Город, которого нет

Компания переглянулась.

– А Евдоким?.. – начал было карлик, но Магда на него цыкнула.

– Повтори это еще раз?

– Витя. Питер. Петербург, – торопливо сказал я и почему-то добавил: – Ленинград. Петроград.

– Пет-ро-град, – повторила она, не спуская с меня глаз.

И вдруг запела. По-русски. Я не отвечу вам, какой язык мои гости использовали до того и почему я их понимал. Хотя догадка у меня появилась.

Девушка пела, с трудом вспоминая слова:

– Их-ябло-чка-ку-да-котишься-пат-клеш-папа-дешь-не-воро-тишься.

Бледное личико стало мечтательным. Она сказала:

– Девять сезонов назад я была у них в одной заварушке. Я тогда была э-ман-си-пэ. Курила па-хи-то-ску, а потом, в перестрелке…

И, сама себя перебив, спросила:

– У вас там мумию еще в зиккурат на главной площади упаковали, ага?

– Это в Москве, – сознался я. – А я из Питера. Из Петрограда.

– Петрограда, – протянула она и вдруг оживилась:

– А Сережа? Сереженька, золотой, кудрявый, и ресторан на площади у собора. Поэт…

– Помер, – жалостливо сказал я, – то ли сам, то ли убили. Есть разные мнения…

Нежить расстроилась:

– Гниды! суки белобрюхие.

– Так, – сказал Никодим. – Завязывай вечер воспоминаний! Давай-ка, мил человек, по порядку. Как ты сюда попал, где Евдоким и откуда у тебя Проявитель? – он указал хоботом на «Никон».

Пришлось рассказать всю мою историю: про комиссионку, странные снимки и дверь в стене. Момент покупки «Никона» слушателей чрезвычайно заинтересовал.

Пришлось подробно рассказать, как я в комиссионке носом в стеллаж въехал, закапал кровью рубашку и камеру, а продавец разворчался, что теперь я купить «Никон» обязан, и он мне скидку сделает…

– Ну, вот она, жертва, – удовлетворенно произнес Никодим. – Видишь ли, чтоб Проявитель заработал, нового владельца надо инициировать. А тут вышла стихийная жертва – кровь, видать, у тебя хороша.

Девушка-нежить взглянула с возросшим интересом.

– На гемоглобин не жалуюсь, – буркнул я и отодвинулся. А всякий случай.

– Стоп, – сказали головы. – Если это не часть плана, что ж ты нас сдал, тогда, гад?

– А я знал, кто вы? – огрызнулся я. – Она вообще паутину тянула, – я кивнул на Магду.

– Не тянула, а вытягивала, – обиделась та. – Мортово заклятье снимала, между прочим. И не успела…

– Ладно… студент. – Давай думать, как выбираться? Прошлый раз ты дверь на снимке увидел, теперь – как?

Я повертел фотоаппарат:

– А почему у меня его не отобрали?

– Побоялись. Придут за имуществом, когда ты сдохнешь, – хохотнул карлик.

– Собственность тут уважают, – подтвердил Никодим. – Какой мир, а? Жалко уходить. Стихийная магия, зверюги геральдические стадами бегают. Тут тебе и огнегривый лев, и синий вол, и орлы с единорогами. А люди – это ж песня! Один дурачок-самоучка есть… как пойдет поленьями левитировать – закачаешься.

– Ребята, – осторожно сказал я, – вы меня простите, конечно. А сами-то вы кто будете? Такие разные…

Собеседники помрачнели.

– Знаешь, самим интересно, – доверительно сказал карлик. – Вот все бы отдал, чтобы узнать – кто. Возможно, студенты, как ты. Или…

– Хватит, Тор, – резко сказала девушка, – Потом обсудим. Витя, нам нужен выход.

– А чего вы насквозь тюрьму не пройдете? – задал я давно висевший на языке вопрос.

– Нафига? – вспылил Никодим. – Чтобы оказаться в соседней камере?! Да я хоть все стены этого долбанного герцогства насквозь пройду, а к дому ближе не стану!

– Насквозь пройти – не вопрос, – сказала Магда. – А дверь открыть – совсем другой расклад. Не тяни, Витя.

– Может, вы сами? – я протянул фотоаппарат. – У меня опыта мало.

Все трое отступили на шаг.

– Нет уж, спасибо, – ответил карлик. – Он на тебя настроен. А меня долбанет так, что мало не покажется. Хотя, если тебя убить…

– Все, уже работаю! – я схватил «Никон».

Дверь оказалась на стене под окошком. Компания сгрудилась за спиной. Я провел ладонью по каменной кладке, и очертания стали четче. Из-под щели бил яркий свет.

– А он ничего, дело знает, – шепнул Никодим. – Действуй, Витя!

И я толкнул дверь, почему-то рассчитывая оказаться на тюремном дворе. Но пейзаж был иным.

Мы стояли на широком помосте, увитом виноградной лозой и цветами. Шагах в пяти от нас на троне сидел разряженный в парчу и меха мужчина. Одежда сверкала драгоценным шитьем, а на голове красовалась корона.

Плотные ряды стражников отделяли помост от толпы. За ними, сколько хватало глаз, шумело людское море.

– В праздник урожая вляпались, – прошипел Никодим. – Ай да Витя, ай да молодец.

Ликующие возгласы сменились гробовой тишиной. Человек в короне медленно повернулся. Стража вскинула арбалеты.