Иняз

Утром я не успела заглянуть ВКонтакт. Да что уж там, я вообще едва с кровати поднялась и чуть не ушла в институт в тапках. На занятиях я совсем забыла о написанном ночью опусе: Эльвира окатила меня очередным холодным душем презрения за то, что я не поняла ее вопрос и переспросила: «Could you repeat please». Кураторша посмотрела на меня, как на гадкое насекомое, и повторила-таки вопрос, только уже не мне, а Лерке.

Я вспомнила о статье вечером, когда от письменных упражнений по практике речи, заданных к следующему дню, уже кружилась голова. Я посмотрела на часы – 12:48. Оставшиеся две страницы показались мне бесконечным свитком с китайскими иероглифами. И тут я вдруг подумала… интересно бы узнать, получила ли моя статья хотя бы пару лайков.

Лариса и Ира уже собирались укладываться спать. Пришлось брать тетрадку, учебник, заодно и нет-бук с флешкой, и отправляться на кухню. Как обычно после полуночи, в коридоре царила тишина. Я настолько к этому привыкла, что рассказы Таньки о бесконечных вечеринках, несмолкаемых звуках музыки и пьянках в ее общаге начали казаться мне дикой выдумкой. Они теперь представлялись мне фантастикой, даже несмотря на то, что пару раз в прошлом году я была в гостях у Таньки и имела возможность убедиться, что все обстоит именно так, как она рассказывает.

Я поставила нет-бук на железный стол, вставила флешку и через несколько минут уже знала, что моя статья набрала 1156 лайков и уйму комментариев. Ого-го! Как раз за чтением комментов меня Настя и застала.

– Занимаешься? – спросила она, подставляя к кривому железному столу стул из своей комнаты.

– Ага, – ответила я, ухмыляясь.

Настя заметила, что у меня открыта страничка Вконтакте.

– Ты ВКонтакте есть? Под какой фамилией? – спросила она.

– Под собственной, – засмеялась я. – Перова.

– Я тебя найду там потом. Можно?

– Конечно! – искренне обрадовалась я.

– А что это у тебя открыто? Психологией интересуешься?

– Ты только не смейся, Насть. Мне вчера не спалось, и я статью накатала. Вот, комменты читаю.

– Вау! Прочитать можно?

– Можно, – согласилась я, хотя и смутилась, если честно.

Настя погрузилась в чтение. Я пыталась сосредоточиться на очередном упражнении из учебника, но то и дело отвлекалась, чтобы попытаться угадать по Настиному выражению лица, нравится ли ей мой опус.

– Класс! – резюмировала моя новая подруга. – Ты знаешь, что здорово пишешь?

Я, кажется, покраснела.

– Да ладно тебе! То же мне, Пушкина нашла.

– Пушкин – не Пушкин, но слог красивый и читать интересно.

Мы еще немного поболтали, прежде чем я все-таки села за упражнения. Как там Маргарита Марковна сказала Насте: «Ах, у тебя румянец во всю щеку!». Я почувствовала, что становлюсь эталонной студенткой иняза – мертвенно бледной, с глубокими тенями под глазами.

Когда я, наконец, улеглась спать, вдруг подумала, что хотела бы показать статью Ильдару. Или просто погулять с ним в лесопарке за стадионом. Или хотя бы поболтать в институте. Только вот я ему, видимо, неинтересна. Даже не пришел узнать, зажила ли у меня нога.

Я взяла телефон с тумбочки и поморщилась. Разумеется, 2:18 – отличное время для праздных размышлений. Особенно, когда первые две пары на следующий день – это практика речи.

И все-таки мысли материализуются. Факт. Первым, кого я встретила утром, как только вышла из общаги, оказался Ильдар. Правда, потом выяснилось, что первым он оказался неслучайно. Он специально ждал меня возле второго корпуса.

– Привет! Ну как нога-то твоя? – спросил он раньше, чем я успела ему обрадоваться.

– Зажила совсем. Спасибо, что спросил.

– А горло не болит?

– Горло? Почему оно должно болеть?

Наверное, я уж очень забавно глаза от удивления вытаращила: Ильдар рассмеялся.

– В тот день, когда мы в последний раз виделись, у меня температура под 40 поднялась к вечеру. Ангина меня свалила. Вот только оклемался недавно.

Я обозвала себя глупой стервой. Ну, в самом деле, сама же статью написала про то, что не стоит ни о чем судить, не разобравшись до конца. А туда же. Губы надула: надо же, Ильдар не пришел узнать про ногу. Даже и в голову не пришло, что с ним что-то могло случиться.

– Хорошо, что ты уже выздоровел, – пролепетала я.

– А давай в честь твоего и моего выздоровления в столовку после последней пары вместе сходим? Мне как раз стипендию выдали.

Ильдар так широко улыбался, что это сбивало с толку: то ли шутит, то ли правда, свидание назначает. Я решила прояснить ситуацию.

– Ты меня приглашаешь? – я тоже улыбалась во все свои 32 зуба, так что простор для маневра оставался.

– А то! У вас сколько пар сегодня?

– Шесть, – ответила я.

– Встречаемся на крыльце. До скорого!

Ильдар ушел в противоположную от здания университета сторону, а я побежала на занятия.

Всю первую пару мы разбирали домашние упражнения. Инессу угораздило не доделать пару заданий: Эльвира пообещала ей кару небесную.

– Не перейдешь на третий курс, – пророчествовала она.

– Ты себя переоцениваешь, – утверждала она.

– Так и останешься никем, – вынесла она вердикт.

Я поблагодарила провидение, что, несмотря на желание спать, вечно обуревающее меня после полуночи (с чего бы это?), я таки закончила упражнения. Не то, чтобы я опасалась не перейти на третий курс. Просто уж очень низко падает самооценка после таких вот головомоек.

А потом я расслабилась. И совершенно напрасно, между прочим. На второй паре мы писали диктант. Я к нему готовилась. Честно, готовилась.

Может это случилось, потому что я уже второй день не могла как следует выспаться. Может, из-за напряжения, которое неизменно концентрировалось в воздухе на парах Эльвиры. Да кто его знает, почему я вдруг засомневалась в написании слова «единство». То есть, я совершенно отчетливо помнила, как оно произносится, а вот что там в середине – «i» или «a» не помнила.

Я написала «indivisability», исправила на «indivisibility» и поняла, что именно последний вариант правильный. Однако диктант все это время, пока я вспоминала, как пишется слово, само собой продолжался. Осторожно, как хитрая галка, я покосилась на листок Веры – моей соседки по парте. Я списала пропущенное слово, при этом умудрилась не потерять нить диктанта. Экая молодец. Только вот когда Эльвира оказалась возле студенческих столов, я не заметила. Еще секунду назад ее голос раздавался у доски, и тут же вдруг мой листок с диктантом взлетает в воздух и превращается в несколько клочков бумаги.

Эльвира невозмутимо продолжила диктовать. Видимо, она ожидала, что я в слезах выскочу из аудитории. Я сжала зубы и пообещала себе, что если заплачу, то весь следующий месяц не буду есть сладкое: ни одного пирожного, ни одного шоколадного батончика, ни одной печенюшки. Я даже испугалась, что пообещала себе такое. Испугалась и плакать передумала. Сложила руки на парте, как первоклашка, и сидела так, пока диктант не закончился.

Наверное, самообладание, проявленное мной, впечатлило Эльвиру. Она не стала грозить мне последствиями и жечь презрением. Просто объявила, что Перова на днях будет писать диктант на доске. Индивидуально.

Уже закончилась шестая пара, а отличное настроение и не думало меня покидать. О-о-ох, как же мало для счастья надо студентке иняза – достаточно, чтобы куратор не унижал перед одногруппниками, не смотрел, как на мокрицу несчастную. Хотя все-таки я себя обманывала: на самом деле меня радовало предстоящее свидание. Если бы Ильдар не предложил встретиться, наверняка разорванный листок с диктантом расстроил бы меня гораздо больше.