Волчье счастье

Перепугавшись, Марыська поставила миску на поднос и кинулась в дом за вдовой:

– Тетка Вайда, тетка Вайда, помогите, ему, кажется, плохо!

Вдова, крутившаяся у печи, тут же поставила ухват и поспешила за Марыськой. А там… мужчина уже почти сел, лицо его почернело от усилий, а глаза налились кровью. Помощница лекаря немедля уложила его обратно, страшно изругав. Потом уставилась на Марыську:

– Ну-ка рассказывай, что тут было!

Запинаясь и страшно волнуясь, швея рассказала, как незнакомец отказался от еды, как поднял руку, показывая на поднос.

– Ой, дура, – вздохнула вдова, обкладывая голову больного свежим холодным полотенцем, – да и я не умнее. Оборотень же. Он без своей самки есть не будет. Тебе надо было ложку ему в рот, ложку себе, или уж поесть, а потом его кормить!

– А… почему он не сказал? И покраснел так? – почти прошептала Марыська.

– Так яд этот, он ему все перехватил. Он телом-то не владеет, чудо, что до тебя дошел, быстрый, наверное, очень. Так что давай так, бери миску и ешь! Потом своего оборотца корми. Потом мытье, а там и спать пора!

Вдова ушла, а Марыська недоверчиво глянула на мужчину и спросила:

– Так вы поэтому есть не стали?

Он сумел только ясно моргнуть.

– Ну вот – я ем, – девушка зачерпнула похлебку и с удовольствием проглотила полную ложку. – М-м-м-м-м, оказывается, тетка Вайда вкусно готовит! То-то лекарь ее от себя не отпускает!

Швея заработала ложкой под довольным взглядом мужчины и примерно на половине порции вспомнила, что его тоже надо накормить. Покраснела и взялась за миску с бульоном:

– А теперь ты! – она и не заметила, как перестала бояться, наверное, так подействовало тепло в животе. На этот раз раненый послушно открыл рот. Скормив ему половину кашицы, девушка вспомнила про лекарство. Видимо, на вкус черная субстанция из пузырька была не очень, однако мужчина выпил, пусть и морщился. Марыська поскорее сунула ему еще ложку супа, чтобы отбить вкус, а он опять указал взглядом на ее тарелку.

– Ем я, ем, – улыбнулась девушка. Давно о ней никто так не заботился. Дед и бабушка всегда спрашивали, сыта ли она, а мама… мама иногда вспоминала, что у нее есть дочь, и гладила ее по голове, это было так приятно – словно на солнышке сидишь в теплый день. Жаль, нечасто это случалось… Задумавшись, Марыся поставила миску на столик и погладила мужчину по голове:

– Вот и славно! А теперь вот это лекарство!

Девушка не заметила, как сначала дернулся, а потом потянулся к ее руке мужчина – ему тяжело давалось любое движение, а она уже отвернулась за стаканчиком с очередной противной жижей. Отравленный выпил все до капли и снова требовательно уставился на ее миску.

– Я уже съела, – покраснев, призналась швея, – сейчас еще отвар выпьем, и отнесу посуду Вайле.

Мужчина молча на нее смотрел, хотя на лице была написана невероятная усталость. Марыся поднесла ему кружку с отваром, сладко пахнущим медом и луговыми травами, потом выпила сама, собрала посуду на поднос и собралась выйти, но оглянулась и увидела, с какой мучительной жадностью ее провожают взглядом. Так на нее прежде никто не смотрел! Были взгляды оценивающие, были липкие – от приезжих, были сочувствующие и заботливые, но вот такого простая девочка с окраин не ощущала никогда!

Марыська невольно выпрямилась и развернулась:

– Я правда быстро, – сказала она, глядя мужчине в глаза, – вернусь через минуту! – и как могла быстро помчалась в кухню.

Вдова была там. Увидела поднос, мотнула головой:

– Туда поставь! Вот, бери горячую воду, ветошь, мыло и таз. Вымыть всего, с головы до ног, а тряпки в таз кидай, их потом только жечь. И вот еще перчатки!

Длинные, до локтя, кожаные перчатки были похожи на те, что надевал дядька Пров, когда приходил смотреть стельных коров или коз, но кожа была довольно тонкой, так что удерживать в руках все, что ей сунула Вайла, было вполне удобно.

Девушка вернулась в каморку с кроватями, поставила воду на стол и, опустив глаза, сказала:

– Лекарь сказал, вас надо вымыть, Вайла говорит, что вы никому не позволите к себе притронуться, кроме меня, а я… я никогда голого мужчину не видела! Можно вы закроете глаза?

Марыська боялась поднять глаза, чувствуя, как алеют щеки, но все-таки решилась и взглянула на пациента. Его глаза горели таким огнем, что девушка вздрогнула. Увидев ее испуг, раненый взял себя в руки и медленно прикрыл глаза. Швея вздохнула и взялась за работу.

Сказать по правде, раздеть неподвижного, как колода, мужика – та еще задачка. Он тяжелый, неповоротливый, а еще Марыська отчаянно боялась сделать ему больно, так что, стянув остатки рубахи и штаны, она запарилась, словно полдня воду в огород таскала!

Смахнув пот со лба и стараясь не разглядывать лежащего перед ней мужчину, Марыська булькнула тряпку в кувшин, вынула и… хорошо, что капля упала ей на ногу, минуя задравшуюся юбку! В кувшине был кипяток! В перчатках она этого не ощутила, но ох, как бы досталось несчастному!

Отжав ветошь, девушка помахала тряпкой в воздухе, чтобы она остыла, потом проверила, прижав «мочалку» к щеке – тепло, но не горячо! Можно мыть!

Начала она с лица. Протерла лоб, щеки, уши, шею, тщательно, словно новорожденного котенка. Даже тяжелую голову незнакомца приподняла, чтобы лучше вытереть шею! Смочила тряпку, отжала, потрясла, остужая, и занялась широкими плечами и руками. Какие у него мышцы! А под мышками кожа мягкая, и почему-то нет волос! Вот у дядьки Трева, любящего выпить лишку, под мышками точно заросли! Он к ней часто заходит рубаху зашить, чтобы жена не ругалась, и жалуется, что чешется там, когда выпьет, и так зудит, что аж рубаха рвется.

Закончив с одной рукой, Марыська выполоскала тряпку и протерла вторую. Перешла к животу, на миг зажмурилась и подняла глаза проверить – точно не смотрит? Точно-точно?

Глаза незнакомца были закрыты, грудь вздымалась от тяжкого дыхания. Отчего это он так дышит? Неужели ему плохо? Надо бы поскорее закончить обтирание да позвать Вайлу – как Марыся ни старалась отжимать тряпицу, а все же соломенный тюфяк закапала. На мокром лежать нехорошо, тело преет, надо бы поменять постель или переложить раненого на соседнюю, только сначала домыть.

Ноги Марыська мыла веселее, прикрыв то, что ее смущало, тряпочкой. И чего бабы шептали у плетня, что там что-то страшное и опасное? Почему сравнивали с оружием? Тряпочка и тряпочка между ног…

Для поворота пациента на живот пришлось все же звать вдову. Одна Марыська запарилась, но толку от ее прыжков было мало. Вдова пришла, хмыкнула на «тряпочку» и зачем-то сказала:

– Яд этот на все тело влияет сильно, мужская сила вернётся, когда тело очистится.

Швея ничего из этих слов не поняла, а вот у рта мужчины пропала небольшая складка.

Вдвоем женщины перевернули мужчину, и Марыська быстро его протерла. После этого они переложили раненого на вторую постель, выбросили тюфяк в окно – вдова сказала, что там стоит печурка, в которой сжигают грязные тряпки, солому и прочее.

– Мальчишка Алданы прибежит, чехол снимет и в щелоке сварит, а солому сожжет, он знает, что от больных все надо брать щипцами и сжигать до золы. Сейчас тебе свежий тюфяк принесу да полотно, сошьешь чехлов, сколько сможешь. Твоему оборотцу долго тут лежать, и мыть его надо часто!

Марыська только покивала согласно. Во времена ее матушки ткань, даже самая простая, была дорога, и бабуля ей рассказывала, что у нее в приданом было семь сорочек да три юбки, и это считалось хорошим запасом. А теперь, когда прясть и ткать стали машины, материя сильно упала в цене, во всяком случае простая – некрашеная, без драгоценных нитей и вышивки. Вот такого машинного полотна вдова и принесла ей целую штуку.

Мужчина после купания глаза открыл лишь тогда, когда его укрыли потертой простынкой. Уставился на Марыську и глаз не отводил. Вот и села она со своим шитьем так, чтобы он ее видел, и сказала виновато:

– Мне пошить надо, чтобы завтра было что соломой набивать. Если хотите, спите, я шуметь не буду.

Незнакомец повел глазами туда-сюда, показывая, что спать не станет.

– Хотите, спою вам? Я бы почитала, да руки заняты…

Дождавшись еще одного кивка, Марыся взялась за ножницы и негромко запела. Голос у нее был очень приятный, жаль, мать не любила, когда она пела. А вот бабуля любила и даже пошептала как-то, что Марыське досталась капелька крови от отца – полуэльфа. Оттуда и голосок журчащий, как ручей по камням, и волосы светлые, и кожа белая. Правда, Марыська в эти сказки не верила – слышала от старостины, что Аниту-вышивальщицу купец увез, а эльфы купцами не бывают, даже полукровки, гордые они больно. Но бабуля почему-то была уверена, что течет в Марысе эльфийская кровь, и коли эльфы в Королевский Щит являлись, сразу внучку в доме прятала.

Глава 6

Под пение швеи больной задремал, а Марыська, дошив чехол, хотела уже спать ложиться, но вдруг мужчина выгнулся, до хруста стиснув зубы, уперся пятками в топчан, а затылком в подушку, и завыл так, что откликнулись все соседские собаки. От страха девушка выронила иглу и застыла, не зная, что делать.

На ее счастье в каморку ворвалась Вайла:

– Да что ты делать будешь с этим оборотцем! – вдова схватила кувшин с отваром, оставленным на ночь, и плеснула в лицо мужчине: – А ну, приходи в себя, немочь бледная! – бесстрашно крикнула она и отвесила мужику пару тяжелых оплеух.

Он в ответ тяжело рухнул на постель, дернулся, словно стряхивал с себя что-то неприятное, и сдавленно просипел: