Идолы

Она звонко рассмеялась:

– Ну, а я вас – нет! Надо исправлять это досадное упущение. Как тебя зовут, красавчик?

– Костя, – помедлив, откликнулся он.

Остальным ничего не оставалось, кроме как тоже представиться.

– Вот, значит, какие вы, – протянула Стелла с непонятным выражением. – А я-то всё гадала, на кого он меня променял… точнее, не променял, а просто вышвырнул вон, как хозяин старую собаку из мультика «Жил-был пёс». Да вы и не знаете его, наверное, – спохватилась она. – Другое поколение… даже страна другая.

– Ну почему, я его смотрел, – возразил Женя.

Антону, положим, тоже был знаком этот советский мультфильм, но он предпочёл смолчать, продолжая настороженно наблюдать за гостьей. Выглядела она, надо признать, охрененно для своего возраста – сколько ей там было, сорок? Как говорится, под сраку лет. Но при этом сияющая кожа без единой морщинки, пышная грудь, тонкая талия… даже если это было заслугой косметологов и пластических хирургов, всё равно Стелла прекрасно вписывалась в категорию ЭМЯБТ.[21 - ЭМЯБТ – «эту маму я бы трахнул», она же милфа (от англ. MILF – «mother I’d like to fuck»); акроним вошёл в широкое употребление после выхода на экраны молодёжной комедии «Американский пирог», одной из героинь которой была Джанин – мама Стифлера.] Впрочем, у неё ведь, кажется, нет детей… хотя какая разница? Шикарная тёлочка, как ни крути. Антон заметил, что даже Иван оторвался от переписки со своей девчонкой и теперь с любопытством рассматривал гостью.

– В том, что Сергей Львович с вами больше не работает, нашей вины нет, – сказал Костя. – Мы вообще ничего не знали… и что он собирается с вами расстаться – тоже.

Стелла невесело улыбнулась.

– Боже упаси, я вас и не виню, мой мальчик! Естественно, Сергей ни перед кем не отчитывается в мотивах собственных поступков. Но я не пропаду, не переживайте! – она гордо вскинула голову. – За одного битого двух небитых дают! А в нашем случае – даже не двух, а четырёх, – и засмеялась собственной шутке.

Глаза её лихорадочно блестели, взгляд блуждал по сторонам, пока, наконец, не остановился на бокале в руке Антона.

– Угостишь? – томно мурлыкнула Стелла, многозначительно облизнув губы, и он почувствовал, что смущается как школьник.

– Это… безалкогольное, – хрипло выговорил он, невольно краснея.

– Узнаю село родное, – расхохоталась она. – Бедный наивный Серёжа! Он посадил вас на цепь, запер в клетке для надёжности и искренне верит, что теперь-то вас точно не коснётся ни один из пороков нашего сраного шоу-бизнеса! Да только ни хрена у него не выйдет, – жёстко добавила она. – Вы всё равно скурвитесь рано или поздно. Никто не выдержит, никто не останется чистеньким…

– Как вы можете говорить за всех нас, ещё и с такой уверенностью? – хмуро поинтересовался Костя; кажется, гостья и её речи ему совсем не нравились. – Вы же нас совершенно не знаете.

Стелла покачала головой, глядя на него почти с нежностью.

– А мне не обязательно вас знать, этот закон работает для всех без исключения.

– Какой ещё закон? – спросил Антон, тоже невольно начиная раздражаться.

Стелла снова покачала головой и мечтательно улыбнулась.

– Поначалу всё это кружит голову, пьянит и будоражит, – произнесла она наконец. – Сцена. Зрители. Цветы, аплодисменты, автографы, фанаты… Деньги. Большие деньги! Гастроли, новые города и страны. Интервью на телевидении. Ты кайфуешь от того, что тебя узнают на улицах. Прячешься от папарацци, а сама в глубине души умираешь от восторга. А потом… – она запнулась на мгновение, – в какой-то момент всё это вдруг начинает тебя дико раздражать. Тебе кажется, что ты ходишь по кругу, точно цирковая лошадь. Тебя уже ничего не радует – ни слава, ни бабки, ни даже, собственно, сцена. Поёшь всякую форматную хрень, написанную для тебя на заказ. Адски устаёшь, не высыпаешься. Все праздники проходят мимо… точнее, не так, – спохватилась она, – праздники становятся для тебя работой. Все люди отдыхают и развлекаются, а ты пашешь как лошадь – будь то новый год, восьмое марта или день святого Валентина… – она судорожно всхлипнула и, схватив без разрешения его бокал, сделала жадный глоток. Антон так растерялся, что даже не успел возразить. Да и что ему, жалко, что ли?..

– И как вы справляетесь со стрессом? – осторожно поинтересовался Женя. Милаха, вот кто по-настоящему сочувствовал Стелле – глаза его были полны самого неподдельного сострадания.

– А кто тебе сказал, что я справляюсь? – нервно рассмеялась она, но тут же справилась с минутной слабостью и тряхнула волосами, уложенными в блестящие каштановые волны. – На самом деле, без помощи психотерапевта в нашей профессии делать нечего. Все посещают врачей – кто-то открыто, кто-то тайно.

– Помогает? – с неприкрытой иронией уточнил Антон.

Стелла отсалютовала ему его же бокалом:

– Да так себе помогает, честно тебе скажу. Кто-то спивается, кто-то торчит, кто-то развлекается в клубах для всякого рода извращенцев… В общем, – саркастически подытожила она, – генофонд в нашем шоубизе отстойный. Сплошные алкоголики, наркоманы, шлюхи, пидорасы и импотенты. Какой из этих путей вас прельщает, мальчики? – и она снова сладко улыбнулась.

Антон уже давно сообразил, что она набралась, но всё равно слушать её пьяные бредни было не слишком-то приятно. Впрочем, похоже, и сама Стелла уже утомилась от собственного высокопарного монолога.

– Ладно, хватит о грустном! – воскликнула она. – Давайте веселиться! Потанцуешь со мной, красавчик? – и она стрельнула кокетливым взглядом в сторону Кости.

– Я? – несказанно удивился он, растерянно оборачиваясь на остальных, словно ища у них защиты.

– Беги, дядь Мить,[22 - «Беги, дядь Мить!» – крылатая фраза из фильма «Любовь и голуби».] – засмеялся Иван.

А Антон неожиданно разозлился, что Стелла пригласила именно Миронова. Не то, чтобы он сам мечтал с ней потанцевать, но бл… дь, что они все в нём находят?!

– Иди, иди, – язвительно подбодрил он Костю, просто не смог удержаться. – Ты же у нас любишь дамочек постарше.

Железняк

Кто-то посещал ночные клубы для того, чтобы расслабиться или наоборот оттянуться, выпить и потанцевать. Кто-то приезжал сюда для работы – развлекать публику своими выступлениями. Что касается Железняка, то на подобного рода тусовках он занимался тем, что устанавливал нужные связи, заводил контакты и договаривался о сотрудничестве. Вот и в новогоднюю ночь ему некогда было даже присесть, хотя он забронировал столик на пятерых.

Ещё раз напомнив ребятам о том, что они не должны пить алкоголь, Железняк оставил их одних и умчался по своим делам. Ничего, сами разберутся, не маленькие. Тем более, он всё равно старался не упускать их надолго из вида, то и дело возвращаясь взглядом к столику. Пацаны вели себя примерно, как паиньки, и он окончательно расслабился: похоже, в ближайшее время никому из них и в голову не придёт ослушаться его приказаний. Потом, конечно, снова начнут бунтовать и взбрыкивать, против природы не попрёшь… Но пока что, по крайней мере, на море был полный штиль.

В последние дни старого года Железняк спал по три-четыре часа в сутки, как и весь его пиар-отдел. Все их усилия, энергия и – главное – деньги были направлены на подготовку к эффектному явлению новой группы народу. Он уже вбухал бешеные бабки в рекламу – в наружную и таргетированную, в СМИ… И хотя рекламировать, по сути, было ещё нечего, парни пока не записали ни одной песни и не выпустили ни одного клипа, публику нужно было подготовить и разогреть. Это был один из пунктов его хитрого плана: заставить потенциальных зрителей заинтересоваться группой ещё до того,