Иняз

– Может быть, – прошелестела я едва слышно.

Я решила сделать вид, что согласна с Ильдаром. Еще не хватало, чтобы он меня чокнутой считал.

Меня почему-то вдруг затошнило.

– Пойдем, пожалуйста, из леса, – попросила я. – Что-то мне нехорошо.

Мне пришло в голову, что я можно заглянуть в 905-ю комнату и узнать наверняка, все ли в порядке с Любой. Ведь необязательно рассказывать всю эту безумную историю с ребенком на обрыве. Разве я не могу просто навестить маленькую подружку?

Мы расстались с Ильдаром возле входа в мой общежитский корпус.

– Что-то ты бледная, – заметил он.

Потом слегка стукнул указательным пальцем по носу и прибавил:

Это был куст. Всего лишь куст… ну, или пакет.

И снова ни слова о следующей встрече.

Впрочем, в тот момент я отметила это про себя лишь походя: мысль мелькнула на задворках сознания и исчезла. История с ребенком здорово выбила меня из колеи. Я даже не стала заходить к себе на восьмой этаж.

Лифт не работал. Еще пару месяцев назад подъем на девятый этаж по лестнице мне казался спортивным подвигом. Теперь я не видела в таком марафоне ничего сложного. Раз ступенька, два ступенька… ох.

Меня по-прежнему подташнивало.

Сначала я интеллигентно стучала кулачком в дверь комнаты 905. Потом барабанила, как мужик, вернувшийся домой после пьянки. Мне никто не открыл.

Поздно вечером, когда Ира и Лариса легли спать, я отправилась на кухню с учебниками. Я, в общем-то, уже приготовилась к следующему учебному дню, но решила еще раз порепетировать пересказ текста, повторить новые слова, почитать лексикологию к семинару…. Если честно, то я надеялась, что в кухню придет Люба, и мне не нужно будет больше волноваться.

Люба не пришла. Я сидела на подоконнике, обхватив колени руками, и пыталась пересказывать шепотом текст. Стоило скрипнуть двери в коридоре или голосу донестись с лестницы, я вытягивала шею и напряженно прислушивалась. В конце концов, я решила пойти спать. А может, в лесу у меня случилась галлюцинация из-за постоянного недосыпа?

Казалось, я отключусь, как только голова коснется подушки. Не тут-то было! Я крутилась и крутилась с боку на бок. Стоило мне закрыть глаза, как я видела ребенка в рыжей курточке. Он неловко спотыкался и падал, спотыкался и падал, спотыкался и падал: этот кадр, видимо, заклинило где-то в фильмохранилище моего мозга, и теперь он безостановочно воспроизводился с безжалостной монотонностью.

Я рывком поднялась на кровати, надела тапки и халат и на цыпочках вышла из комнаты. В любом случае можно рассказать все, как есть. Мол, мне показалось, что Люба упала с обрыва. Почему пришла ночью? Днем приходила, вас не было. Я волнуюсь и не могу спать.

За дверью, на которой были приклеены блестяще-облезлые буковки 905, стояла тишина. Впрочем, как и во всем студенческом общежитии.

Я постучала. Затем подождала немного и снова постучала. Никто и не думал отзываться.

Я чувствовала себя уставшей и разбитой, однако ни секунды не сомневалась, что уснуть все равно не смогу. Не понимаю, что на меня нашло, но я зачем-то взялась за ручку и попыталась открыть дверь. Она неожиданно легко поддалась, и я шагнула в темноту комнаты 905.

Удивительно. Несмотря на полнейшую кашу в голове, в мозг время от времени прорывались здравые структурированные идеи: я закрыла за собой дверь, потому что кто-нибудь мог появиться в коридоре. Вдруг Люба с мамой куда-нибудь уехали, а дверь забыли закрыть. А тут какая-то чокнутая в их комнате. Что она там делает?

Действительно, что я тут делаю?

Хоть глаз выкали. И не звука. Люба с мамой спят? Их нет в комнате? Может, действительно, Люба пропала, а мама ее ищет? Не в безумном ли волнении она оставила комнату открытой?

Я уже почти решила включить свет, но потом представила, как все это будет выглядеть, если они все же в своих постелях.

Если Люба с мамой спят, то рано или поздно кто-то из них пошевелится во сне или вздохнет. Я продолжала стоять у самой двери. Глаза постепенно привыкали к темноте. Я уже могла определить, где именно стоят кровати.

Наверное, я никогда в жизни еще не оказывалась в более абсурдной ситуации.

Вздыхать или ворочаться никто не торопился. Я медленно на цыпочках двинулась к одной из кроватей. Сердце колотилось так громко, что я всерьез боялась разбудить не только Любу с мамой, но и их соседей.

Кровать оказалась пустой. Для пущей уверенности я подошла и к другой постели. Никого.

Я чувствовала себя препогано. Выжатая, как лимон. Измученная, как бурлак на Волге.

Я с тихим стоном прилегла на кровать, свернулась калачиком и….

Я не могла уснуть, точно не могла. Кто же станет спать в чужой комнате, вломившись туда в отсутствии хозяев? Но, тем не менее, только я прилегла, как мне вдруг стало комфортно и хорошо, радостно и спокойно. Вокруг меня струился мягкий приятный свет. Когда я успела встать? Я сидела в удобном кожаном кресле и печатала на компьютере. Не просто печатала – творила. Сочиняла самую прекрасную в мире историю. Такую прекрасную, что, казалось, именно эта история источает обволакивающий меня приятный мягкий свет. Однако на самом деле свет шел из окна. Из большого окна во всю стену, как раз напротив моего письменного стола. За окном простирался безлюдный песчаный пляж. Оттуда доносился один из чудеснейших звуков Земли – шепот волн.

Я чувствовала себя так, будто долго-долго шла куда-то на каблуках, и вот, наконец, добралась, сняла туфли и блаженно вытянула ноги. Как будто сложился причудливый узор сложной мозаики.

Вдруг мягкий приятный свет погас. Эй! Разве кто-то может выключить свет за окном?

Я привстала. В 905-й комнате по-прежнему было очень темно. Я вскочила, расправила, как смогла впотьмах, покрывало на кровати, добралась до двери и осторожно выглянула в коридор. Никого.

Уже через пару минут я лежала в собственной кровати на восьмом этаже. Перед тем как закрыть глаза, я протянула руку к тумбочке, взяла сотовый и включила экран.

Батюшки святы! 01:05! Не может этого быть. Я смотрела на часы в телефоне, прежде чем уйти из комнаты. Я отчетливо помнила цифры – 01:01. Да какие там четыре минуты! Я с двадцать минут стояла у двери и потом дрыхла еще на чужой кровати неизвестно сколько!

Удивительно, что я заснула-таки после всех своих волнительных похождений и спала без всяких сновидений до самого звонка будильника.

11

Я собиралась в университет и думала о ночном приключении как о нелепом сне. Не могла же я и в самом деле забраться в чужую комнату, чтобы прикорнуть на чужой кровати. Вот поразительно: ночная прогулка мне вспоминалась как нечто ирреальное, а мягкий приятный свет из выходящего на пляж окна – вполне реальным.

Я благополучно написала свой персональный диктант на доске. Я, конечно, и не ждала, что Эльвира скажет вдруг «Молодец», но ее реплика «Можно было и вовремя лексику выучить» меня разозлила.

– Я всегда учу лексику вовремя, – вырвалось у меня.

Знала же, что с Эльвирой пререкаться себе дороже. И кто меня за язык тянул.

– И именно поэтому ты, Перова, списывала вчера у своей соседки?

На, получи, Олечка, очередной презрительный взгляд. Может, это научит тебя благоразумию. Если человека постоянно опускать ниже плинтуса, то человек становится страсть каким благоразумным. Только вот тупеет почему-то.

Я не стала больше спорить с Эльвирой. День еще только начинался. Стоило поберечь позитивный настрой, оставить хоть на донышке благодушия и хорошего настроения.

Я прямо как чувствовала, что силы мне еще понадобятся. Они мне пригодились уже на третьей паре. Как раз третьей парой в расписание стояла «Диалектика сознательного и бессознательного в структуре личности» – новый спецкурс, который, если верить Ире и Ларисе, должен был вести невменяемый преподаватель Ивашко. Нам предстояло встретиться с ним ровно 8 раз, а затем сдать зачет.

Перемена закончилась, и практически в ту же секунду открылась дверь в аудиторию, и вошел… Петр – тот самый Петр, от которого я сбежала в клубе. Я его сразу узнала: и эти густые усы, и немного нескладную длинную фигуру.

Он обвел группу глазами. Петр не остановил взгляд на мне, и я всем сердцем надеялась, что он меня не узнал. Препод поздоровался, представился Петром Евгеньевичем, сообщил, что зачет автоматом он ставит при условии посещения всех 8 семинаров и участия в обсуждениях.

Я выдохнула. Всего-то. Я непременно буду ходить на его занятия и как-нибудь на досуге подготовлю выступление по какой-нибудь теме.