Маленький отель на Санторини

– А вы дадите мне ключ? – прошу я.

– Ну конечно! – Ирина громко хлопает себя по лбу. – Яннис отдал тебе связку от отеля, но новый ключ от дома Афины не пристегнул! Яннис! – Она вскакивает с места, тараторя по-гречески со скоростью пулемета.

Яннис быстро поднимается, отвечая супруге, и они проходят в дом. Бабушка Филомена, все это время молча сидевшая напротив и смотревшая на меня, тоже встает и манит за собой в дом.

Заинтригованная, я следую за ней. В гостиной мое внимание сразу привлекает большой фотопортрет в рамке на стене. На старой черно-белой свадебной фотографии изображена молодая пара – невеста в белом, довольно скромном платье и жених в черном костюме. Оба очень серьезные, темноволосые и черноглазые.

Филомена что-то говорит по-гречески и указывает пальцем себе на грудь.

– Это вы? – догадываюсь я и еще внимательней вглядываюсь в старое фото. Она была довольно симпатичной девушкой и вышла замуж совсем молоденькой. В углу фотографии я замечаю дату – 1964.

– Это бабушка Филомена и дедушка Павлос, – поясняет Ирина, возвращаясь из глубины дома с новыми ключами.

Я сжимаю их в кулаке и замечаю, что Филомена внимательно смотрит на меня и как будто чего-то ждет.

– Вы были очень красивой невестой, – я киваю на свадебное фото. Ирина переводит.

Старушка довольно улыбается щербатым ртом и что-то отвечает по-гречески. Я слышу имя своей бабушки Афины.

– Она говорит, что была симпатичной, а твоя бабушка Афина была первой красавицей на Санторини, – переводит Ирина.

Филомена берет с комода одну из рамок поменьше и протягивает мне. Я с волнением разглядываю старое черно-белое фото. На нем две смеющиеся девушки лет двадцати в простых хлопковых платьях на фоне белых домиков Ии. Одна из них Филомена – я узнаю ее после свадебного фото. А другая, с густыми черными косами до пояса, поразительно похожа на меня…

– Ты на нее очень похожа, – добавляет Филомена, – на свою йайа.

– Йайа – это «бабушка» по-гречески, – объясняет Ирина.

Затем старая женщина что-то спрашивает, глядя на меня с живым любопытством.

– Она хочет знать, есть ли у тебя жених или муж, – говорит Ирина и с улыбкой добавляет от себя: – Извини, не я это спросила! Хотя мне тоже интересно.

– Мужа нет. Есть жених, – признаюсь я.

Старушка довольно кивает, потом хмурится.

– Она спрашивает, почему он не приехал с тобой? – переводит Ирина.

– Работа, – я с улыбкой развожу руками, делая вид, что меня это нисколько не задевает.

Филомена качает головой и недовольно цокает языком.

– Она говорит, – объясняет Ирина, – нельзя отпускать такую красавицу одну так далеко – могут увести!

Я смущенно смеюсь и внезапно вспоминаю художника, оставшегося на террасе моего отеля. Интересно, он уже ушел?

Из глубины дома выныривает Яннис, неся полупустой поднос со сладостями, плавающими в меду.

– Пахлава и катаифи! – Ирина довольно хлопает в ладоши. – Как хорошо, что сейчас не сезон. А то летом туристы разметают наши сладости подчистую, и мне ничего не достаётся. Идем, попробуешь!

Она снова тащит меня к столу, хотя я уже не могу есть.

– Ты должна попробовать хоть одну штучку! – настаивает Ирина, накладывая мне сладости.

Я сижу за столом среди шумных греков, ем медовую пахлаву, болтаю с Ириной, ловлю на себе внимательный теплый взгляд Филомены и чувствую себя счастливой. Я рада, что приехала на Санторини, узнала больше о своей греческой семье, познакомилась с их замечательными соседями, которые приняли меня как родную.

В конце ужина я благодарю семью Янниса за радушие, и довольные греки пьют за мое здоровье:

– Йаммас!

На прощание Ирина сует мне бумажный пакет с пирожками.

– Это тиропита, съешь на завтрак!

Мы обнимаемся, как сестры.

– Забегай завтра поболтать! Расскажу про отель и про твою бабушку, – предлагает Ирина.

– С удовольствием! Спокойной ночи, Ирина.

– Калинихта, – по-гречески отвечает она. – Это «доброй ночи» по-гречески.

– Калинихта, – улыбаюсь я, пробуя на вкус это новое для себя слово. Сладкое, как пахлава. – Мне нравится!

Глава 10

Первым делом, вернувшись в бабушкин отель, я проверяю террасу. Ушел ли художник? И только толкнув дверь и оглядев пустую террасу, понимаю, что расстроилась, не обнаружив его здесь. Хотела бы я посмотреть на картину, которую он тут нарисовал. Ну что ж, видно, не судьба.

Задерживаюсь на краю террасы, чтобы полюбоваться ночным пейзажем. В лунном свете все кажется другим. Домики белеют в темноте, подсвеченные звездочками огоньков. Ветер доносит плеск моря, тихие голоса, звон бокалов и женский смех – где-то на террасе по соседству сидят туристы и любуются на ночное море. У кого-то романтический вечер, который перерастет в ночь любви. Меня же ждет знакомство с домом бабушки.

Спустившись по ступеням вниз, я с волнением останавливаюсь на пороге. Если отель был бабушкиным детищем, то дом – это ее сердце. Шкатулка с тайнами, которую мне предстоит открыть уже вот-вот.

Новенький ключ зажат в руке и сверкает в лунном свете. Я медлю, не решаясь сделать последний шаг и войти. Что я там увижу? Что ждет меня за темными окнами? Не потревожу ли я покой умерших хозяев? Ледяной ветер ерошит мои волосы и холодит шею. Вокруг тихо, ни звука. Даже не слышно голосов туристов сверху. Только тихий шелест моря за спиной.

Не самая лучшая идея вламываться в дом бабушки среди ночи, в полной темноте. Лучше бы дождаться дня, когда солнце осветит уютный дворик и прогонит все страхи. Но выбора у меня нет. Из-за Манолиса, который разграбил отель, я не могу переночевать в номере для туристов. А в доме бабушки должна быть кровать. Очень на это надеюсь!

Собравшись с духом и успев озябнуть на ветру, я вставляю ключ в скважину и поворачиваю его. Дверь открывается, выпуская наружу спертый воздух помещения, где давно не жили. Оставив ее нараспашку, я шарю по стене в поисках выключателя и надеюсь, что здесь есть свет.

Яркая вспышка ударяет по глазам, на миг я зажмуриваюсь и прикрываю веки. А когда открываю их, первое, что я вижу – глаза моей бабушки. Афина смотрит на меня с фотографии на стене напротив двери, и я невольно подаюсь ближе, чтобы разглядеть ее тоже.

На портрете ей лет пятьдесят, она на целую жизнь старше той смеющей девушки, которую я видела на фото с Филоменой. Ее волнистые волосы, по-прежнему черные и без нитей седины, подстрижены под каре, а темные глаза смотрят зорко и будто видят насквозь. Что стало со смешливой девушкой? Я представляла бабушку приветливой и мягкой, как Филомена. Но по фото видно, что я ошиблась. Характер у бабушки явно был крутой и властный. Эта солидная дама даже не улыбается, вид у нее серьезный и строгий – как у хозяйки отеля, которая привыкла держать всех в ежовых рукавицах. Я вспоминаю слова Ирины о бабушке и невольно улыбаюсь.

– Здравствуй, бабушка Афина, – шепчу я. – Вот и я.

Зловещий и протяжный скрип за спиной заставляет меня подпрыгнуть в ужасе. Обернувшись, я вижу, что это всего лишь черно-белая кошка.

– Привет, – бормочу я, – ну и напугала же ты меня!

Кошка спокойно заходит внутрь, как будто она хозяйка тут. Трется об мои ноги, но уклоняется, когда я хочу ее погладить. Затем проходит в следующую комнату – у входа в которую и висит портрет бабушки Афины. Двери туда из гостиной нет, только легкая занавеска колышется на ветру.