Нескучная книжица про… (сборник)

И чем сейчас она недовольна? Он же помочь старается, не бросает их. Что, лучше одной сына тянуть? Если Генка звонит узнать, как дела, разве трудно ответить? А вдруг проблемы? А если у парня в школе неприятности? Почему вместо этого реветь все время надо?

Вспомнилось, на контрасте, как тогда, много лет тому, глядел в пылающие Наташкины глазищи, и горела скула от пощечины, и думал – убью! А она наступала на него яростно – не смей! Никогда больше так со мной не разговаривай! И столько силы было в маленькой этой девчушке, что тогда Генка совсем и пропал…

Куда же делось все это потом? Где растворилось? Как превратилась его Наташка в Маму Чолли? И как, уж простите, мог он теперь с мамой спать? Кому еще надо плакать: ей или Генке?..

Он поднялся и скомандовал:

– Ладно. Хватит загорать. Поехали.

Домой Наталья не спешила. Визит к Людмиле опять всколыхнул старое. Что теперь? Сможет ли она помочь?

«Девочка, не стоит он ни здоровья твоего, ни слез…» – сказала бабка ей напоследок. Но, здесь, в деревеньке этой, в который раз поняла Наталья: родной он ей, не чужой! что она не так сделала?!

Они почти не ссорились. Она сглаживала острые углы. Если Генка надувался, молчал неделями. Наталья так не умела и шла мириться. Худой мир лучше. Проглатывала обиду. Понимала. Всех и всегда. Даже, чтоб лишний раз не провоцировать мужа, стала одеваться проще, чтобы поводов для ревности не давать. Хотя тот и твердил всегда – я? Ревную? Даже не надейся. Я не знаю такого слова!

Врал он. Потому что свекровь рассказала ей, как в один, совсем не прекрасный день, собрал свекор всю косметику, все украшения Анны Степановны, выкинул духи… и объявил – ша, хватит. Нечего больше хвостом вертеть!

Смирилась свекровь и стала такой, как сейчас. Зачем, спрашивала Наташка. А знаешь, как страшно, когда он кричит, отвечала свекровь. У него же глаза белые… Лучше пусть так. Спокойнее.

Если разобраться, Наталья тоже шла этим путем. Видя, какой яростью горит мужнин глаз, как зеленеет лицо, слыша обидные вещи, не спорила. Он же хороший. Просто такая наследственность…

Собралась Людмила быстро: надела брюки, ветровку, сапоги. Взяла сумку, сунула спички в карман. Вышла из дому, скоро зашагала к лесу. Медлить было некогда. Топая по тропинке, оглянулась – казалось, деревенька нахохлилась и замерла в ожидании. Людмила чувствовала – сегодня что-то произойдет.

Шла к лесу, вспоминая утренних посетительниц. Жалко было обеих, хорошие. И свекровь, и невестка. Но знала и другое: просто так ничего не бывает. Наташку хотя бы взять.

Привозил ее Генка, лет сто тому, с родителями знакомить. Людмила помнила, как сияли у молодых глаза. Закрутило их сейчас, заморочило. И ее понять можно, и, что греха таить, его тоже. Какая Наташка сейчас? Ребенка родила, изменилась.

Сама доктор, знала Людмила все женские оправдания: после родов сбился гормональный фон. Ну-ну. У одной из десятка, может быть, что и сбивается.

Не только в гормонах дело – меняется все в голове после родов. Она помнила, как, проведя неделю в роддоме, выходишь обратно совсем другой… и себе уже не принадлежишь. Ритмы, устремления, жизнь твоя вся подчинена только маленькому человечку. Не успеваешь спать, вслушиваешься – как там малыш?

А любимому ты нужна прежняя. Тебе не до него, и на себя-то времени нет…

Нормально это, и плох тот мужик, который понять не способен. Все бы ничего, но вдруг, год спустя, находишь себя в зеркале совсем другой. И замечаешь, что муж не так на тебя смотрит. Огорчаешься, и, гори все огнем, опять идешь к холодильнику…

Нырнула в лес и двинулась в чащу. На смену птичьему гомону шло полуденное затишье. Лес молчал, приглушая чужие звуки – лай собак, стук далекого поезда, крики мальчишек да гудение сверхзвукового самолета.

От пряного воздуха голова чуть кружилась. Брела, дорогу не примечая, благо не промахнешься. Выведет. Сладко пахнуло болиголовом. Здесь. Смахнула с лица паутину, раздвинула ветки.

Болото тянулось на многие километры. Сапоги были не лишними – тут водились и змеи. К ним питала Людмила атавистический страх. Разглядывать, кто перед ней – гадюка или безобидный уж, она точно не будет – рванет, не разбирая дороги.

Осторожно ступая по кочкам, двинулась вглубь. Пройдя несколько шагов, остановилась, прислонившись к деревцу. Раскрыла сумку. Извлекла ярко-зеленые стеклянные бусы. Руками развела изумрудную ряску. Образовалось бурое водяное оконце. Несколько раз хлопнула ладонью по воде, прошептав одной ей ведомые слова. Достала из сумки свечку, зажгла. Посветила огоньком над водяным оконцем, словно давая сигнал. Потом опустила украшение в воду.

Поднялась, отряхнулась. Теперь можно в обратный путь.

Вернувшись домой, Наталья обнаружила, что свекровь развила бурную, по ее меркам, деятельность. На стуле у кровати свекра появилась чистая одежда, рядом лежали полотенце, носки и бритвенные принадлежности. На тумбочке у изголовья стоял графин с морсом и журнал «Крестьянка» за прошлый месяц.

– Семен-то придет, сначала помыться захочет, побриться. Переоденется, потом приляжет отдохнуть. Тут ему и морсик. Он иногда журнал любит полистать, – пояснила свекровь.

Сама она тоже слегка изменилась: переоделась в юбку с блузой, причесалась. Выглядеть стала мило и по-домашнему, но, зная свекровь, Наталья понимала, что она оделась так, будто ждет самых высоких и дорогих гостей.

– Пойду у Таси свеклы попрошу, у меня в этом году не уродилась. Семен очень винегретик уважает, – засобиралась Анна Семеновна.

Похоже, ее бросило в другую крайность. Теперь она ждала мужа так, будто он только что ушел и вот-вот должен вернуться. Ну и пусть, рассудила Наталья. Если жив – порадуется такой встрече. А если нет… тогда свекровь еще успеет вернуться в привычное старушечье состояние.

Глава 4. Про Кощея, барбоса и большую сельскую пьянку

По обочине, пыля сапогами, брел дед. Сам едва ноги переставлял, а на руках собаку нес, вислоухую, рыжую. Ну и пара.

Грузовик притормозил, из окна глянул водитель:

– Подвезти, отец?

Рассмотрел поближе и обомлел. Кощей. Натуральный. Худой как смерть; черные круги под глазами, запавшая челюсть. Да и собака не лучше – грязная, клочкастая, в репьях. Покосилась недобро, рыкнула. Вышло тихо и неубедительно, однако намерение обозначилось. Взгляд был больной и мутный. Смирившись с неудобной позой, сидела на руках у деда и не дергалась – непонятно, как вообще дышала – скрюченные пальцы накрепко вцепились в шкуру.

– Ты откуда такой, дед? – водитель соскочил с подножки, – подвезти, может? Живешь-то где?

До ближайшего поселка верст двадцать. Кругом леса: аккурат граница новгородской и псковской области. Откуда старик вышел – непонятно.

Дед пошамкал губами, силясь ответить, но пересохшее горло не выдавило ни звука. Водитель метнулся в кабину, схватил термос, и на ходу откручивая колпачок, протянул чай:

– Держи, отец. Пей. Да отпусти ты собаку-то!

Он попробовал разжать стариковы руки. Шавка напряглась и зарычала, оскалив зубы. Дед замотал головой, всем видом показывая, что псину не отдаст.

Вот черт, свалились на мою голову, растеряно думал шофер, и куда их теперь? Довезу до райцентра, а там пусть разбираются.

– Вот что, отец. Давайте-ка оба в кабину. С ветерком прокатимся…

В окно забарабанили поздней уже ночью, когда все спали:

– Вставайте! Нашелся, кажись, ваш дед!

Вмиг поднялась суета: заголосила свекровь, рванулся к машине Генка… сшибаясь лбами, бросились на выход мужики.

– Обязанностей у меня много, а права одни. Наталь, ты поведешь, – объявил муж.

Села за руль, зевая отчаянно – такая уж неделька выдалась, что по ночам водить приходится.

Не подвело сарафанное радио! Сегодня в райцентре была Колькина жена. Оказалось, муж ее подружки подобрал старика с собакой. Дед ничего не помнит, молчит и норовит все время заснуть. Собака рычит и скулит.

– Так это же наш, – ахнула женщина, – мой Коля который день его ищет…

Гомонили мужики, Генка сидел, подавшись вперед. Не подгонял, но Наталья чуяла его посыл: что так медленно, быстрей давай…

Старалась, хоть в темноте по ухабам непросто было. Гнала от себя, не пускала мысль: а наш ли? вдруг ошибка?..

У нужного дома тормознули, высыпали. Внутрь прошли они с Геной.