Каждый сам за себя

– Это конфеты. – пояснил он, глядя, как Кира недовольно хмурится.

Оставшись наедине, мужчина придержал Киру за локоток. Сперва она не поняла, что происходит, и только потом сообразила, что тот отсекает её от охвата видеокамеры. Тут же в больших руках появился безликий конверт. Кира отступилась, а мужчина всем видом дал понять, что торопиться не стоит.

– Вы, Кира Валерьевна, так не волнуйтесь. Ничего страшного в этом нет. Вы человеку жизнь спасли, и нет ничего зазорного в том, что он не хочет быть вам обязанным.

– Это лишнее. – жёстко пресекла она любые попытки всучить ей такую «благодарность».

По тому, как широкие ладони ловко смяли конверт, Кира поняла, что мужчина остался крайне недоволен её отказом. А ещё то, что внутри была банковская карта. Взятки нового поколения. Её выдох получился судорожным. Мужчина продолжал настаивать, заставляя Киру нервничать и накручивать себя.

– Если у вас всё…

– Не всё. – без заигрываний и напускной мягкости пробасил незнакомец. – Есть ещё просьба к тебе, красавица.

То, как бестактно он перешёл на «ты», Кира опустила, только бы не обострять и продолжила располагающе улыбаться.

– О той операции ты не распространяйся. – посоветовал он.

– Со мной была проведена разъяснительная беседа. Я отлично воспринимаю информацию с первого раза.

Её дерзость мужчина воспринял с неприкрытым интересом, широко оскалился.

– Ох и забавная ты девчонка, Кира Валерьевна. Что делаешь вечером?

– Что я делаю вечером, вас не касается, вашу просьбу я услышала, запомнила и приняла к исполнению. Цветы прелесть, а конфеты я просто обожаю.

– Зубастая? – не таясь, рассмеялся мужчина. – Ну-ну. – поддакнул он, демонстративно облизываясь.

И только после того, как Кира выдержала долгий напряжённый взгляд, он соизволил уйти. А вот ощущение чего-то неизбежного и неисправимого осталось. По крайней мере, Кира не удивилась бы, приметив его вечером у ворот больницы.

Незнакомец ей не понравился. Причём раздражало всё: и угрожающего вида габариты, и неуместная татуировка на кадыке, и ужасающий шрам на бритом черепе. Резкий, раздражающий обонятельные рецепторы парфюм. Запах был дорогой, узнаваемый, идеально подходящий колоритной внешности. Этот же запах будил ощущение опасности.

– Урод! – зло пробормотала Кира и торопливо направилась в ординаторскую, желая спрятаться ото всех.

Цветы она безразлично швырнула на стол, в пакете обнаружила бельгийский трюфель, а на дне тот самый конверт. И когда только успел?.. Карту Кира в запале разломила пополам и отправила в урну, следом запустила и конверт, на внутренней стороне которого был указан пин-код. Четыре семёрки.

К концу смены розы и вовсе украшали пост медицинской сестры. Так было спокойнее. По пути домой Киру не покидало чувство чужого присутствия за спиной, но, обернувшись, она ничего не увидела. Оставалось гадать, что это: разыгравшаяся паранойя или чей-то профессионализм. В понятном желании забыться хоть на время, спрятаться от проблем (надуманных и реальных) Кира направилась в магазин. Вовремя вспомнив о хранящихся в рюкзаке конфетах, из всего многообразия вин выбрала португальский портвейн. Желание осмотреться по сторонам не покидало, и изредка Кира всё же бросала короткие острые взгляды на окружающих её людей. Подозрительным показался круглолицый мужик с зелёным ананасом в руках и щуплый парень в забавных лузерских очках. Круглолицый старательно вертел головой по сторонам, а второй так и вовсе из всего многообразия провизии выбрал набор одноразовой посуды. Что он рассчитывал накладывать в эту посуду, оставалось для Киры загадкой. Один несколько раз успел неосторожно столкнуться с ней взглядом, другой же старательно накруживал в допустимой близости. Вовремя подоспев к только что открывшейся кассе, Кира расплатилась картой, выпорхнула из магазина и спряталась за углом, со зловредной ухмылкой наблюдая, как мечутся по торговому залу её недавние визави.

Спустя несколько минут очкарик, еле переставляя ноги, показался на улице, отцепил от велостоянки потасканный байк, и, устремив взгляд к студенческой общаге, что находилась неподалёку, вяло покрутил педали. Круглолицый не вышел вовсе, он продолжил рассматривать ананасы, принялся подбрасывать в руках недоспелый фрукт манго и с тоской поглядывать на подпорченный виноград. «Собирается на свидание и очень хочет сэкономить» – догадалась Кира и, посмеиваясь над собственными страхами, побрела к дому.

Удобно устроившись на своём роскошном диване – мамином подарке, Кира укуталась в мягкий плед, выставив перед собой вино, распаковав конфеты. Почувствовать себя аристократкой так и не вышло. Вино в сочетании с какао горчило, конфеты же, наоборот, теряли свой изысканный вкус и походили на отечественную «Победу». Нужно было делать выбор, и он пал на вино, ведь конфеты точно не научились отключать мозг и стирать из памяти последние лет пять-шесть.

С блаженной улыбкой и бокалом густого красного вина Кира откинулась на высокий подголовник и расслабленно застонала, чувствуя, как тепло и нега разливаются по телу. Играла тихая музыка и так хотелось закрыть глаза…

Звонок в дверь застал врасплох. Двигаться она отказывалась категорически, но резкий раздражающий звук не прекращался, заставляя душу съёжиться, а лицо болезненно морщиться. Сетуя на свою неосмотрительность, Кира всё же «стекла» с дивана на пол, а уж только потом поднялась и направилась к двери, чтобы открыть её. Перед тем как щёлкнуть затвором замка, бегло осмотрела откровенный наряд, что не предполагал за собой приём гостей. Просторная трикотажная рубашка по типу мужской сорочки едва прикрывала задницу, а глубокий вырез бессовестно перетягивал внимание на себя. На пороге стоял Димка Сорокин. Его взгляд метал молнии, гневно раздувались крылья носа, а шея покраснела от напряжения.

Сорокин был пьян. И пусть ещё не нарушил зону её комфорта, не обдал горьким ароматом крепкого алкоголя, но в глазах уже угадывалась некая отрешённость, в кривой улыбке просматривалась нарочитая небрежность.

– Впустишь? – выдохнул он, подаваясь вперёд.

Кира с готовностью отступила вглубь квартиры и смотрела на старого друга с вызовом.

– Зачем пришёл? – резко выпалила она, как только Сорокин запер за собой дверь. Он бросил на Киру взгляд исподлобья и, наступая на задники, стянул опостылевшие туфли. При этом буркнул:

– Соскучился.

– Считаешь, что мне это интересно?

Сорокин показательно нахмурился, изображая мучительный мыслительный процесс, а в итоге пакостно оскалился и безразлично пожал плечами.

– А ты из принципа, значит, готова отказаться от порции отменного секса?

Кира улыбнулась. Откровенно и пьяно. Притянула к себе мужчину за ворот сорочки, спустила с его плеч пиджак и резко дёрнула за узел галстука.

– Так, я и не отказываюсь. – отчаянно прошептала она, чувствуя, как жадные руки мнут её шею, спину, ягодицы.

Она всем телом прижалась к жёсткой мужской груди и заурчала, точно кошка, от ощущения, как знакомо царапает кожу лица жёсткая щетина. Боль от столкновения со стеной, когда Сорокин навалился всем весом, Кира не стала предавать огласке. Она вызывающе закусила губу, и тут же опоясала его длинными ногами. Забавлялась мужским нетерпением, она подставлялась под грубые поцелуи, и соблазнительно стонала, чувствуя каменную эрекцию.

– Зачем ты пришла ко мне? – прошипел Сорокин, ощутимо сдавливая её горло. Кира, дразня и задевая за живое, блаженно закатила глаза.

– Чтобы ты вспомнил, как сильно скучаешь. – простонала она, чувствуя, как пальцы сжимаются на шее ощутимее, как кружится голова, как пересыхает во рту от ощущения липкого страха.

Сорокин ослабил хватку и нагладил покрасневшую от давления кожу. Нахмурился, пытаясь отдышаться.

– А сбежала…

– Чтобы ты догнал! – дерзко выкрикнула Кира, не позволяя опомниться. Прижалась промежностью к его паху. Плотно. И невыносимо медленно потёрлась о спрятанную под слоем ткани набухшую головку.

Сорокин простонал сквозь зубы, но не повёлся, сильно толкнулся в неё, царапая пряжкой ремня набухшую плоть. И не позволил откинуть голову, удерживая её лицо грубым захватом.

– Считаешь, я такой дурак?

Кира невинно обвела губы кончиком языка.

– Нет, но попробовать стоило.

Сорокин рассмеялся. Громко и зло.

– Чё-о-о-рт!.. – взревел он. – И знаю ведь, что тупо используешь. – презрительно выругался он, а Кира бестолково пожала плечами.

– Только не говори, что тебе это не нравится. – подмигнула она.

Было жарко и было больно. Было нестерпимо тоскливо и зашкаливало презрение к собственным поступкам. Но Кира продолжала улыбаться и соблазнительно потягиваться, демонстрируя идеальное тело. Сорокин поглядывал на неё не без интереса, наглаживая пятернёй округлую ягодицу.

– Ты будто бы поправилась, нет? – он недоумённо вскинул брови.

Кира тоже посмотрела на собственную задницу и видом осталась вполне довольна.

– Это меня не портит. – нахально заявила она и прикусила и без того истерзанную мучительно долгими поцелуями губу.