. – Ну вот, молодец.

– Приподнимите ее повыше.

– Ага, вот так.

– Помогите раздеть.

Не в силах справиться с любопытством, засовываю голову в проем. Нет, лицо мне незнакомо: длинные блестящие черные волосы раскиданы по подушке, черты лица мелкие и резкие, больше смахивающие на мальчишеские. Вся бледная, лишь небольшие пятна румянца на впалых щеках. Хрупкая, худая, лежит неподвижно, словно кукла, с которой поиграли и выбросили.

– Дочь, уйди! – замечает меня мама. – Тебе говорю, Астрид! Не стой тут, закрой дверь. Потом позову, если понадобишься.

Я подчиняюсь не без доли обиды, но продолжаю подслушивать за плотно закрытой дверью. Почему все самое интересное всегда происходит без меня? Вчера приходил мужчина с аллергией, позавчера – женщина с болью в суставах. Обычные повседневные случаи, но сегодняшний – не из таких. Но моя помощь здесь не нужна, меня прогоняют.

– Давайте буж. Ага, вот этот. Подвиньте ее спиной к стене, – распоряжается мама.

Девчонка издает невнятное бормотание сквозь сон.

– Вот так, подайте мне вон ту спицу, которая потоньше, – я слышу звяканье металлических инструментов.

– Ой, острая какая.

– Велена, не трогайте! Ну вот, стерильность нарушена. Теперь давайте другую.

– Простите.

– Ага, вот так.

Девушка тихонько постанывает и замолкает.

Я слушаю как завороженная и боюсь пошевелиться. Тишина. Лишь отвар бурлит в котелке.

Проходит еще какое-то время, а я все стою, как приклеенная, прислонив ухо к тонкой деревянной двери, за которой проходит операция.

Я уже такое видела однажды, но тогда была взрослая женщина. У нее было кровотечение.

Вдруг Велена прерывает тишину:

– Я домой пришла, а она по лестнице носится вверх-вниз. Говорит, думала избавится так, а потом плохо стало. Вся съежилась, сознание потеряла. Эх, у нее ни матери, ни отца не было никогда. Я ее подобрала. Совсем смотреть некому за дитем. Странная, дикая, как полевой зверек. Ох…

– Пусть так полежит, я пока выпишу лекарства, – говорит мама. – Не пропускать ни в коем случае.

– Да как я… насильно ей запихну в глотку? Как же я… – причитает женщина. – Не любит она их.

– Тогда летальный исход, – отвечает мама со спокойствием опытного лекаря.

– Какой исход?

– Не выживет она без лекарств и должного ухода. Слабая.

– Ой, за что ж мне это все! – завыла Велена.

– Слезами тут не поможешь. Нужно лечение. А если не пообещаете все делать, как должно, то оставляйте девчонку у меня.

– Ой, не знаю. Волнуюсь за нее. Как вы с ней справитесь? Сможете? Точно выживет? – сыплет вопросами напуганная женщина. – Ой, если не выживет, то сама помру.

– Глупостей не говорите. Еще не с такими справлялись, – говорит мама.

– Простите. Будь по-вашему, – сдается Велена, и слезы ее затихают.

– Как зовут, не спросила?

– Мелисса.

Так Мелисса поселилась в нашем доме. Странная, немногословная девочка, на вид лет тринадцати – какие уж там пятнадцать! Страдающая малокровием, эпилепсией, замученная сверстниками за свои отличия от них.

Еще она плохо ест, что привело к сильной худобе. Она словно шарнирная кукла – высокая, щуплая. А в ее больших глазах страшная обреченность.

Иногда она перестает молчать и может рассуждать подолгу, сидя рядом со мной где-нибудь в саду или у реки. И рассуждает она о том, как тяжела жизнь. Кажется, что внутри она старше всех, кого я только встречала.

Она сказала, что никакая сила в мире не избавит ее от мучительных проблем. И она почти смирилась со своей судьбой, называя ее проклятьем. Такая в ней грусть, что каждый раз, беседуя с ней, мне становилось не по себе.

Мелисса призналась, что видит страшные сны, и все они о боли и смерти. Видит, как страдают люди, и так она им сочувствует, что вбирает их боль в себя, перенимает их судьбу, подменяя ее на другую.

Моя мама называет таких людей спасителями, благодетелями, живыми оберегами. Она говорит, что люди с такими способностями, за всех страдающие, обязательно попадут в рай. И обычно их забирают очень рано. Вот только переживает Мелисса за свою душу, ведь совершила она грех.

– Не смогла я до конца принять свою судьбу, – говорит она мне, чуть плача. Я накрываю девчонку теплым одеялом и пою успокоительным отваром, который сама для нее сделала. – Нужно было смириться со своей долей. А теперь из-за меня погибла одна душа. Мне нет прощения.

– Ты и так много страдала, – говорю ей я, но она мотает головой.

– Нет, недостаточно, – вздыхает она, а потом закрывает глаза и быстро засыпает. Отвар действует.

Я смотрю на Мелиссу, как на тотем, идол или священный артефакт. Люди никогда не смогут понять тех, кто на них не похож. У таких, как эта девочка, своя благородная миссия.

Она сказала, что в тот раз должны были напасть на девочку десяти лет. Затащили бы в кусты и все тут – пиши-пропало. Она ей приснилась, привиделась – называйте как хотите. А потом Мелисса пошла искупаться на реку, и там к ней подкрался молодой парень – сын рыбака. Очнулась она ночью в песке, вся голая и избитая, с дырой в голове. И не призналась никому ни в чем в тот день.

Но Мелисса парня не выдала. Он сам потом раскаялся в местной церкви и сдался. А потом вся наша деревня смотрела, как его ведут со связанными руками и сажают в повозку. Меня тогда не пустили смотреть, вот я толком ничего и не поняла. Повозка уехала, оставив людей плодить сплетни. А я потом слышала лишь отрывки разговоров. «Ну и пусть, – сказала Мелисса, поделившись со мной своей тайной. – Главное, что он признался».

Так меня удивляет огромная сила и мудрость, скрытая в этом хрупком создании в теле ребенка. И все больше я поражаюсь нашему миру, в котором запрятано столько чудес.

– Твой фамильяр, – говорит мне Мелисса, когда мы с ней сидим на скамейке, прячась от солнца в тени яблони. Последние теплые деньки. Уж казалось мне, что не будет тепла. – Я его тоже слышу.

– Правда? – в который раз удивляюсь я Мелиссе.