– Все в порядке будет с твоим папочкой, – хмыкнул он, и в его глазах я увидела столько отвращения, что вмиг ощутила себя грязной. – Скажешь, что возвращаешься на учебу. Когда приедешь в следующий раз, не знаешь.
– Он будет ждать меня на новый год, – ощутила тоску по прежней жизни, понимая, что теперь в ней не останется ничего из того, что я любила.
– До нового года ты мне успеешь надоесть. Но лучше пусть не ждет, – равнодушно добавил, смотря в окно.
Остаток пути мы ехали в полной тишине. Я проживала личный конец света, а он.. На него мне было плевать.
– Приехали. Твой выход, Голубка, – вырвал из размышлений голос моего хозяина.
Глава 20
Тусклая лампочка болталась под потолком. Стол, два стула, металлическая дверь и зеркало. Я словно попала на экраны телевизора в кадр какого-то фильма, где герой пришел навестить близкого в тюрьму. Не знаю, почему меня не повели в общую комнату для свиданий, а выделили допросную для встречи с отцом. Конечно, я все понимала. Его хотят уличить во лжи и осудить любым способом. Наверняка здесь писались все разговоры. Или же… Адам постарался, чтобы нам никто не мешал. Но ни один из вариантов не успокаивал. Происходящее пугало. Боялась человеческого коварства и того, что мог еще придумать Панкратов. Как ни странно, но теперь договор, подписанный в машине, успокаивал. Скоро папа будет на свободе. А мне осталось лишь отлично отыграть свою роль, и тогда с ним все будет в порядке.
Атмосфера в этом месте угнетала. Еще только выглянув из окна машины и увидев высокий забор с проволокой под напряжением, ощутила, как холод сковал тело, пробирая до самых костей. Но стоило войти внутрь, столкнуться с этими мрачными, суровыми людьми, чья жизнь состоит в том, чтобы следить за порядком среди преступников, как показалось, что и не я это прохожу по узким тоскливым коридорам из одного зарешеченного отсека в другой.
Дверь скрипнула, привлекая мое внимание, и я замерла. Словно в замедленной съемке в комнате появился единственный мой близкий человек. Темно-серая форма в цвет синяков под глазами, щетина на впалых щеках и взгляд совершенно потускневший. Будто передо мной не Андрей Анисимов, мэр города и волевой человек, способный до последнего биться за справедливость, а совершенно чужой и незнакомый мне зэк. В груди кольнуло, и я сжала зубы, чтобы не завыть в голос.
При виде меня в папиных глазах промелькнули радость и смущение. Нелегко ему предстать передо мной в таком виде.
Дождалась, пока с родителя снимут наручники.
– Десять минут, – пролаял охранник и вышел из камеры, запирая ее снаружи.
– Папа! – бросилась к отцу, не в состоянии сдержать горьких всхлипов.
– Курносик, не плачь, – прижал меня к груди папа, поцеловав в макушку. – Ну что ты так убиваешься, – слышала хриплый смех в его голосе и не понимала, откуда в нем столько сил и стойкости и как он может улыбаться после всего случившегося.
– Па-а-а-па-а-а! Как они могли? Как они могли? – спрятала лицо в его пропахшую казенными стенами куртку, не в силах остановиться.
– Не волнуйся, Солнышко! Все обязательно разрешится.
И тут я заплакала еще сильнее, в очередной раз поражаясь силе воли родителя. Как он сумел сохранить эту стойкую веру в справедливость и светлое будущее? Или это только спектакль для меня? До сих пор боится ранить мои чувства, думает, я маленькая и ничего не понимаю в этой жизни. Поэтому я оказалась не готова к человеческой жестокости и коварству.
– Папа, – подняла на него заплаканное лицо. – Пап, скоро тебя выпустят, слышишь?
– Конечно, выпустят, Солнце, – ласково улыбнулся он, не поверив моим словам. – Как ты? Соскучился по тебе, курносик, – удерживал меня за плечи на вытянутых руках, окидывая взволнованным взглядом.
– А ты как думаешь? – не смогла изображать безмятежность.
– Похудела, – снова пробежался по мне взором.
– Ты тоже.
– Прости, дочь, что так получилось, – шумно втянул воздух.
– Тебе не за что извиняться, я знаю, ты ни при чем, – вытерла мокрые дорожки под глазами.
– И все же, я не должен был допустить, чтобы это произошло. Присядем? – кивнул на стул.
Усевшись, я смотрела на папу и не знала, с чего начать. Мне нужно попрощаться. Но отчего-то казалось, что он моментально распознает ложь. Каждый день ему приходилось иметь дело с профессиональными лжецами, которых он мгновенно выводил на чистую воду. Разве он поверит в мое вранье?
– Расскажи, Солнце. Как ты? – повторил свой вопрос.
– Все время плачу. Переживаю за тебя и Настю.
– Где она? – взгляд серых глаз стал непроницаемым.
Я лишь пожала плечами.
– Никто не знает.
– Ублюдки, – тихо выругался он.
– Она исчезла в тот же день, когда тебя арестовали, – печально проговорила.
– А ведь я решил вопрос с ее долгом, – потер переносицу. – Указали, сволочи, мое место, – видела, как заиграли его желваки, и, чтобы успокоить, положила ладонь поверх папиной.
– У меня не приняли заявление на пропажу.
– Не удивлен, – в отчаянии провел пальцами по волосам.
– Я не знаю, что мне делать, пап, – смотрела на него, ожидая получить руководство к действию.
Пусть все уже было решено, но мне так хотелось верить, что всесильный Андрей Анисимов найдет выход из любой ситуации.
– Возвращайся на учебу, Ева. Это единственное, что ты можешь сейчас сделать. И лучше тебе находиться вдали от этой грязи. А ее сейчас будет много.
– А как же ты? А Настя? – горло сжимали спазмы, но я держалась, не давая больше пролиться ни единой слезинке.
– У меня хороший адвокат. Он позаботится обо мне. И я попрошу его позаботиться о твоей подруге.
– Но как я уеду? Это разве не бегство?
– Нет, курносик. Это жизнь, которую тебе предстоит прожить, а не хоронить себя вместе с моей свободой.
– Прости, папа, я не хотела. Мне так стыдно, – опустила взгляд к столу, закрыв лицо руками.
Я извинялась за то, что не пошла на встречу в Панкратовым в тот первый раз, и за то, что теперь не просто обратилась за помощью к его злейшему врагу, но и кинулась к нему в объятия.
– Прекрати, Ева. Тебе не должно быть стыдно за то, что ты свободна и твоя жизнь не стоит на месте. Все будет хорошо, – ободряюще сжал мои пальцы.
– Как я хочу, чтобы все стало, как и прежде, – смотрела на наши руки, не решаясь взглянуть в глаза папе.
– Не грусти так, дочь! Выйду на свободу, и все будет еще лучше, чем было.
Вот только папа не знал, что для меня уже ничего нельзя будет вернуть. Вряд ли я выйду прежней из своего рабства. Но вместо горьких слез я нашла в себе силы натянуть улыбку и сказать:
– Я верю! Все будет именно так!