Части ее тела

Сашка не рассмеялась. Но значения ее взгляда он в тот момент не понял…

* * *

Стало ясно, что я совершила ошибку, как только мы шагнули за порог. Мне-то казалось: не знакомые друг с другом ребята будут поначалу стесняться, и мы все поиграем во что-то, пытаясь познакомиться поближе, освоиться… Но, похоже, все уже успели преодолеть неловкость до нашего приезда. От смеси алкоголя и какой-то дури воздух показался густым и липким, у меня даже нос заложило, как весной во время цветения. И я пожалела, что отправила Никиту домой на том самом такси, которое доставило нас сюда.

Он этого, конечно, не ожидал… Особенно после того, как объявил себя моим самым преданным читателем, и меня это тронуло, конечно. Но я не планировала впервые за долгое время участвовать в вечеринке и торчать всю ночь рядом с Ивашиным. А флиртовать с кем-то у него на глазах было бы верхом жестокости, я ведь догадывалась, как он ко мне относится, и не собиралась унижать своего друга. То, что Никите меньше всего хотелось оставаться моим другом, это, как говорится, его проблемы…

Хотя его здорово обидело и то, как откровенно я «скинула его с хвоста», как иногда говорил Артур. Может, в дни их с мамой юности такое выражение было в ходу?

Мне понравилось, что Никита не стал прятаться за его спину и напоминать мне, кто командировал его со мной на вписку. Дух Логова и так постоянно витал возле нас… Но «одуванчик», столь неуместный среди подмосковных сугробов – приятно белых после столичной грязи – просто безмолвно сник, когда я сказала:

– Спасибо, что проводил. Дальше я одна справлюсь.

В этот момент мне почудилось, будто даже его искусственный глаз засветился обидой. Но Никита не произнес ни слова, сел в машину, и я осталась одна, еще не подозревая, в каком гадюшнике окажусь.

Дом, где собрались ребята моего возраста и чуть старше, по крайней мере на вид, был не таким огромным, как у моего отца, но тоже впечатлил размерами и вычурными белыми колоннами портика. Его крыша была покрыта толстым слоем снега, и мне не удалось понять, какого она цвета. Этакая дворянская усадьба без дворян… Хотя их отпрыски тоже не отличались благонравием и кутили похлеще нашего! Разве что наркоты в их время не было… А у этих ребят явно была, ведь все они походили на зомби со стеклянными глазами – протез Ивашина казался более живым.

Я нажала на покрытую мелкими капельками кнопку у ворот и назвала пароль, который сбросили в чате. Кованая калитка отворилась, и я прошла по скользкой плитке мимо замершего фонтана и пустующих заснеженных скамеек к высокому мраморному крыльцу. Все это здорово напоминало провинциальный дом культуры…

Для входа в сам дом уже не требовалось пароля, и я беспрепятственно вошла внутрь. Прямо у двери в меня воткнулся какой-то огромный парень, которому я была ниже плеча. Красная физиономия его расплылась от умиления, и этот полудурок сделал мне «козу» своими толстыми пальцами с желтыми ногтями:

– Ути-пути! Это кто тут у нас такой маленький?

– Руки убрал! – скомандовала я и сама различила в голосе нотки Логова. Хоть чего-то я у него нахваталась!

Только Артур не стал бы клацать зубами возле чужих пальцев, а я сделала это… Парень испуганно отдернул руку и посмотрел на меня с неподдельной обидой. Кажется, его сознание даже прояснилось на мгновение, по крайней мере, он вполне разумно пробормотал:

– Прощу прощения, мисс. Кажется, я принял акулу за малька… – И уплыл дальше, окликнув кого-то: – Эй, чел, погоди! Где тут…

Я нашла вешалку и нацепила свое пальто поверх чьего-то черного пуховика. Потом отправилась осматривать дом, в котором никому не было до меня дела. Здесь тоже все казалось каким-то старомодно-театральным: пыльные тяжелые шторы, пухлые кисти, свисающие по бокам, массивный буфет с матовыми стеклами, за которыми наверняка притаились мутные стопки и пузатые графинчики, сейчас пустые, но знававшие лучшие времена. Так и чудилось, что сейчас откуда-нибудь вынырнет Гаев и обратится с напыщенной речью к «многоуважаемому» шкафу, стоявшему в углу:

– Приветствую твое существование, которое вот уже больше ста лет было направлено к светлым идеалам добра и справедливости…

Зачем я запомнила этот монолог? Или он самовольно отпечатался в памяти, как многие чеховские фразы, которые при чтении проникают прямо в кровь и впитываются всем организмом? Когда я впервые увидела фотографию молодого Антона Чехова, мне захотелось плакать от того, что мы разминулись в веках, и этот красивый и умный мужчина никогда не полюбит меня. Он и так не полюбил бы подобную простушку, я понимаю… Такие мужчины влюбляются в женщин, похожих на мою маму, это объяснимо и заслуженно. А таким, как я, достаются…

Додумать я не успела. Чья-то чужая рука, пронырнув сзади под мышкой, схватила меня за грудь, а жадные губы впились в шею под мочкой уха. Я рванулась, но мое горло, обхватив, сжала другая рука, и у меня потемнело в глазах от того, как этот тип резко согнул локоть. Он тискал мою грудь, а мне казалось, что в кулаке у него мое сердце – так его больно сдавило. Задыхаясь, я обвисла, потом начала нелепо дергать конечностями, но тот, чьего лица я даже не видела, не отпускал. Мокрые губы хватали мое ухо, и я вдобавок оглохла от мерзких звуков, которые он издавал.

И вдруг что-то произошло, и я почувствовала, как падаю – руки, мучившие меня, внезапно разжались. Но в тот момент я предпочла бы рухнуть в бездну, чем остаться тряпичной куклой этого обдолбанного Карабаса.

– Пошел вон, урод, – прошипела девушка с бейсбольной битой в руке.

Похоже, секунду назад она здорово приложила парня, к ногам которого я свалилась. Девушка точно вышагнула из американского сериала – ясноглазая блондинка с пышными формами и битой наперевес. Откуда она взяла ее? Сама я в жизни не видела биту, только по телевизору.

– Оставь девчонку в покое, – проговорила «бейсболистка», глядя на него с такой ненавистью, что мне подумалось: ее саму, наверное, недавно изнасиловали.

Он хмуро глянул на меня, узкое длинное лицо его уныло вытянулось еще больше:

– Да пошли вы обе…

– Ублюдок, – выкрикнула она ему вслед и протянула мне руку, не выпуская своего орудия из другой. – Вставай. Тебе сколько лет? Тут вроде как для совершеннолетних туса…

Даже поднявшись, я оказалась на голову ниже ее. Но ей удавалось не смотреть на меня свысока, какой бы жалкой я, задыхающаяся и мокрая, не выглядела.

– Восемнадцать, – кое-как выдавила я.

– Да ладно?! – Она сделала удивленную гримаску. – Моя бабуля не зря говорила: «Маленькая собачка до старости щенок». Это не про собак, ясное дело.

– Я поняла.

Мне показалось, что девушка прислушалась. И выдала:

– Когда ты говоришь, то кажешься взрослее. Где учишься?

– Нигде, – призналась я.

Хоть она и была моей спасительницей, мне не хотелось рассказывать ей о маме, поэтому я наврала, что сдуру подала документы только в один вуз и не добрала баллов. Так не случилось, но ведь могло быть…

– Сглупила. – Она посмотрела на меня укоризненно. – Хорошо нас хоть в армию не загребут. Поступишь летом.

Откуда она взяла стакан, который сунула мне?

– Выпей, полегчает.

Это оказался коньяк, и я обрадовалась – с моим низким давлением только его и пить… Стало теплее и спокойнее уже от первого глотка.

– Давай залпом, тогда отпустит!

Я только хотела спросить ее имя, чтобы как-то обращаться, если мы продолжим разговор, но тут со второго этажа донеслось:

– Дина!

– Я здесь! – Она сразу вся встрепенулась и распушилась, как цветок, навстречу солнцу, и убежала, мгновенно забыв обо мне.

– Спасибо! – крикнула я ей вслед, но Дина не обернулась.

Для нее, похоже, больше никого не существовало, кроме невидимого парня, который звал ее. Мне даже трудно было представить, каково это, когда твой любимый, как солнце. Вполне возможно, я так и проживу, не прочувствовав этого…

«Без любви живет полсвета…»

Почему мама до своего последнего дня включала эту песню Дольского? В ее жизни ведь была настоящая любовь… У меня вдруг недобро заныло под сердцем: а вдруг мама не так любила Артура, как он ее? Что, если он стал для нее лишь красивой местью отцу? Надеюсь, никто не догадывался об этом, кроме нее… Артур этого точно не заслужил.

Внезапно мне вспомнилось, как он рыдал, корчась от муки над маминой фотографией. Эта картинка, полная надрыва и тоски, не раз всплывала в моей памяти, но только сейчас я подумала: неужели это была не боль потери, а осознание того, что ему никогда, уже никогда не заслужить любви той единственной, о которой он мечтал? Ни утешения, ни надежды – вот что рвет ему душу. У него не осталось грустного теплого осознания, с которым можно жить: «Меня любила самая прекрасная женщина в мире».

Не заметив того, я поднялась на второй этаж следом за Диной. Скорее, я пыталась убежать от своих горьких мыслей и здоровенного упыря, оставшегося внизу. По-хорошему, нужно было вызвать такси и катиться отсюда к себе домой, зазвать Артура на ужин и спокойно, по-семейному, провести вечер. Как будто мне тоже сорок лет… Но Дина увлекла меня своим безудержным порывом, и я безропотно последовала за ней, думая совершенно о другом.

Мимо проскальзывали незнакомые мне люди, лиц которых я не различала. Скользила взглядом и тут же забывала. На это и рассчитаны подобные вписки? На улице никто из нас не узнает никого… Только запах останется в памяти, чуть тошнотворный, сладкий запах порока.

Почти не отдавая себе отчета в том, что делаю, я остановилась за спинами нескольких парней и девчонок, которые тихонько хихикали, снимая телефонами происходившее в одной из комнат. Машинально поднырнув под локоть высокого парня, я уставилась на две пары, занимавшиеся сексом прямо на большом пушистом ковре. Рыжие короткие волосы одной из девушек пламенели на сером фоне, и это могло показаться красивым, если б не выглядело таким скотством… Комната была проходной, и напротив тоже собралась толпа любопытствующих. Лица у всех были возбужденными и раскрасневшимися. На них было противно смотреть…