Победы, которые не умирают

– Про них мало известно. В их учении много странностей. Я слышал, они не едят бобов.

– Пифагорейцы считают главным в мире число и поклоняются ему как богу, – уверенно заявил милетянин. – Я знаю, поскольку Пифагор учился у мудрецов из Милета.

– Да, но нельзя сказать, что он – их ученик. Он предпочёл найти свой путь. Те философы изучали природу, а Пифагор познаёт мир с помощью числа. Для него число – точнее, единица – начало и причина сущего. Они считают, что душа человека бессмертна и изначально живёт на небесах, но потом время от времени она возрождается на земле в образе человека или животного, и её возвращение на небо зависит от умения жить правильно. У членов общества общая собственность и образ жизни. Впрочем, я мало про них знаю.

– Почему?

– Это очень закрытое общество, о нём ходит много слухов, но мало кто знает наверняка.

– По-вашему, Милон – один из них? Странно, ведь Пифагор не слишком жалует атлетов, считает, что почёт должен воздаваться не тем, кто сражается за венок, а тем, кто приезжают на игры просто «понаблюдать, не ища побед».

Гектору заскучал и уставился на Клеанта в надежде поболтать, но тот упивался беседой и на Гектора не смотрел.

***

Клеант торчал здесь уже несколько дней, пешком добравшись из Спарты. Еду добывал в лесу, а при возможности – подворовывал у путников. В этом он стал мастером, ведь в Спарте воровство – обычное явление: спартанец с детства должен научиться добывать себе еду любыми способами. Правда, стоило попасться, и платить приходилось по полной. Среди шрамов на его теле были и отметки, полученные за кражу пищи. Жестокая порка служила наказанием не за кражу, а за то, что не сделал дело по-тихому. Лишь в последнее время Клеант наловчился не попадаться.

Впрочем, воровать он не любил – это доля тех, кто не достиг зрелости. А на долю взрослых доставались войны и земля с рабами. Клеант давно мечтал о тех временах, когда у него всё будет.

В Спарте не поощрялись дальние странствия и знакомства с чужеземцами, но дети должны учиться самостоятельности, да и статус Олимпийских игр был достаточно высок, поэтому юным спартанцам не возбранялось посещать их ни в качестве участников, ни в качестве зрителей. Тем более, Элида – давний союзник Спарты и не без помощи последней управляла проведением игр.

Клеант не забыл о детской мечте – победить в Олимпии. Он несколько лет упорно и много тренировался. Наиболее популярны среди спартанцев были, естественно, состязания борцов, но они требовали мощи тела. Как Клеант ни старался, его руки, плечи, торс не обретали достаточной силы, и Клеант занялся бегом. Его привлекал долихос – бег на длинную дистанцию не меньше семи стадий. Говорили, пару столетий назад первым выиграл долихос спартанец – Аканф. О нём много рассказывали на занятиях: именно с него началась череда олимпийских побед спартанцев. Раньше они почти не участвовали в играх, а с той победы Аканфа в течение полутора сотен лет половина побед в Олимпии доставалась Спарте. В последние десятилетия побед значительно поубавилось, но желающих получить заветный венок в Лакедемоне хватало.

Клеант легко обгонял сверстников в Спарте, но Игры требовали немалых средств, а отец наотрез отказался помогать мальчику. Он вообще почти не общался с сыном, и Клеант мог рассчитывать только на себя или на государство, которое часто оплачивало расходы, если считало кандидата достойным.

На игры Спарта выставила несколько человек, и Клеант получил разрешение побывать в Олимпии, правда, добираться ему пришлось самостоятельно. На шестьсот с лишним стадий между Спартой и Олимпией мальчик потратил несколько дней. Зато он увидел много новых мест и много узнал о событиях в Элладе и за её пределами, пристраиваясь к группам стекавшихся в Олимпию эллинов.

Сидя у костра с новыми знакомыми, Клеант удивлялся причудливости провидения. У него никогда не было друзей. Сверстников отталкивала его серьёзность, равнодушие ко многим спартанским забавам и традициям, стремление к знаниям. С другой стороны, поражала его удивительная способность выживать и ускользать из самых неприятных ситуаций. Клеант давно подумывал о том, как изменить отношение спартанцев к себе. Таким, какой он есть, он никому не нужен. Это не огорчало его, но и не позволяло ощущать себя нормальным человеком. Мальчик уже понял, чего ждёт от него община: стать воином, готовым воевать и умереть ради интересов Спарты. Учёные, философы, торговцы или ремесленники в Спарте не в чести.

И вот сейчас, познакомившись с Гектором и его взрослыми спутниками, Клеант впервые встретил людей, которые не ждали от него определённого поведения и обращались к нему, словно знали его всю жизнь. Особенно понравился Клеанту Праксидам. Отчасти вызывало восхищение звание борца, отчасти – спокойное, мудрое отношение к миру, не лишённое юмора, но и не оторванное от реальности. Иметь такого учителя в школе было бы потрясающе. От такого отца Клеант тоже не отказался бы, но в Спарте понятие отца совершенно другое, нежели в остальных частях Эллады. За время странствий Клеант успел уловить разницу в отношениях между отцами и детьми родного государства и других стран. Глядя на Гектора с Проклом, он испытывал какое-то тоскливое одиночество, ведь собственного отца он видел крайне редко. Отцами в Спарте были для него все взрослые. Все – всё равно, что никто, внезапно осознал Клеант, глядя, как Гектор за ужином весело переговаривается с Проклом, припоминая их общие приключения и делясь мечтами. Отец и сын походили друг на друга – тёмные курчавые волосы, скрывающие уши, румяные щёки, широко расставленные ярко-голубые глаза, полные губы. Прокл носил усы и короткую бородку, правую щёку пересекал едва заметный шрам. Лицо Гектора отличалось невероятной подвижностью.

Именно этого – жизни с родителями – спартанцы не знали. Странно, но даже грядущие игры не вызывали у Клеанта столь сильных эмоций, как возможность сидеть рядом с такими разными людьми и слушать их беседу, видеть ободряющую улыбку Праксидама.

Разговоры окончились за полночь, и все разбрелись по палаткам в предвкушении завтрашнего дня. Клеант спал под открытым небом. Гектор предложил ему перебраться к ним в палатку, но спартанец отказался. Он собрал тростник и улёгся на сооружённую из него подстилку. Завтра он увидит Олимпийские игры!

Глава 2. Праздник в честь Зевса Олимпийского

Перед рассветом люди засобирались, чтобы успеть донести до богов чаяния, мечты и благодарности. Гектор с трудом продрал глаза и почти на ощупь вылез из палатки.

Ветер пробирал до костей, однако Гектор почти не ощущал холода. Впереди всех ждал трудный, но чудесный день, и предвкушение грядущих побед витало в воздухе. Начинаются Олимпийские игры!

Наскоро перекусив лепёшками, Гектор с отцом, Праксидамом и Клеантом, который казался на удивление хорошо выспавшимся, отправились к ограде Олимпийского святилища. Туда же стекались многочисленные людские ручейки.

Гектор подпрыгивал на месте, пытаясь что-либо разглядеть. Даже более высокий Клеант напрасно вытягивал шею. Вокруг стоял невообразимый гул голосов. Праксидам рукой указал, куда смотреть, и мальчики заметили огромную процессию, выделявшуюся на фоне толпы спокойствием и собранностью. Тьма постепенно рассеивалась, и стали видны пурпурные мантии двух агонофетов, распорядителей состязаний, и белые – жрецов. Жрецы держали на привязи животных, в том числе двух огромных быков, предназначенных в жертву Зевсу Олимпийскому. За жрецами выстроились именитые граждане разных городов в богатых одеждах, с дарами в руках, и спортсмены в накинутых плащах. Гектор хотел было задать несколько вопросов Праксидаму, но быстро понял, что это бесполезное занятие, и решил просто наблюдать. Вопросы подождут. К тому же старый эгинец вскоре покинул их компанию и каким-то образом сумел присоединиться к процессии. Прокл прокричал в ухо Гектору, что победители прошлых лет зачастую приглашались для участия в церемониях.

Тем временем процессия направилась к главному входу в Альтис. Гектор уже знал: сначала они зайдут в пританей, где принесут жертву богине домашнего очага Гестии, затем – Зевсу Олимпийскому, после чего по очереди обойдут алтари других богов.

Время шло, но никто не уходил. Снова оживилась торговля. Вокруг то и дело заключали пари, обсуждали атлетов и их шансы на победу, вспоминали прошлые игры…

Наконец из Альтиса появилась процессия и направилась к булевтерию. У статуи Зевса зазвучали слова клятв, почти неслышные толпе, которая сопровождала их приветственными криками. Когда основная церемония дня подошла к концу, люди разбрелись по палаточному городку, чтобы перекусить и отдохнуть.

После обеда Гектор с Клеантом по совету Праксидама отправились посмотреть на тренировки. В центре гимнасия – огромной песчаной площадки, окружённой колоннадой, – шла борьба, хотя было очевидно: бой тренировочный. За боем наблюдал настоящий великан, словно высеченный из камня; его мускулы играли под бронзовой кожей, будто он и сам боролся.

– Это Милон, – давешний знакомый из Милета, Меарон, восхищённо, как мальчишка, уставился на знаменитого борца. – Сейчас он порвёт верёвку, смотрите!

Гектор не сразу понял, что имеет в виду Меарон, но через мгновение подметил: голова Милона обтянута верёвкой, лицо побагровело и налилось кровью, а вены на шее вздулись от невероятного напряжения. Группа зевак с интересом наблюдала за процессом, громко выражая поддержку, а кое-кто, явно заключив пари, сильно переживал за исход сражения.

Гектор присоединился к приветственным крикам, а когда верёвка лопнула, радостно завопил вместе со всеми. Клеан был более сдержан, но сила атлета поразила и его.

На этом развлечение не закончилось. Милон вытянул перед собой руку, поставив ладонь ребром – большой палец смотрел вверх, а остальные пальцы были плотно прижаты друг к другу.

– Хотите доказать свою силу? – крикнул он. Его голос без труда перекрыл вопли собравшихся. – Предлагаю желающим отогнуть мизинец.

Желающие нашлись, но все попытки закончились ничем. Милон стоял, как вкопанный, и даже зевнул, когда вездесущий Гектор уцепился за его мизинец и, подобрав ноги, повис в воздухе, держась за палец. Вскоре Милон улыбнулся мальчику и сказал:

– Ну, довольно, мне пора немного размяться.

Гектор, улыбаясь от уха до уха, отошёл в сторонку, туда, где стоял Клеант. Радостные зрители не расходились, и мальчики с трудом протиснулись сквозь толпу в надежде увидеть других спортсменов. Их было человек двадцать, некоторые отдыхали в тени деревьев, но большинство бегали, прыгали, боролись или метали диск. Среди них попадались ребята немногим старше Гектора, которым он отчаянно позавидовал. На одного из борцов, молодого человека лет двадцати двух, указал Клеант:

– Это Каллител.

Близко посаженными тёмными глазами Каллител скользнул по спутникам Клеанта и прищурился. Он закусил верхнюю губу, над которой красовалась крохотная родинка, и выпрямился. Мощные мускулы борца заиграли под кожей, напоминая о Праксидаме. Гладкое обнажённое тело лоснилось от пота. Серебристая лента удерживала слипшиеся волосы чёлки, не давая им падать на глаза.

– Он учился в той же школе, где и я, был главой отряда, – добавил Клеант.

– Отряда?

– Ну да, нас делят по отрядам, когда мы уходим из семьи.

– Как это – уходите из семьи?

– Ну, когда мне было семь, отец, как и другие родители, отдал меня в школу, а там нас поделили на отряды. – Видя, что Гектор не понял, Клеант нехотя добавил: – Мальчики из одного отряда вместе спят, едят и учатся.

– Спят? А разве вы спите не дома? – растерянно спросил Гектор.

– Мы не живём дома. Для нас школа и есть дом.

– Как странно, а у нас не так. Я живу с родителями, а мой учитель грамматики учит нас с друзьями грамоте. И ещё я хожу в палестру на тренировки. А почему у вас по-другому?

– Такой закон издавна установил Ликург, великий законодатель.

Гектор задумался. Жизнь вне дома и без родителей казалась ему невозможной.

– А как же твои родители? Они не против?

– Нет, конечно. – Клеант пожал плечами. – Это закон.

Помолчав, он добавил слышанные не раз слова: