Победы, которые не умирают

– Дай мне его убить! Не смей мешать! Если сам боишься, дай мне!

Отец неожиданно выпустил его, и Гектор упал на колени, упёршись руками о землю. Ладони скользнули по кровавой каше, разъехались в стороны, и Гектор ударился подбородком о незамеченный им камень. Зубы клацнули, в глазах потемнело, а подбородок саднило. Гектор помотал головой, перекатился на бок и увидел протянутую руку отца. Он задумчиво посмотрел на неё и всё же протянул свою, запачканную землёй и кровью. Прокл рывком поднял сына на ноги. Гектор толком не пришёл в себя, когда услышал слова отца:

– Если хочешь, убей его сейчас. Давай, – сквозь зубы процедил Прокл, и Гектор недоверчиво прищурился.

– Я никому и слова не скажу. Его смерть ни у кого не вызовет сомнений. Убить его потом ты не сможешь. Ну, решай.

Гектор отступил на шаг, до него медленно доходили отцовские слова, и он нерешительно перевёл взгляд на раненого.

– Ну, в чём дело?

– А почему ты сам его не убьёшь?

– Я не уверен, что Софию убил он.

– Но ты позволишь мне покончить с ним?

– Да.

– А потом?

– Ты так и не узнаешь правды. И был он виновен или нет, ты тоже не узнаешь. Зато сможешь утешаться тем, что лишил жизни человека, который и так почти мёртв.

Гектор долго молчал, глядя на дорифора. Он представил себе, как берёт меч и пронзает им беспомощного человека…

Он не мог. Просто не мог. Постепенно Гектор остывал, наваждение прошло, но жажда справедливости и желание найти виновного остались.

– По-твоему, он придёт в себя? Я должен знать, что тогда произошло. А его должны судить за убийство.

– Думаешь, я этого не хочу? Думаешь, мне всё равно? Ты действительно веришь, что я забыл о Софии? – Прокл буквально кричал, словно избавляясь от накипевшего за последние годы. – Я долго тогда искал его по всем Афинам. Но он как в Аид провалился! Никто ничего не говорил! Все молчали!

– Но ты мне не рассказывал… – выдавил Гектор.

– Мал ты был тогда. Мы ведь не случайно так быстро уехали из города! Почему я присоединился к Клисфену, хотя ненавижу политику? Почему отдал ему деньги, одолженные Мильтиадом? Да потому, что в одиночку я ничего бы не сделал! Я уехал из Афин, чтобы сражаться! А ты думал, я испугался? – Гектор одно время так и думал, но стыдился в этом признаться.

– Ладно, не отвечай, я и так понял. Я не хотел ничего тебе говорить, потому что не знал, как всё было. И сейчас не знаю. А вот он знает, – Прокл кивнул на мужчину. – И всё расскажет. Защищать и прятать его теперь некому, нам нужно лишь подождать, пока он очнётся. Согласен?

– Но как его судить? Мы же не в Афинах. У нас и врача нормального нет!

Прокл неожиданно улыбнулся. Это была скорее гримаса – холодная, жестокая и торжествующая.

– Думаю, вскоре мы вернёмся в Афины, – тихо сказал он. – Знаешь, кого мы захватили?

Гектор с любопытством уставился на отца.

– Эти люди – телохранители Гиппия, охраняли его сыновей. Теперь они у нас! – Голос Прокла стал громче, когда он повторил: – Дети Гиппия у нас!

Прокл огляделся.

– Давай дотащим парня до лагеря. Здесь нам делать нечего.

Гектор кивнул. Сегодня он увидел отца таким, каким даже не представлял. Сам он был словно выжатый виноград, и его пробирал холод, несмотря на усиливавшуюся жару. Гектор молча помог Проклу соорудить носилки, и вдвоём они потащили раненого в лагерь. Гектор шёл впереди и не замечал улыбки, которая время от времени трогала губы отца.

В лагере их ожидали новости. Клисфен едва не плясал от радости, выкладывая Проклу внезапно возникшие планы.

– Это действительно сыновья Гиппия. Он хотел отослать их подальше от опасности – наверное, к своему брату Гегесистрату, тирану Сигея, или к дочери в Лампсак, – но в результате они оказались у нас в руках. Теперь Гиппий выполнит наши условия, ему некуда деваться. Отличная работа! Благодаря тебе, Прокл, у нас есть заложники, о каких можно только мечтать! Я послал гонца Гиппию, скоро мы окажемся в Афинах!

Прокл с сыном потащили носилки дальше, разыскивая лекаря. Дорифор почти лишился кисти, а Гектор явно сломал ему несколько рёбер.

Сдав незнакомца в надёжные руки – лекарь заверил, что он вряд ли помрёт в ближайшее время, раз ещё жив, – Прокл и Гектор медленно пошли к своей палатке.

– О чём ты думаешь? – Гектор оглянулся на палатку лекаря.

– Дети станут заложниками – эту цену Гиппий заплатит за сдачу Афин.

– Считаешь, он решит их сдать?

– Гиппий вряд ли пожертвует детьми ради Афин.

– А ты бы пожертвовал?

– Я никогда не ставил власть превыше всего, тем более семьи. Мне трудно представить, что можно рисковать детьми ради чего-то столь мимолётного. Гиппий достаточно любит сыновей, чтобы не потерять их. Скоро увидим!

Как и предсказал Прокл, Гиппий не выдержал и согласился покинуть Афины в обмен на жизни сыновей. К счастью для него, афинские законы против тирании, установленные в стародавние времена, были достаточно мягки: тирану грозило изгнание.

По заключённому со спартанцами договору ему дали на отъезд пять дней, после чего сторонники Клисфена и спартанцы должны были занять город. Спартанцы огорчились, что не пришлось повоевать, но тут прибыл гонец из Спарты, сообщил: в Мессении раскрыт заговор. Оба царя – Клеомен и Демарат – в полном согласии двинулись обратно, не успев насладиться плодами собственной победы. По крайней мере они выполнили волю богов, высказанную оракулом Дельф. Впрочем, Диадор, тоже находившийся в лагере Клисфена, ехидно заметил Гектору:

– Боги и мятеж важны, конечно, но если цари не могут решить, кто главнее, то какая уж тут война.

– А почему в Спарте два царя? – Гектору давно хотелось знать.

– Издревле разных государствах иногда было по несколько царей, которые представляли разные общины и роды. Рано или поздно один из них свергал остальных, а в Спарте получилось по-другому: там так и остались две династии, берущие начало от первых царей. Одного звали, кстати, Прокл, а второй – Эврисфен, кажется. При Ликурге – их знаменитом законодателе – двоевластие закрепили законом. Однако верховная власть принадлежит не царям, а пяти избираемым эфорам. Цари там скорее высшие военачальники.

– А что у них случилось, поссорились?

– Не знаю, просто ходят слухи. У них вообще проблемы в царском семействе. У Клеомена был брат Дорией, так и они не поделили трон. Клеомен старше, но Дориея это не остановило. В конце концов Дориею пришлось уехать из Спарты. Недавно он участвовал в войне Кротона и Сибариса и погиб. Теперь вот Клеомен с Демаратом не слишком ладят. Знаешь Исагора? Нет, вряд ли. Он сын одного афинского аристократа Тисандра. Исагор всё это время жил в Афинах. Гиппий его не трогал. Неспроста Исагор – гостеприимец[9 - В Древней Греции, где законы государства не распространялись на иностранцев, существовал институт гостеприимства, который давал возможность гражданину одного полиса пользоваться гостеприимством и покровительством гражданина другого полиса. Помимо отношений между отдельными лицами, институт гостеприимства использовался и более широко – в отношениях между родами или государствами.] Клеомена. Зачем ему тесная дружба с Клеоменом? И зачем это царю Спарты? Похоже, во главе Афин спартанцы видят не Клисфена, а Исагора, и хотят наладить с ним отношения. В Спарте явно что-то происходит, но кто знает, что именно? Спартанцы – люди неразговорчивые.

***

Раненого звали Тимен. Через три дня после ухода Гиппия из Афин он был в состоянии выдержать допрос, хотя лекарь заверил: долго он не протянет. Правую кисть пришлось отрезать, но рука воспалилась, потеря крови тоже давала себя знать. Прокл настоял на допросе, и теперь в небольшой комнатке, где Тимена держали под стражей, набилось человек десять, включая Прокла, Гектора, трёх магистратов под руководством второго архонта-василевса[10 - Архонты – коллегия из девяти архонтов во главе с первым архонтом, один из органов высшей власти в Афинах, заменившей власть царя. Архонты избирались на год из среды аристократов, каждый обладал определённым кругом обязанностей. Дела об убийствах находились в ведении второго архонта-василевса.] и несколько представителей Ареопага[11 - Ареопаг – в то время высший судебный орган, состоявший из бывших архонтов. Занимался предумышленными убийствами.].

Тимен удивился такому вниманию и беспокойно заёрзал на постели, перебегая взглядом с одного человека на другого. Было видно: любое движение даётся ему с трудом, и Гектор внезапно пожелал ему прожить подольше, чтобы не унести в могилу нужные сведения.

Заговорил Клисфен, взявший на себя роль защитника интересов Прокла.

– Против тебя, Тимен, выдвинуто обвинение присутствующим здесь Проклом. Во время последних Панафиней была убита жена Прокла София. Её зарезали кинжалом, который сын Прокла Гектор видел в твоих руках – ты поднял его с земли после того, как ты и другие дорифоры убили одного из восставших. Ты помнишь тот день?

Тимен поначалу недоуменно нахмурился, потом побелел. Руки нервно мяли подстилку. Он кивнул и облизал губы.