Тайна Ирминсуля

В. Высоцкий, «Баллада о любви»

– Вот это я понимаю, – мечтательно вздохнул Антуан: – Порталы строить – дар, о котором можно только мечтать…

– Хватит, милый! Мы уже говорили на эту тему, – с долей раздражения ответила матушка, но тут же извинилась улыбкой: – смирение и принятие своего дара поможет раскрыть его максимально…

– А зависть и высокомерие – разрушит, – отчеканил молодой человек очевидную цитату. – Если бы это было так, то Дилан стал бы лумером…

– Прекрати!

Под аккомпанемент лёгкой словесной перепалки Антуана с родителями семья переместилась в столовую. Ногами, не через портал. То ли здесь не умели создавать порталы, то ли у де Венеттов была собственная экономная философия на счёт магии. Маша молчала всё время, стараясь на все вопросительные взгляды родителей улыбаться и кивать, мол, всё хорошо. Она в самом деле устала, но спать не хотелось – было желание выйти на свежий воздух, чтобы проветрить себя, свою голову, заражённую Суфлёром, и просто понять, что происходящее – сон, от которого, скорее всего, она больше не проснётся.

Не догадалась отказаться от обеда, сослаться на плохое самочувствие или тот факт, что недавно принесённый Жанеттой перекус ещё не переварился. А стоило: случившееся за столом ничем иным, как катастрофой, нельзя было назвать.

Маша отдалась событийному течению, не удивляясь особо и не думая о будущем, потому что она не знала этот новый мир. Он, безусловно, ей нравился, но для того, чтобы устанавливать свои правила в нём, нужно было обладать если не решимостью, то уверенностью в себе. Этого у неё не имелось, вернее, причиной являлся внутренний Голос, становившийся наглее и постоянно напоминавший о себе.

Причём Маша невольно обратила внимание, что в отсутствие Люсиль главным раздражителем являлся брат Мариэль. Бесили его слова, любые; мимика, использовавшаяся таким образом, что родители ничего не видели или не понимали намёков, предназначалась Мариэль, и Суфлёр буквально выходил из себя. Язык у Голоса развязался вскоре после марсалы, напитка, который Маша узнала сразу. Это им потчевали её, чтобы погрузить в здоровый сон и нагнать аппетит, только тогда марсала была горячей.

Рафэль, лично плеснувший детям по полкубка в честь совершеннолетия, торжественно настоял на знакомстве с «этим достойным королей напитком». Дождался, пока «птенчики» сделают глоток, и потом хохотал над их реакцией: Антуан закашлялся и сказал, что у него горит всё нутро, а Маша, едва узнала запах, сделала вид, что пригубила напиток, но её жалкая попытка избежать опьянения не удалась. Братец и отец с весёлым возмущением настояли на осушении хотя бы половины от налитого. Вместо того чтобы встать на сторону дочери, матушка поддержала мужчин:

– Милая, выпей, это поможет тебе расслабиться и открыть дар.

И Мария сделала под одобрительные мужские возгласы один и второй глоток. Огонь побежал по горлу, спустился в желудок, и сердце заколотилось как бешенное.

«Ты пос-с-смотри на этого актёриш-шку, притворяется, что первый раз попробовал!– воспользовавшись тем, что Маша задумалась, Голос зашипел. – А сам тайком в погреб лазит! Из-за него слугу уволили: отец решил, что тот пьёт вино от королевских виноградников! Ах-ха-ха-а!»

От внезапного хохота в голове Маша схватилась за салфетку и прижала к губам: резко подкатила тошнота. Это движение рассмешило брата ещё больше.

– Моя сестричка стала такой слабенькой! – иронично сказал он, глядя на визави, прикрывшую глаза, – проснётся ли в ней дар – я уже не уверен…

– Антуан! – грозно одёрнула его Илария.

«Ах, ты глупая найла! – молниеносно отреагировал голос, заставив Машу покачнуться. – Я тебе сейчас покажу, дрянной мальчишка!.. Да открой ты глаза, дурёха!»

Последняя фраза, Маша догадалась, относилась к ней. И девушка испуганно уставилась на весёлых родственников.

«Подними руку, подними, я сказала! – Суфлёр бесновался, – ладонь поверни к этой твари! Подними, я сказала!.. Слушайся меня, не поднимешь – я устрою тебе весёлую ночь!»

Маша сопротивлялась недолго – подняла руку и зажмурилась, примерно представляя, что сейчас произойдёт. «Глаза открой! Чего зажмурилась, дурёха?» – голосу было плевать на брызнувшие слёзы из глаз и мысленные призывы успокоиться.

– Ты хочешь что-то сказать… милая сестричка? – копируя интонацию матери, Антуан обратился к Мариэль, заметив, как поднимается вверх дрожащая рука над столовыми приборами.

«Получай, дрянь! – выпалил голос, и в ту же секунду Машина ладонь вспыхнула, посылая огненный шар в сторону не готового к такому повороту Антуана. – Ах-ха-ха! Вот тебе дар, братец. Скажи ему это, скажи! Повтори мои слова вслух!..»

Голосу было плевать на трагизм происходящего: Антуан вопил, объятый огнём, и хватило мгновения, пока присутствующие пребывали в замешательстве, чтобы начали тлеть его волосы, одежда. Секунда – матушка махнула рукой, – и на Антуана обрушилась жидкость из кувшина, который вылетел из рук прислуживавшей за ужином девушки.

Голос заливался смехом, и от этого Машу всё-таки стошнило. Пока родственники и прислуга хлопотали возле пострадавшего Антуана и боялись посмотреть в её сторону, она вскочила и бросилась вон из столовой. Голос продолжал звенеть, признав свою власть над слабовольным телом, и оттого забылось, где выход, как вернуться в спальню. Не успела: её вывернуло на лестнице. И только тогда Голос успокоился.

Заколотила дрожь. Силы, необходимые, чтобы встать и добраться до постели, покинули девушку. Она так и сидела, прижавшись к холодным резным перилам, рыдая от бессилия на равнодушное дерево, пока не подошла матушка с кем-то. Машу взяли на руки, отнесли в спальню, там протёрли лицо, расшнуровали платье и уложили. Помощники удалились, и матушка прилегла на кровать, обняла рукой и начала говорить что-то ласковое. Маша разревелась:

– Я не хочу здесь быть… Пусть лучше я останусь инвалидом или вообще умру… Не могу больше… Она меня убивает…

Матушка плакала вместе с Машей, потом поила горьким отваром трав. Дочь пила послушно и снова рыдала, пока трава или усталость не подействовали – уснула с надеждой умереть или вернуться в прежнюю жизнь.

Среди ночи она проснулась. Лежала некоторое время, настороженно ловя звуки и пытаясь понять, где находится. Сначала показался шум машин за окном и жужжание поднимающегося лифта, но и это исчезло. Навалилась абсолютная тишина, если не считать чьего-то дыхания вперемешку с лёгким похрапыванием рядом.

«Ладно… Извини, так и быть, – шёпотом сказал проснувшийся Суфлёр, когда Маша рассматривала тёмный матушкин силуэт на кровати. – Ты должна привыкнуть ко мне: теперь мы вместе, и ты это знаешь. Да не трясись ты, дурёха!»

Маша осторожно отодвинулась от спящей женщины и поползла к краю кровати.

«Ты куда?» – спросил голос.

«Иди к чёрту!» – мысленно пожелала Маша, хотя её знобило не на шутку.

«Хи-хи, а ты – смешная. Нельзя уйти из твоей головы!»

«Ничего, выброшусь из окна второй раз!» – решимость сделать что-нибудь крепла. Маша нащупала в полутьме знакомую обувь у кровати.

«Да подожди ты, выгоды своей не понимаешь! Вместе мы будем сильнее, чем Люсиль, Арман и мой сволочной братец вместе взятые. Ты метаморф, я – маг с огненным даром. Перед нами откроются все двери, у наших ног будут все короли, и мы будем выбирать из них, как выбирают холопов для службы: только самого красивого и богатого!»

«Холопов тоже выбирают самых красивых и богатых? Извини, но я не хотела оказаться в твоём теле, я просто хотела умереть», – Маша присела перед камином с едва тлеющими головешками. Рядом у стены находилась стопка поленьев, Маша положила на угли три штуки. Огонь с любопытством потянулся к предложенной еде. Совсем как Кальцифер из любимого мультфильма. И вдруг рука сама по себе дрогнула и отправила на дрова струйку огня, тот мгновенно охватил дерево, и отблески жадного пламени заплясали на стене рядом.

«Смешная ты, дурёха! Видишь, как удобно. И это ещё не всё. Хочешь покажу, что ещё умею?»

Маша не хотела, но тело само поднялось и подошло к тёмному окну. Ночью иней сливался с чернотой улицы, скрывая свой нежный белый свет. Взмах руки – и от стекла повалил пар, очищая кристаллический налёт. «Нравится магия?» – насмешливо спросил Голос.

Маша невольно взглянула в образовавшуюся черноту. Внизу по периметру замка горели факелы. И один огонёк почему-то находился посередине, выхватывая часть знакомой фигуры. Или показалось? Огонёк дрогнул по траектории вверх и вниз, приветствуя.

«Конечно, показалось! – уверенно заявил подслушивающий мысли Голос. – Ладно, ложись спать. Завтра будет сложный день. Папенька пригласит превизора, и нас, вернее, тебя будут испытывать. Поэтому нам надо кое-что обсудить».

Мысленный диалог двух «я» оборвал сухой кашель, а за ним – тихий стон. Илария пыталась перевернуться на другой бок.

Маша подошла к женщине, прислушалась к её свистящему дыханию, потрогала лоб – он был в испарине.

«Заболела?» – неуверенно спросил Голос.

«Да. Нужно позвать доктора. Как это сделать?»

«М-м-м, а это не заразно?.. Дерни за шнурок… Да вон он, на головой!»

Маша дёрнула за шнурок, который должен был по идее вызвать Жанетту. Дёрнула ещё раз. Как понять, сработало или нет? Ни звука колокольчика, например, ни другого…

«Эта бездельница наверняка дрыхнет после стаканчика пуаре, которое стащили кухаркины помощники», – объяснил тишину Голос.

«Когда человек ночью спит – это нормально, – раздражённо подумала Маша. – И без всяких стаканчиков. Потому что люди весь день крутятся, пока ты тут наряжаешься и болтаешь с гостями ни о чём».

Голос захихикал: «Ого-го, а ты можешь ответить, если надо! Ничего, думаю, мы с тобой подружимся. Расскажи что-нибудь, пока Жанни ползёт».

Рассказывать самой себе «что-нибудь»… Это ж надо с ума сойти… Хорошо, что голос был один, а не двадцать три штуки, как в «Сплите». Пока диалог напоминал Голлума с его безумным собеседником, требующим то украсть, то убить. Стоило подумать о персонаже из когда-то любимого «Властелина колец», как ниточка памяти потянула за собой другое воспоминание, но Маша оборвала мысль, чтобы не выводить из себя Голос. Однако тот успел заинтересоваться: «Кто такой этот Голлум и почему ты не хочешь мне о нём рассказывать?»