Триггер убийства

– Конец жуткий, никому не пожелаешь, и не часто подобное случается. У вас есть подозрения, кто бы мог такое сотворить с Андреем?

Родионов думал долго.

– Я уже по-всякому прикидывал. Желающих ему зла полно. И не мудрено. Он по жизни много кому нагадил, кого обидел, кому жизнь подпортил. Я наверняка всего и не знаю. Ко мне-то он в основном прибегал, когда зад замарает и подтереть надо. Тогда да. Папа помоги, папа позвони. Но только, думается мне, те, кто на него злость затаили или поквитаться хотели, его бы пристрелили, придушили, ну избили до смерти. А тут… – Следователь помолчал. Он подумал. Подумать успел основательно еще до прихода Григория и Киры. Сейчас он подбирал слова: – Перебили суставы, сложили как куклу-марионетку, печень выдрали да покусали. Даже пылая ненавистью и желая смерти, кто ж кусать-то будет? Это совсем сбрендить надо.

Кира старалась не греметь чашками, не совершать лишних движений, чтобы не привлекать к себе внимания и не сбить Родионова с мыслей.

– Его пытали. Может быть, что-то хотели выведать? Может быть, дела бизнеса? – предположил Самбуров.

– Не знаю. – У Родионова была абсолютно честная и открытая мимика, не придраться. Он даже кивать перестал и помотал головой. Жесты соответствовали сказанному. Но Кира уже уловила: что-то заставляет мужчину говорить медленно и тщательно подбирать слова. – Денег и ценностей у него не было. Одни долги. Если ему чуть что попадало, он сразу все проматывал да еще в кредит влезал. Должника, сам знаешь, не убивают, потому что с трупа уже ничего не возьмешь. А если информацию какую-то вытаскивали… Одно могу сказать. Если от Андрея что-то было нужно, то они это получили. Любые сведения, любую информацию, все что угодно.

Самбуров вскинул на полковника ясный взор.

– Андрей был жутким трусом. Хорохорился, как индюк, раздувался, строил из себя силача, решалу, сурового волка. Да только зуботычину дай, и вся его драчливость, как иголка с сухой елки, слетала. Так с детства было. Нашкодит, упрется, не признается. Мать орет, ремнем грозит, а он глазенки сузит, шипит. В отказ, и все. А как я по заднице один раз поддам, и еще не больно, а он уже как соловей поет. Во всем признается. Боялся он и боли, и крови.

– Павел Андреевич, а после больницы он помогал вам? Инсульт – дело серьезное. Поддержка родных важнее всего, – включилась в разговор Кира.

– Повадился одно время, – ответил Родионов. – Я даже заподозрил, что он с корыстью какой заходит. Будет уговаривать меня завещание переделать или денег ему на его воздушные замки подкинуть. Я не шибко богат, но кое-что имею и все на внучку отписал.

Черты лица старика смягчились. Глубокая складка на лбу разгладилась. От глаз разбежались лучики. Старый прожженый опер упомянул о внучке, которая радовала.

– Но нет. Про завещание ни разу не заикнулся. Однажды я сам не утерпел и заговорил, так он свернул разговор. Сказал: «На Ваську – самое то». Она одна наш лучик, наша радость. Только ты и Дашу не обидь. Я даже растерялся. Ну Васька ладно. Единственная внучка. Василиса она у нас. Василиса премудрая и прекрасная. А вот что он о Дарье беспокоится? Я удивился. Так что нет. Не из-за завещания приходил. Вроде как из интереса, что ли, общался. Про дела былые и подвиги мои ратные спрашивал.

Кира не сводила со следователя любопытного взора, и тот воодушевленно продолжал, чувствуя ее интерес:

– Это я так о своей следовательской работе выражаюсь. Андрей говорил, что какой-то там следователь мемуары написал. Он и мне предлагал написать. Я ж тоже интересные времена застал. Есть что рассказать. Говорил, можно книгу издать. Сейчас такое популярно. Я всерьез подумывал… – Родионов старший пригладил волосы, дернул уголком губ, на лице отразилось сожаление. – Они тогда, после моего инсульта и больницы, оба ко мне зачастили. Ольга, невестка моя, с внучкой часто ходили, и Андрюха. От Ольги я, правду скажу, не ожидал. Мы не больно-то близки. Она, наверное, ни с кем не близка. Нет, я про нее и слова плохого сказать не могу. Она хорошая жена. Всегда у нее порядок и чистота, обед приготовлен, дочка ухоженная, она ее на многие кружки водит. Ольга спокойная, вежливая, никогда никому не перечит. Почти двадцать лет с Андреем прожить – это подвиг. Он и орет не по делу и до баб ходок. Такое-то не каждая женщина стерпит. Ольга ни одного скандала ни разу не устроила. Ни одной жалобы от нее я не слышал. У нее всегда все как положено. Как правильно. Ни больше, ни меньше. Невозмутимая, воспитанная и холодная. Никогда не поймешь: она про самочувствие спрашивает и продукты привезла, потому что помочь хочет, переживает, или потому что так положено делать. А тогда, когда меня инсульт хватил, это она Дашу-то ко мне привела. Хорошая женщина. Вроде как помогать по хозяйству. Я так-то самостоятельный, все сам могу, но инсульт меня здорово подкосил. Даша заботилась. Сначала иногда приходила, а потом…

Полковник замолчал, видимо, прикинув, что подробности его личной жизни никого не интересуют. Кира и бровью не повела. Смотрела все так же внимательно и участливо, с неподдельным интересом.

– Если у Андрея не было честолюбивых мотивов навещать вас, значит, он приходил из сыновней любви, – улыбнулась девушка.

– Да хрен его поймешь! – отмахнулся Павел Андреевич. – Я не разобрался. А я все-таки как-никак неплохим следаком был. В людях разбираюсь.

Он похлопал Киру по руке, осторожно, ободряюще, и негромко засмеялся.

– Хоть вашими, Кира Даниловна, премудростями не владею. Да уж. Знаю. Дмитрий Юрьевич-то вам только что оды хвалебные не поет. Так вот, я хоть так не умею, а за годы службы всякого насмотрелся. Фальшь и тайный умысел чую. Неспроста Андрюха ко мне таскался, что-то ему нужно было. Может, действительно хотел книгу писать. Мне даже из архива звонили.

– Из архива? – встрепенулся Самбуров.

– Да. Андрюха и туда дошел. Какими-то моими делами интересовался. А у меня там девчонка знакомая работает, ну как девчонка? На пенсию еще не вышла, – засмеялся бывший следователь. – Она еще со мной работала, вот и решила мне рассказать. – Он помолчал немного, разгладил несуществующие складки на скатерти. – Так что нет у меня мыслей, зачем его убили, да еще таким позорным способом.

– Павел Андреевич, а вы сможете вспомнить, какими конкретно делами интересовался Андрей? – Кира засобиралась. Ополоснула чашки и поставила на место. – Андрей, я так поняла, несколькими делами интересовался? Ваша девчонка-приятельница рассказала, какими именно?

– Расскажет, – лукаво прищурился Родионов. – Только мне время нужно. Для вас, Кира Даниловна, я готов провести расследование, девчонке-приятельнице позвонить и уточнить, подумать и вспомнить, что за дела были, – дайте только время… и телефон. Суровый подполковник Самбуров, я надеюсь, не будет против? Не приревнуешь? – Павел Родионов сиял довольной улыбкой. – А то мне в моем нынешнем состоянии здоровья конкуренция не по силам.

– Не будет против, – ответила Кира за Григория и выложила на стол свою визитку, на которой кроме имени, телефона и имейла ничего больше не было.

Самбуров открыл рот и закрыл. Собственно, у него вопросы закончились. Когда Павел Родионов пылко поцеловал Кире руку, сверкнув игривым взором старого ловеласа, Самбуров закатил глаза. Вот умела эта чертовка манипулировать людьми. Нет, конечно, Родионов не забыл о смерти сына и горе его не стало меньше, и мысли вернутся в привычную печаль, едва они выйдут за порог. Но даже самому крепкому организму нужно давать передышку. Кира Вергасова дала такую передышку полковнику в отставке Родионову Павлу Андреевичу, сверкнув словно лучик, которому нельзя не порадоваться.

Самбуров открыл перед девушкой дверь машины. Не отошел, облокотился сверху на дверь, упершись подбородком в сложенные руки. Кира встала с другой стороны, посмотрела на него ясным взглядом. Григорий заметил на лбу тонкую морщинку, свидетельствующую о глубоком мыслительном процессе.

– Ты думаешь, что его убили из-за того, что он что-то знал? И это что-то тянется из старых дел Павла Родионова? – предположил Григорий.

Кира пожала плечами.

– Я доверяю интуиции опытного следователя, – неоднозначно выразилась она. – Поэтому, как и он, убеждена – Андрей приходил к нему с каким-то умыслом. А вот этот умысел тянется в старые дела полковника.

Кира чмокнула Григория в нос и прищурилась от солнца.

– Думаешь, Павел Андреевич что-то недоговаривает? – уже ведя машину по городу, спросил Григорий.

– Нет. Он рассказал все как есть. Ни о чем не умолчал. Тут другое. – Кира помялась. Выпятила губы трубочкой, наморщила нос, потом произнесла: – Он, Гриша, стыдится. Безумно, неконтролируемо, до самоуничтожения стыдится. Он настолько сильно чувствует себя покрытым позором, что даже согласен не узнать, кто убил его сына. Оставить убийцу безнаказанным. Его топят сожаления и унижение, не горе. Он не смотрит прямо в глаза, забывается, потом вспоминает и сразу отводит взор, когда говорит об Андрее, часто сглатывает. Ему тяжело даются слова, и он совершает много однообразных, мелких действий. Гладит волосы, переставляет предметы на столе…

– Стыд за то, как убит Андрей? – уточнил Самбуров. Он и сам предполагал, что бывший опер сочтет подобную кончину отпрыска бесчестьем.

– Не только. Гораздо глубже. И длится это уже давно. Стыд за то, что вырастил такого, как Андрей. За то, что его сын прожил такую жизнь и так закончил свой путь. Чувство вины, разочарование и стыд.

– Какого, как Андрей?

– А вот это нам, пожалуй, стоит выяснить. А еще по поводу любовницы. – Кира подумала пару секунд. – Жена – холодная леди, правильная и безупречная, само совершенство. Знает, как надо, строго следует приличиям и отведенной роли. На фото в квартире Павла Родионова – изысканная блондинка с улыбкой королевы. Любовница должна быть простой, ничего не требующей, для которой Андрей и принц, и герой, и белый конь в одном лице. Любовница с ним долгое время, значит, доказывает свою нужность и преданность, отсюда жертвенность, привычка улыбаться, когда хочется плакать, и доброта к тем, кто условно «невинен» – детям, собакам, кошкам. По цветотипу должна быть похожа на жену, но без претензий на «леди».

– Мне не надо спрашивать, что такое цветотип?

– Не спрашивай, – весело разрешила Кира. – Короткая стрижка-каскад, чаще – волосы собраны в «хвостик», крашенная под блондинку. С работой самое интересное. – Кира подумала еще немного. – Руководитель-мужчина, еще хуже, если владелец фирмы, это всегда конкурент мужу. Мнение этого мужчины важно, ему желают угодить, его, в конце концов, боятся сделать недовольным или прогневать. Любовница Андрея, пусть подсознательно, но не поставит Андрея в конкурентную позицию, она доказывает, насколько он важен, демонстрирует, что с ней будет лучше, чем с женой, больше и активнее поддерживает. Поэтому работает любовница непременно на себя. Что-то женское – скорее всего, салон красоты, магазинчик или кафе.

– Володя опрашивал коллег и сослуживцев, несколько человек упоминали любовницу-парикмахершу. Чуть ли не со школьных времен, – медленно проговорил Самбуров, косясь на Киру, как на привидение. Уже не раз он становился свидетелем ее правильных выводов, казалось бы, из сплошных предположений. А привыкнуть не мог. Мурашки по телу разбегаться не переставали. – По фотографии – худая крашеная блондинка. Судя по сплетням, у нее даже ребенок от Андрея.

– О! Подходит! К ней я сама схожу. Хорошо?

Самбуров кивнул. А так как он продолжал смотреть на нее пристально, борясь с явным изумлением, Кира пояснила:

– Если к ней просто заявиться с корочкой, она много не расскажет. Скорее всего, за Андрея она на плаху взойдет, но не предаст и не вложит. А вот… если я схожу как… как… женщина, – узнаю больше… А знает она немало. Уверена, чтобы компенсировать свою вторичность в жизни Андрея, стремится быть в курсе его жизни, насколько только может.

Он остановил свой «Мерседес» рядом с машиной Киры. У крыльца УВД, как всегда, толпился народ, и Кира с Григорием сразу попадали в зону внимания, но, уповая на тонировку, Кира потерлась носом о щеку мужчины, легонько, словно крылышками бабочки, коснулась его губ:

– Пойдем вечером в «Беллини»? У них сезонное меню с клубникой.

– Куда хочешь, моя золотая.

Кира просияла и выскользнула из машины.

Глава 6

Если раньше Самбуров на ранний телефонный звонок просыпался с мыслью «Какого хрена меня будят в пять утра», то за последние полгода эта мысль сменилась на: «Какого хрена они звонят, Киру разбудят».

Впрочем, единственным человеком, который в пять утра страдал бессонницей, был его непосредственный начальник Вольцев Дмитрий Юрьевич, и просто так он не звонил.

– Вы официально в следственной группе, – сообщил он без приветствий. – Подчищайте здесь хвосты и выезжайте в Крым. На Киру Даниловну командировочные тоже выписывай. Зайди ко мне.