Марой и хранители

– Красивое имя и очень редкое, никогда не встречала. Должно быть, вы слишком сильно уважаете друг от друга, если решились принести обет чистоты после инициации.

Рене кивнул и не стал продолжать диалог на опасную тему, отделался незначительными фразами, тем более что вилка сидящего напротив Армана замерла, воткнувшись в рассыпчатую горку гранолы.

– Какие новости от Мариэль? – некстати поинтересовался у сына сир Марсий, перекладывая себе на тарелку рыбу.

Арман пожал плечами, вилка вяло набрала на кончик гарнир:

– Вернула мне книгу, которую я ей дал почитать в дорогу. С очень странного портала без обратного адреса… Полагаю, у неё всё хорошо.

– Было бы странно, если бы у Мариэль всё было плохо, – ровным тоном отозвалась сирра Элоиза. И за столом снова восстановилась тишина, разбавляемая работой столовых приборов и челюстей.

«Уснуть за этим завтраком можно», – подумал Рене, наевшись и теперь наслаждаясь горячим травяным отваром с мятным привкусом.

Супруги Делоне также успели насытиться, но ждали Армана, подперевшего голову левой рукой и не замечающего взгляды, которые бросали на него. Вилка медленно, будто издеваясь над наблюдающими, уносила в рот гранолы по чуть-чуть, а на тарелке всё ещё оставалась добрая половина от начальной порции.

Поначалу Рене не обратил внимания на лёгкое покалывание в губах, решив, что это из-за мяты в отваре. Однако когда по щеке скользнул ветерок, ощутимо напоминая прикосновения пальцев, вздрогнул. Лицо молниеносно вспыхнуло, и Рене окаменел, приоткрывая рот для свежей порции воздуха и косясь на сира Марсия, сложившего руки домиком и гипнотизирующего сына красноречивым взглядом. Никто из родителей не подозревал, что Арман неосознанно, как недавно Мариэль на комбат-де-бу, использует чужой дар. Дар своей фактически невесты, о которой не знает ни единая душа да и он сам… вероятнее всего…

Два ментальных прикосновения, ползущих вверх – одно по ноге к бедру, второе от талии к груди, – и Рене дёрнулся, ударяясь коленками о поверхность стола. Сир Марсий и его супруга перевели взгляд на красного гостя, в то время как Арман не поднял глаз с упавшей на них чёлкой. Его вилка намертво уткнулась в содержимое тарелки.

– Что с вами, Рене? – участливо спросила сирра Элоиза.

– Я… мне… можно я пойду? – безуспешно пытаясь остановить ментальное прикосновение к внутренней поверхности бедра, промямлил гость, отодвигая со скрежетом стул.

– Что ж, думаю, кто был голоден, тот успел позавтракать, – философски заметил сир Марсий и так же отстранился от стола. – Рене, встречаемся через полчаса в конюшне. Вам хватит времени?

– Я надеюсь… Благодарю за завтрак. Прошу меня извинить, – пробормотал гость, вставая и пятясь от стола.

Получив одобрительный кивок от обоих супругов, развернулся и помчался вон. В спину донёсся раздражённый окрик сира Марсия: «Арман! Что происходит?!..»

*****

Утром Вернер удивил хозяина. Сир Марсий ждал отчёта попроще, а в итоге сообщение слуги о поведении подозрительного гостя смутило.

– Полагаю, что это Хранитель, – начал Вернер без долгого предисловия.

Рассказал об опавших листьях на Ирминсуле после молитвы под деревом и замеченном необычном блуждающем бейларе, похожем на огненный, но слишком светлом, необычном. Про ночное похождение Рене и личные диалоги с ним Вернер, разумеется, не поведал.

Тогда сир Марсий собрал воедино всё, что знал о Хранителях. Все они, известные на сегодня, родились в семье лумеров. Соответственно появление дара вызывало шок у родителей, которые не знали, что делать с новоявленным магом и с его способностями, не поддающимся определению. Дар Хранителей нарушал магическую норму: вместо одного-двух мог состоять из нескольких сильных, работающих одинаково, поэтому превизоры не могли определить, кто перед ними на самом деле – менталист, стихийник или портальщик.

Хранителей с возрастом настигало состояние пуританина – они отказывались от излишеств, сердечных привязанностей только потому, что не находили в этом удовольствия. В этом плане руна привязанности у Рене смущала, так как намекала на двойную инициацию: парень успел духовно и физически познать женщину. Впрочем, северянин был ещё слишком юн, тем более что ходили анекдоты о приключениях Хранителей в молодости. Зато его скромность и склонность к замкнутости не осталась неотмеченной. По словам Вернера, Рене спокойно отнёсся к ночёвке на полу и просил позволения столоваться с прислугой.

Сир Марсий слышал, уже и не помнил, от кого, что Хранители никогда не откажутся от мяса синей рыбы (синявки), которая, якобы, помогает им справляться с неизбежным отравлением древней магией. Выводит некое накапливающееся в организме вредоносное вещество от постоянного присутствия рядом с источником, будь то Ирминсуль или рудники южной Сурьи.

Синявка в закромах Делоне не водилась, так как она ловилась в Южном море, омывающем берега южной Сурьи, и считалась ценным деликатесом с характерным привкусом и запахом протухшего мяса. Не каждый люмериец отважился бы лакомиться мясом вонючей рыбы, когда на прилавке имелся более дешёвый и вкусный аналог.

На всякий случай сир Марсий приказал приготовить на завтрак рыбу, пойманную в местном озере. И потом наблюдал, как Марой, единственный из четверых едоков, с аппетитом налегает на рыбу, уделив внимание маринованной, к которой никто, кроме гостя, и не притронулся. Не синявка, конечно, но чем шархал не шутит?

Был ещё один безоговорочный признак Хранителей – их умение понимать источник магии, но это уже подтвердил Вернер. Талант чувствовать мир распространялся понимание чувств животных и птиц. Белые голуби-энджелы Владычицы были постоянными спутниками официальных Хранителей, поэтому Марсий с нетерпением ждал вердикта Мароя как коневода.

Привёл его к загону, в котором бегала одинокая лошадь, а в соседнем загоне гуляло аж пятеро.

– Это Адель, – представил Марсий юноше кобылку, меланхолично роющую копытом снег в попытке добраться до травы. – Из-за неё я перевёл в восточную леваду четверых лошадей.

– Красавица! – Рене восхищённо прищёлкнул языком, не сводя заблестевших глаз с каурой кобылки, носящей на всех четырёх ногах длинные белые «гольфы». – Откуда сокровище?

– Мне её подарили. Не суть важно. Ей два года, ещё не жеребилась, хотел свести её со своим рысаком. Или выставить на весенние соревнования, на которых Адель неоднократно брала призы. Но есть один момент, который меня настораживает. Хочу, чтобы вы его увидели и помогли мне с решением проблемы.

Проблемы, на самом деле, особой не было. Адель оказалась капризным приобретением, будучи потомком арнаахальских лошадей, большой редкостью в Люмерии. Чистокровная арнаахальская порода в Лабассе пока была представлена только кобылой госпожи Иларии. В то время как предки Адель, её бабка, арнаахальская золотистая красавица, по недогляду слуг полюбила местного жеребца. Таким образом появилось смешанное потомство, гварской породы, даря коневодам призрачную надежду, что в каком-нибудь поколении да проявится арнаахальская кровь.

У де Трасси было таких три лошади, точнее, две кобылы и один жеребец, приобретённые ценной интриг и унижений. Адель сосед, сир Аурелий, проиграл в споре, так кобылка появилась у Делоне неделю назад. Сейчас сиру Марсию было интересно, увидит ли арнаахальский след Марой или начнёт придумывать отсебятину, лишь бы доказать опытность?

Рене полез в карман, достал лакомство и протянул, облокотившись на изгородь. Кобылка заметила гостей, осторожно приблизилась, подняла верхнюю губу, принюхиваясь к новому посетителю и его подношению. Взяла кусок сахара и позволила Рене дотронуться до морды, погладить по щеке.

Юноша перелез между жердями и повторил действо: лакомство и прикосновение. Адель пошла на контакт, но это пока не поражало сира Марсия. На его невозмутимом лице невозможно было разглядеть эмоции, да Рене и не смотрел на него, наслаждаясь общением с лошадью.

– Ну, милая, расскажи, что тебя беспокоит, – прошептал, обнимая каурую морду. – Чем я тебе могу помочь?

Лошадь фыркнула, замерла, водя глазам по сторонам. Вдруг Рене отстранился, резко спросил у сира Марсия:

– В какую башню собирался пойти ваш сын – восточную или западную?

Марсий замешкался, не ожидая подобного вопроса.

– Я вернусь, милая! – шепнул Рене лошади и полез наружу. – В какую башню?! Не молчите, Владычицы ради!

Услышав ответ про западную, Рене рванул к замку, не объясняя своего поведения. Сир Марсий постоял с минуту, задумчиво глядя на Адель, взиравшую на удаляющегося мальчишку, да сам пошёл за ним, заинтересованный. Была ли то хитрость, чтобы выгадать время для ответа на вопрос его, сира Марсия?

Рене нёсся, насколько позволяло дыхание, через хоздвор, по которому сейчас вели Перси, лошадь Антуана, – в замок и дальше по некогда знакомому маршруту. Метка пока ещё только намекала на приближение опасности, но в этот раз ожидание могло стоить слишком дорого, ибо до западной части путь был неблизкий: три верхних этажа, левое крыло, длинный коридор и, наконец, винтовая лестница на саму башню.

Но главное, Рене уже не догадывался – знал о том, что должно случиться. Сир Марсий сказал «подарили», а во время ментальной связи с кобылкой почему-то возникла ассоциация с де Трасси. Заныло плечо – и в голове возник ехидный голос Лоуренса: «Подарю ещё один подарочек» и «Вот как надо пользоваться подарками!». Оба раза, конечно, он имел в виду накопители, подаренные в ночь посвящения троим новобранцам – Антуану, Люсиль и Арману.

Рене старался не думать о том, что если сообщники подменили оба накопителя, то спасать придётся не одного Армана, но и братца тоже. Хватит ли сил? Ментальных лент больше нет. Чтобы подозвать к себе Адель, пришлось посылать ей зов света, а не притягивать, как это получалось с матушкиной Мечтой.

На втором этаже он не выдержал, остановился, задыхаясь и хватаясь за перила. Отёр мокрое лицо и глаза, щипавшие от навернувшегося пота. Призвал огонь и свет. Это усилие заняло секунды, а показалось – прошла вечность. Открылось второе дыхание, и Рене полетел дальше, перепрыгивая через две ступеньки.

Первый хлопок раздался, когда Рене бежал по третьему этажу в сторону башни, и до винтовой лестницы оставалась самая малость.

Второй! Метка, наверное, горела, но юноша её не чувствовал. Бег притуплял все мысли и ощущения.

Третий! Обдирая руки об острые углы на грубо сделанной лестнице, Рене карабкался и уже слышал знакомый смех. Слава Владычице! Живы! Пусть нетерпение Антуана станет спасением для других!

– Теперь ты. Давай один, пробный, пока нет Люсиль, – отчётливо скомандовал голос Антуана, приглушённый высотой.

И Рене заорал:

– Стой! Не смей использовать этот чёртов накопитель!

Пауза, и удивлённый вопрос светловолосого шутника, склонившегося над перилами на площадке: