Оценить:
 Рейтинг: 0

Барбос Тихон по кличке Барон, или 12 дождливых дней

Год написания книги
2021
Теги
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
Барбос Тихон по кличке Барон, или 12 дождливых дней
Юлия Борисовна Кузьменкова

Андрей Павлович Кузьменков

В этой книге вы узнаете, как взятый с улицы пёс осваивается в семье, приютившей его, привыкает к новым правилам и обязанностям и помогает воспитать у своего юного хозяина чувства преданности и ответственности.

Андрей Павлович Кузьменков, Юлия Борисовна Кузьменкова

Барбос Тихон по кличке Барон, или 12 дождливых дней

Верным псам посвящается…

© А.П. Кузьменков, 2021

© Ю.Б. Кузьменкова, 2021

© О.Д. Пузанкова, 2021

© Издательство «Известия», 2021

День первый. Очень холодный

Тихон давно заметил, что каждый раз, когда шёл дождь, в его жизни случалось что-то необычное. А вот все погожие деньки были, по его мнению, чем-то похожи один на другой. И череда их, наполненная беззаботной беготнёй и увлекательными играми, звонким задорным лаем и долгими прогулками, неспешными, неутомительными, сливалась в сплошную пёструю картинку…

Но с дождливыми днями всё было иначе. Каждый дождик был особенным, и каждый дождливый день был особенным, запоминающимся. Свет солнца и синева неба в такие дни не ослепляли и не кружили голову, мир вокруг погружался в полупрозрачную пелену, и из неё выступали тени, которые иначе никогда бы не осмелились заявить о своём существовании. Эти тени – полузабытые воспоминания, недодуманные мысли, недопонятые чувства – приходили к нему, словно сновидения. Однако они были на удивление яркими и не исчезали так же легко и бесследно, как во сне. Ведь всякий знает: чтобы прогнать сон, а то и вовсе забыть его, достаточно просто открыть глаза…

Когда хозяин в первый раз привёл его к себе домой, тоже шёл дождь. Вернее, валил снег, и мороз был градусов под двадцать. Но, в конце концов, что такое снег? Это просто капельки дождя, замёрзшие и превратившиеся на холоде в маленькие жёсткие кристаллы – снежинки.

Тогда эти кристаллики, которыми пронзительный северный ветер щедро сыпал из серо-сизых тяжёлых туч, безжалостно кусали и жалили Тихона несколько дней кряду. Заметаемый снегом, он неподвижно лежал возле помойки и постепенно превращался в подобие сугроба. Однако из этого сугроба упрямо торчал самый кончик длинного тихонского носа, и снег на нём таял от тёплого дыхания. Нос первым и подсказал Тихону, что вокруг что-то изменилось.

Крепкий дух варёного мяса, лапши и овощей, предварительно обжаренных – в этом не было сомнений – в подсолнечном масле, пронял, казалось, всего Тихона до последней шерстинки. У него вдруг почему-то перехватило дыхание, а брюхо, не первые сутки томившееся на строгой диете, судорожно затрепетало.

Тихон поднял голову и увидел рядом невысокую запорошённую снегом фигурку в куртке с капюшоном. Заснеженная курточка осторожно наклонилась к Тихону и поставила ему прямо под нос миску с едой. Тихон тряхнул головой, отчего с неё свалился изрядный ком снега, и, лёжа, сберегая под собой остатки сохранившегося тепла, начал есть.

– Барон, пойдём, а? Пойдём к нам домой, – вдруг раздался из-под капюшона голосок, робкий, неуверенный. – Пойдём. Я буду твоим хозяином, а ты будешь моей собакой. Я буду звать тебя Тихон. И с новым именем ты забудешь о своём прошлом. Пошли же. А то ты тут совсем замёрзнешь.

Такие слова, да ещё произнесённые таким доверительным тоном, Тихону давно, очень давно не доводилось слышать. Пожалуй, с тех самых пор, как ему пришлось перебраться жить поближе к помойке, позволявшей хотя бы не околеть с голоду и забыть о тепле и уюте маленькой квартирки в трёхэтажке послевоенной постройки, где Тихон родился и вырос и откуда её прежним владельцам однажды пришлось уехать. Уехать без него.

И от этих бесхитростных слов у Тихона словно камень с души свалился – будь Тихон не таким закоченевшим и продрогшим, он, возможно, именно так определил бы испытанное им мимолётное чувство. И потому он немедленно встал – при этом с его спины съехал целый снежный сугроб, начавший уже понемногу смерзаться в лёд, – и всем своим видом показал, что готов послушно следовать за новым хозяином.

Идти было недалеко. Дом, где жил хозяин, находился не далее двухсот метров от помойки. Тихону много раз доводилось пробегать мимо зелёного деревянного забора, за которым виднелись ухоженные грядки и цветники, кусты смородины и крыжовника, старые раскидистые фруктовые деревья и стройные ряды молоденьких саженцев. А в глубине сада стоял низкий и длинный деревянный дом с резными наличниками на больших окнах и узорчатой резьбой вдоль края кровли, с просторным крытым крыльцом и кирпичной кухней-пристройкой с высокой трубой.

Они подошли к калитке; хозяин привстал на цыпочки и потянулся, чтобы откинуть спрятанный на обратной стороне, в верхней её части, запорный крючок. Калитка широко распахнулась, Тихон секунду помедлил и осторожно поставил переднюю лапу на землю, которую отныне ему предстояло считать своей, охранять и защищать.

– Тихон, ну, давай, смелее, заходи, – услышал он голос хозяина и неспешно двинулся вперёд. Следуя за хозяином, он поднялся на крыльцо, а затем, миновав прихожую и длинный коридор с несколькими дверями, ведущими, вероятно, в разные комнаты, попал в гостиную, просторную и светлую, бо?льшую часть которой занимал красивый бежевый ковёр с вытканным на нём замысловатым узором.

И, увидев эту комнату и этот ковёр, Тихон вдруг почувствовал, что никуда не хочет уходить отсюда. Правда, потом его переселили на двор, в будку, а в дом он редко наведывался дальше коридора, но именно в гостиной промёрзший до самого кончика хвоста Тихон проспал, отогреваясь, почти десять часов кряду.

Спал он так тихо и дышал так незаметно, что можно было подумать, что он умер. А когда проснулся, робко осмотрелся, встал, вышел из гостиной и медленно направился по коридору. По пути он останавливался возле спален и подолгу принюхивался к запахам, просачивавшимся из-за полуприкрытых дверей, не осмеливаясь, впрочем, переступать через порог.

Как-никак он был не лишён чувства такта и считал, что не годится уличному псу слоняться по всему дому без разрешения.

Наконец он добрался до кухни, которая служила в обычные дни столовой и где за большим столом собралось всё семейство хозяина, и остановился.

– Барон, иди сюда, поешь! Ну, иди же. Тебе уже миску приготовили, – услышал Тихон обращённые к нему возгласы.

Но он так и продолжал стоять при входе, разглядывая сидящих за столом и наслаждаясь ароматами, обволакивающими его.

– Барон, давай живей! А то твой ужин остынет и в кирпич превратится, – услышал он чью-то шутку.

– Зачем же так говорить, – немедленно раздался назидательный женский голос, заметно более взрослый, чем хозяйский, и сразу привлёкший общее внимание.

– Бабушка, а почему нет, мы же не всерьёз, – возразил кто-то.

«Здравствуйте, альфа-бабушка, приятно с вами познакомиться», – произнёс про себя Тихон, по собачьей привычке сразу же выстраивая иерархию в семействе и определяя, кто расположился на самом её верху, то есть является главным или альфой.

– Не надо, не смейтесь над Барончиком, – с заботливыми интонациями продолжала альфа-бабушка. – Бедненький, ох бедненький.… Настрадался-то как, натерпелся на помойке в холоде да в голоде.

«Может, холодно, но не так уж и голодно было на помойке-то, – мог бы поправить её Тихон. – Случались и там пиры, да ещё какие. Правда, нечасто. А что касается страданий вольного пса…» – тут Тихону захотелось даже улыбнуться – по-собачьи, конечно, улыбнуться.

Тихону вспомнились громадные говяжьи мостолыжки, иногда перепадавшие ему в местной мясной лавке.

Вспомнились целые пакеты полуобглоданных, но таких соблазнительно вкусных куриных косточек, которые жители соседних домов оставляли ему возле мусорных контейнеров и которые он заглатывал чуть ли не целиком, почти не разгрызая (после чего, правда, сильно болело и кололо в животе). Вспомнились извечные соперники на помойке – бродячие коты, нахальные и дерзкие, так и норовившие стащить что-нибудь повкуснее прямо из-под носа и очень больно царапавшиеся, если дело доходило до стычки. Вспомнилась охота за крысами и мышами, весёлые игры с собаками из его стаи, в которой он, Тихон, занимал привилегированное положение альфа-пса, и жестокие драки с пришлыми собаками…

От этих воспоминаний тихонский хвост сразу захотел повилять. Однако Тихон счёл за лучшее проявить выдержку и хвост свой, иногда не в меру самостоятельный, немедленно взял под контроль.

«Не будем спешить, не станем сразу проявлять свои чувства, – подумал он. – Всё-таки здесь я в гостях. Пока в гостях…»

– …И вот что ещё скажу я вам, – продолжала тем временем альфа-бабушка, чуть ли не со слезами в голосе. – Не надо Барончика обижать. Это же существо безответное. Он ведь всё понимает, а ответить не может…

«Как это я ответить не могу? – удивился Тихон. – Ещё как могу. И зубами, и лапами».

Но ни показывать зубы, ни слушать фантастические размышления о нём и о его прошлом житье-бытье Тихон не стал и решительно подошёл к миске, содержимое которой исчезло у него в пасти, наверное, быстрее, чем он понял, чем его кормят.

– Смотрите-ка, хоть и голодный, а какой скромный и тихий. Ни крошки на пол не уронил, и пасть после еды чистая, не перемазанная. Хоть с помойки, а начатки воспитания присутствуют, – ударил ему в уши одобрительный хор восклицаний.

– Давайте назовём его Тихон, – услышал он голос хозяина.

– Ну как же можно! Человеческим именем собаку назвать! – с заметным укором проговорил другой женский голос, более молодой и очень похожий на хозяйский. – Барон – хорошая кличка. Вся округа его так зовёт. Да и вид у него вполне соответствующий, дворянско-дворовый. Вы только взгляните, какой у него окрас интересный. Спина и грудь – чёрные, бока – шоколадно-кремовые, брюхо и лапы – белые. И на груди какое ожерелье! Настоящая баронская цепь красуется светлым полукругом. А как голову гордо держит… И уши… уши почти стоят.

Последние слова были встречены дружным смехом. Но в нём звучали не насмешка, не безразличие, не страх и неприязнь, что так часто доводилось слышать Тихону за время бродячей жизни, а внимание, забота и сочувствие. Поэтому Тихон решил поддержать компанию, вильнув пару раз хвостом.

– И впрямь всё понимает. Смотрите-ка, хвост заработал – значит, отогрелся, – вновь зазвучали вразнобой голоса.

– А для меня он всё равно будет Тихоном.

Последняя фраза, произнесённая вполголоса, принадлежала хозяину. Возможно, хозяин не хотел, чтобы другие её слышали. Вполне возможно. Зато её услышал Тихон, и для него этого было вполне достаточно.

«Что ж, – подумал он, – пусть это будет наш с хозяином секрет».
1 2 3 >>
На страницу:
1 из 3