Деревянная балерина

– Я ей говорил, что плохая идея с этими танцами. Ну куда с ее-то коленом? А она точно, как ребенок – «хочу вернуться, столько лет прошло, все давно зажило».

– Да уж. Ну это есть у нее такое, как что придумает, так не переубедишь. В этом точно, как ребенок. Всегда такая была.

– И командировку эту зачем-то придумала. Явно ведь руководство свое просила так мне ответить. И зачем только?

– Может, не хотела, чтобы ты знал про это с ней происшествие. А может, обиделась.

– Обиделась? На что?

– Она тебе как-то звонила, и женщина какая-то ответила. Сказала, что не мама.

– Что еще за женщина? Наверное, не тот номер набрала. Ума не приложу, как еще бы это было возможно. Телефон всегда со мной. Да и мать бы не ответила на него. Дурдом какой-то.

– Ну… да. Бывает с ней такое иногда, что тут сказать?

– А я ей все звонил, звонил, каждый день по сто раз. Хоть бы единый раз ответила.

– А мне наоборот говорила, что ты ей не звонишь. Сюда поставлю? Чисто тут у тебя, как в гостинице прямо. Даже как-то не по себе, что что-то запачкаю.

– Да это я девушку нанял за квартирой смотреть, пока Иры нет. Давно ей хотел предложить – все же на работе целыми днями, так пусть кто-то и прибирается. Тем более – собака у нас, знаешь, от нее сколько грязи? Да и средства есть на помощницу.

Это сон. Просто сон.

Глава 3. Лазанья и китайские палочки

Гипс сняли только 5 апреля.

Конечно, у Ирины был больничный. Следовало всего лишь позвонить в агентство и предупредить, рассказать, что сломала ногу. Но ей настолько завладело безразличие ко всему происходящему, что она все откладывала и откладывала звонок на следующий день, и в итоге так его и не сделала.

И работу потеряла. 6 апреля, когда она пришла в офис с палкой, но все равно хромая, начальница прямо спросила – зачем пришла. И посмотрела с… презрением? А может, Ирине только так казалось, и это была жалость?

Выглядела она скверно. Нога в месте перелома деформировалась – над и под коленом возникли пухлые узлы, перетекающие один в другой. После перелома Ирина из-за вынужденного отсутствия движения резко прибавила в весе и набрала еще семь кг. Краска из волос вымылась, они потеряли яркость, и в отросших на несколько сантиметров корнях поблескивала первая седина.

Илья то появлялся, то исчезал. Иногда делал вид, что вообще не замечает Ирину – как будто ее просто не было в комнате рядом с ним. Она обращалась к нему – он молчал, и иногда ей казалось, что он и правда не слышит, потому что ее и в самом деле нет: она стала призраком. А порой – и такие смены настроения происходили для Ирины совершенно без причин, во всяком случае, она не могла осознать, в чем они кроются – Илья снова становился добр и заботлив, пожалуй, даже в большей степени, чем был до больницы. Он вдруг начинал обращаться с ней, как с больным младенцем, старался накормить повкуснее – заказывал ее любимые блюда из ресторанов, а часто и готовил сам. Оказалось, Илья нисколько не обманывал, относя готовку к своим хобби: получалось у него очень вкусно. И выглядело аппетитно и красиво – хоть фотографируй и в Инстаграм. Ирина с удовольствием ела.

О том, что произошло, когда она вернулась из больницы, Ирина не то, что не говорила с Ильей, а даже себе запрещала думать. Все вроде шло хорошо, а тот случай… Нет, лучше к нему не возвращаться.

– Смотри, котенок. Не гостиница, а настоящий замок, – позвал он ее однажды к раскрытому перед собой ноутбуку.

Илья расположил его на бабушкином письменном столе. И в целом ее бывшая спальня постепенно превратилась в его рабочий кабинет – личное пространство, которое следовало уважать и лишний раз не беспокоить без приглашения. Ирина не возражала: до появления Ильи комната пустовала.

Экран показывал виды из «Тысячи и одной ночи».

– Сказочная, – оценила Ирина. – А где это?

– Шарм эль Шейх. Поедем туда в августе, я уже билеты забронировал. Ну, ты рада?

Ирина была очень рада. Она вернулась на кухню, где по новому рецепту готовила Илье лазанью. Надо успеть за оставшиеся четыре месяца прийти в форму, чего бы это ни стоило, чтобы не стыдно было показаться на пляже. Даже не так: чтобы Илье не приходилось ее стесняться. Но как вернуться к нагрузкам, если и ходила-то она с трудом?

– Илюша, давай ужинать, – красиво сервировав еду на подносе, с салфетками, приборами и бокалом вина, она по возможности грациозно – уж насколько позволяла деформированная нога – вошла в бабушкину комнату.

– Я занят, – внезапно грубо отрезал он.

– Тогда я тебе оставлю, и потом поешь. Хотя лучше сейчас, пока теплое, – Ирина аккуратно поставила поднос на стол.

Секунда – и лазанья вместе с приборами, салатом и бокалом вина полетела в стену над бабушкиным диваном. Жирное пятно на стене, жирная каша на покрывале… В ушах зазвенело и застучало в виске.

– Отвали от меня, достала! Все равно готовить не умеешь, полное дерьмо получается, еще и суешь его мне!

Ирина поковыляла вон – только бы добраться до постели.

– Эй, ты куда? А убирать кто будет?

Ирина сделала еще шаг и услышала топот. Илья грубо схватил ее за руку у локтя, встряхнул и поволок в бабушкину комнату.

– Ты, свинья! Сказано тебе – убирай!

Онемевшая от ужаса и неожиданности Ирина, как робот, принялась счищать остатки лазаньи, которой так хотела порадовать Илью и для которой так заботливо выбирала сыры, так любовно раскладывала приборы, с покрывала, пола, стены. Она оцепенела. И даже не могла заплакать.

***

Зато все следующее утро Ирина провела в слезах. Рой скулил, царапал входную дверь, но она не могла себя заставить не то, что пойти с ним гулять, а просто подняться с кровати. Только на ней она чувствовала себя относительно защищенной. Что же с ней происходит? Как получилось, что за полгода она превратилась в немощную развалину, которую унижают и шпыняют?

Около полудня скрипнула входная дверь. Она всегда скрипела. Бабушка годами собиралась смазать механизмы, а когда ее не стало, эстафету «надо бы смазать» перехватила Ирина.

– Ого, Рой, знатно же ты напрудил. Что, не вывели тебя, да? – голос Ильи звучал из коридора удивительно спокойно.

Видимо, он почесал Роя – во всяком случае, Ирина надеялась именно на это, услышав, как собака валится на бок. Через минуту Илья появился в спальне с букетом красных лилий и свертками.

– Малыш, я вел себя вчера непростительно. Рабочие проблемы, но меня это не оправдывает. Не знаю, как и загладить вину.

Ирина долго не давала себя уговорить. Но в итоге все же сдалась – стала разворачивать свертки. Платья. Нарядные, эффектные. По качеству – да и по этикеткам – видно, что дорогие.

– Ну как тебе? Уверен, ты будешь выглядеть, как настоящая королева. Примерь-ка!

Примерить не получилось: первое же платье – бирюзового цвета, с замком – не сошлось на спине сантиметра на три.

– Но я ведь смотрел размер по твоей одежде, даже сфотографировал. Как же так? Это, получается, настолько ты растолстела? – Илья укоризненно покачал головой. – Что ж, буду знать.

Попрощался довольно холодно – как будто и не было вчерашнего, и наоборот, это именно она сильно провинилась перед ним – и ушел.

И вышло, что не только утро, но и остаток дня Ирина провела в слезах, так и не сняв проклятое тесное платье.

***

– Противно смотреть, как ты ешь. То жрешь, прямо как твоя собака из миски, аж чавкаешь, одним куском заглатываешь, то колупаешь там что-то. Что, думаешь, похудеешь, если часами будешь в тарелке возиться? Да не будет этого. Во-первых, в любом случае нужен спорт, а ты калека. А во-вторых, в твои годы уже не тот метаболизм. Ты уже сейчас не девочка, а дальше с каждым годом только еще больше будешь жиреть. Страшно представить, во что ты уже через пару лет превратишься, – Илья забрал стоящую перед Ириной тарелку с бурым рисом и вывалил в ведро, а затем швырнул в раковину.

Судя по звуку, разбилась или она сама, или стоящая там кружка. Или все вместе.