Срочно требуется ведьма

– Так тебя ко мне по череде прислали? – уточнила я, приглядываясь к девчонке. Она неглупая, росла в семье, работает ловко и аккуратно, ест опрятно, значит, можно приучить к личной чистоте. Впрочем, от нее и так не пахнет застарелым потом, а одежда путь пыльная, но без грязных пятен и аккуратно заштопанная.

– Нет, – мотнула Марыська головой, – староста пришел, забрал, сказал, что новая ведьма появилась.

Я задумалась – выходит, эту сироту мне в помощницы прислали на испытание? Ну, посмотрим, посмотрим.

Тут пришел Петр, принес кисти, и они с Марыськой начали белить спальню, а я взялась разводить киноварь в маленьком горшочке. Едва побелка схватится – нанесу защитные знаки, укрывая место моего сна от всякой напасти.

Маленькую комнатку выбелили быстро. После этого Марыська взялась за тряпку и ведро с теплой водой – смывать потеки, Петр ушел на улицу – выбивать ковры и перины, а я взялась за кисть.

Вдумчиво, неторопливо нарисовала защиту на трех стенах и на освеженной побелкой печке. Подумала и усилила – защита от пожара, от дурного глаза, от навета… От насекомых и грызунов только подновила краской – знаки были прямо в штукатурке выдавлены. Полюбовалась и обвела алой линией оконную раму. На всякий случай.

Вот краски для рам у меня не было. Впрочем, краска была цела, так что я позвала Петра, чтобы вынул зимние рамы и аккуратно вынес их в сени, а Марыське велела вымыть толстые зеленоватые стекла с пузырьками и вытряхнуть мусор, скопившийся между рам.

Когда все было сделано, велела заносить прогретые на солнце и высушенные вещи. Нашла в сундуке чистое, пахнущее лавандой белье, застелила кровать. Там же, в сундуке, нашла и новое покрывало – из толстой домотканой шерсти, но отделанное по краю фабричным ситцем.

Прежнее выглядело очень пыльным, так что его все же отнесли в баню – стирать. Половики тоже решено было вымыть на другой день на речке, а пока и так было хорошо! Я с наслаждением прошлась по чистому полу и похвалила Марысю:

– Какая ты молодец! Отскребла доски до шелковистости! Пойдем-ка еду приготовим, пора уже поесть!

Хлопотали о еде мы немного – я нарубила мелко сало, вытопила его на сковороде, потом сыпанула зелени и залила все это яйцами – сразу дюжиной. Достала хлеб, мед и усадила своих работников повечерять. Да, скудно, но Петр не откажется – весь день таскал воду, дрова и пыльные тряпки, да еще и баньку подтопил, чтобы можно было смыть пот и замочить белье. А Марыське любой корм впрок.

За стол мои работники сели чинно – и руки помыли, и умылись, и ждали по деревенскому обычаю, когда я съем первую ложку. Глазунью на сале, да с лучком съели быстро. Душистый чай с медом тоже хорошо пошел, вот тут я и спросила:

– Петр, а у тебя лошадь с телегой есть?

– Есть, – отозвался парень, – старенькая кобылка, но в лес за дровами съездить можно.

– Приведи ее завтра пораньше, – попросила, – надо половики на речку свезти и обратно, да и остальное белье прополоскать.

– Ладно, – парень был сыт, умиротворен, однако почесал в затылке, – только матушка ругаться будет…

– Спроси ее, чего от ведьмы надобно, помогу. Коли откажет – у старосты телегу поплоше возьми, да скажи, что для меня. Отвезешь Марыську к реке и вернешься, будем следующую комнату чистить и белить! А теперь пойдем, провожу тебя до калитки!

Петр недоуменно покосился на девчонку:

– А Марыська как же?

– А что Марыська? Сейчас в бане вымоется да спать ляжет. Солнце вон село уже!

– Так разве ей в другой дом не пора? – изумился парень.

– Она мне еще нужна, – отрезала я, подражая манерой матери. Она, когда надо было, умела прикрикнуть так, что лошади приседали.

Проводила парня до калитки, постояла, нашептывая заговор – знаки на столбиках, незаметно прикопанных в живой изгороди, надо будет обновить, но пока и так сойдет.

Когда я вернулась в дом, Марыська уже перемыла посуду, разложила ее сушить на полотенце, выплеснула воду и тащила к двери ведро помоев.

“Домашнюю” воду выливали в канавку, выкопанную под изгородью, а за баней была своя сливная яма, накрытая крышкой.

Пока девчонка бегала с ведром, я залезла в сундук, нашла пару рубах – одну маленькую, вторую побольше, пару отрезов льна и, к собственной радости – две пары простых поршней из потертой кожи. Не нарядно и некрасиво, зато до бани добежать и обратно точно хватит!

Прихватив все это добро, я вышла к Марыське и повела ее в баню.

Надо сказать, что баня у ведьмы была просторная – у некоторых дом такого размера. Но заглянув внутрь, я поняла почему. Похоже, ведьма в Кузякино еще и повитухой была. В углу предбанника нашлось родильное кресло, в самой мыльне были особо широкие и прочные полки и целая стопка новеньких шаек и ковшей.

Уже войдя в баню, я вспомнила, что не прихватила мыла! В доме у рукомойника лежал приличный кусок простого зольного мыла, которым и пол хорошо мылся, и посуда, и руки можно было отмыть от любой грязи. А у меня в вещичках лежал душистый кусочек мятного мыла, подаренный мамой. Я уж было развернулась, да взгляд упал на подоконник. А там… Вот ведь затейница была Мелузина! Аккуратные кусочки мыла, завернутые в лоскутки, да еще подписаны аккуратно: “лаванда”, “полынь”, “зверобой”!

Я и то вздохнуть боялась над таким богатством, а Марыська вообще замерла.

Взяв себя в руки, выбрала мыло с ароматом полыни – пыли-грязи сегодня много подняли, надо смыть!

Пока я возилась, промывая косу, Марыська радостно плескалась, как утка. Мыла я ей не жалела, да еще шепоток кинула – от насекомых. Мало ли… Девчонка, судя по всему, в домах только зимой ночевала, а на скотном дворе можно и блох наловить, и не только блох.

После мытья я велела ей кинуть вещички в лохань и залить щелоком, приготовленным для стирки. Остаток мы вылили в котел для горячей воды и сбросили туда все постельное – прокипятить. Девчонка с готовностью вызвалась ночевать в предбаннике, чтобы за печью приглядеть, но я выдала ей рубашку и поршни, велела закутать голову полотном и бежать в дом. Печь сама за собой приглядит. Шепоток лег на заслонку легко и просто. Уходя, я подкинула в печь дров и поспешила в дом. Несмотря на двух помощников, я устала и больше всего хотела спать. Когда же зашла из сеней в дом, увидела Марыську, сонно хлопающую глазами, на лавке.

– Ты чего не спишь? – удивилась я.

– Так как же, госпожа ведьма, – она прикрыла зевок рукой, – вы же не легли еще!

Я фыркнула и указала ей на лежанку с матрасиком:

– Ложись давай, завтра стирка!

Тут уж девчонка спорить не стала – юркнула под одеяло и засопела. А я прошла в спальню. Забралась на кровать, упала на пышные подушки и не удержалась, прошептала: “на новом месте приснись, жених, невесте”!

Глава 6

Ночью мне снилось странное – как будто я летала над деревней, разглядывала с высоты сады, огороды, распаханные в отдалении поля. Даже ближайший лес зацепила! И все это с полным пониманием – благополучие деревеньки держится на ведьмовской силе. Тонкие, почти невидимые зеленые нити тянулись от дома ведьмы, и я даже во сне вздыхала – наполнить их силой будет непросто.

А жениха я так и не увидела.

Когда летела обратно, мелькнуло что-то такое невнятное перед лицом – то ли тулуп, то ли овчина, и вот уже я открыла глаза, разглядывая потолок.

Обширное хозяйство оставила мне кузякинская ведьма. Справиться бы еще!

Услышав знакомое гудение, я лениво накинула морок и пошла открывать. За воротами переминался Петр, держа за повод каурую кобылку.

– Доброго дня, госпожа ведьма! – отвратительно бодрым голосом сказал он. – Вот – я кобылку привел. Матушка вам припасы передала и сказала, что сама зайдет, расскажет, чего ей надо.

Я сонно кивнула:

– Проходи. Половики так на жердях и висят. Можешь собрать и на телегу вынести. А белье сначала в корзины переложить нужно.

Петр, не чинясь, донес корзинку до крыльца и отправился собирать половики. Я, зевая, вошла в дом. Марыська уже сидела на своем тюфячке и плела косицу.

– Госпожа ведьма… сейчас ведь на речку идти, а у меня юбка мокрая в бане, – почти прошептала она, разглядывая выделенную ей рубашку.

Я вздохнула и полезла в свой мешок. Уж не знаю, кто собирал его, но мне положили мое ученическое платье. Их выдавали в школе, и, конечно, никто из сестер не имел права их носить. Обычно я снашивала их и потом резала на нарукавники или лоскуты для практических занятий, но самое первое, которое мне выдали в тринадцать лет, сохранилось. Вот его я и достала. Конечно, Марыське оно было велико, да и жарко в таком платье летом, но к платью полагался передник из серого льна – плотный, пошитый как платье с разрезами на боках. Вот его я девочке и подала: