Клинки и крылья

Где же Пустыня, и как Тааль попала сюда? Если преодолеть колдовской барьер так легко, почему он вызывает столько хлопот у тауриллиан?

Тааль осторожно встала, продолжая вбирать тихую красоту этого места. Здесь было так спокойно, что ей не хотелось думать ни о тауриллиан (которые, возможно, уже где-то поблизости), ни о лукавых духах и боуги, с которыми ей придётся говорить. Переливы неба над головой разбудили в ней новый приступ исконной жажды – хотелось кричать от желания подняться туда, почувствовать в перьях тугое сопротивление ветра…

Но стыдно кричать, когда твои крики ничего не изменят. Уж лучше помалкивать, сохраняя своё достоинство, – по крайней мере, так всегда думал отец.

Дневная яркость ещё не до конца покинула небо, и облако на границе синевы с золотом напоминало драконьи крылья. Тааль вздохнула, мысленно посочувствовав Фиенни: как жаль, что он не может покинуть свой мёртвый город и оказаться тут вместе с ней. Ему бы понравилось – а если он был здесь раньше, то наверняка уже нравилось…

Отряхнувшись, она стала спускаться с холма и уже через несколько шагов расслышала первый далёкий звук вне шума ветра и шелеста. Тааль снова замерла – настолько дико это было после всего пережитого. После разорённого гнездовья, глумливых загадок Хнакки, душевных истязаний в пещере Эоле, после знания о войне… Вдали, со стороны леса, играла музыка – какая-то скрипучая и слегка несуразная, слишком тяжеловесная по меркам майтэ, но всё же музыка. Весёлый мотив набирал скорость, обещая сорваться в пляску; слух Тааль по привычке нащупал незамысловатую мелодию.

Значит, тут живут разумные, живые существа!.. Спускаться с холма ей было легко и приятно; Тааль разбежалась, едва сдерживая рвущийся из груди смех. Её распирала радость. Совестно, конечно: ведь Фиенни был к ней так добр…

А ещё – что уж там отрицать – он мудр и прекрасен, как звёздные карты Турия. Любимец драконов, мастер-зеркальщик, его учитель.

Но Фиенни мёртв. И вот такой забавной, скрипучей, временами фальшивой музыки от него уже не услышать. Он ни разу бы не сфальшивил – не смог бы.

Тааль вихрем сорвалась с холма и двинулась к дубовому леску; подошвы её сандалий еле касались травы, а потом – утоптанной дороги. Музыка звякала и дудела всё ближе, но вокруг по-прежнему не было ни души. И вдруг…

– А мышь вырвалась и убежала от ястреба.

– А ястреб попросил атури ветра, чтобы те отнесли его прямо к мыши.

– Так нечестно, мы без атури играем!..

– Без атури? А превращать крота в мышь было честно?!

– Молчал бы, сам вчера наделил своего крота зрением! Любой дурак знает, что не бывает зрячих кротов!

Тоненькие голоса звучали совсем рядом, хотя видно никого не было. Тааль замерла, стоя почти в тени ближайших дубов – толстых и старых, с бугристыми, прорвавшими почву корнями. Боковым зрением она уловила золотое свечение, мелькнула чья-то крошечная ладошка, раздалось хихиканье – и снова ничего.

Показалось? Новые чары?.. Решив двигаться осторожнее, Тааль сделала ещё пару шагов.

– Ладно, значит, ястреб облетел поле с другой стороны…

– А там было пугало.

– Не было!

– Было! Большое такое, с тыквой вместо головы.

– А вот и не было. Кто его там поставил?!

– Да кто угодно! Кентавры сделали, чтоб никто не поклевал их овёс.

– Ага, дожидайся, будут кентавры такой ерундой заниматься!..

– Кто здесь?! – в ужасе спросила Тааль, оглядываясь. Может, Фиенни на самом деле опоздал со своей помощью, и в Пустыне она успела сойти с ума?..

Вновь потянулось молчание, но вскоре голоски сдавленно зашептались.

– Как думаешь – показаться ей? К нам давно не приходили чужаки.

– Вот именно, можно хорошенько развлечься! Лучше помучить её – пусть заблудится.

Тааль покраснела от такой дерзости. Голоса были совсем птенячьи, детские, – а она в последнее время ощущала себя как минимум вдвое взрослее, чем в ту пору, когда улетала с Гаудрун. Так что она имеет право поставить их на место, даже если это просто голоса у неё в голове.

– Я не заблудилась ни в Великом Лесу на севере, ни в Пустыне Смерти, ни в городе призраков! – как можно увереннее объявила она, глядя в густую тень между дубами. Голоски затаились. – И ни в один свой полёт не сбилась с курса, пока у меня ещё были крылья. Вы всерьёз думаете, что Тааль-Шийи потеряется в этой рощице?!

– Она нас понимает… Так неинтересно, – разочарованно протянул один из голосков, после чего оба они скороговоркой провозгласили: – Ястреб мышку не поймал, круг игры закончен! Сердце мышки бьётся – ястреб не сдаётся!..

Что-то негромко хлопнуло, сверкнуло, и в паре шагов от Тааль появились два маленьких человечка с острыми, как у рысей или диких котов, ушами. Она видела боуги единственный раз в жизни – тот рыжий путник неведомо как забрёл к ним в гнездовье с диковинками и фокусами, обеспечив себе многолетнюю славу в слухах, – но сразу узнала эти уши, и огненные волосы, и немного пугающие, с безуминкой, жёлтые глаза. Эти глаза напомнили Тааль о Двуликой – женщине-лисице, ребёнка которой ей неожиданно пришлось спасать. Интересно, где она сейчас, довела ли своё племя до тауриллиан, чтобы служить им?..

Один боуги сидел на траве, скрестив тонкие, будто прутья, ноги в зелёных штанишках; другой стоял, склонив голову набок, и играл большой золотой монетой на нитке – точной копией той, которую Фиенни и Тааль обнаружили в фонтане русалок. Отличались боуги разве что количеством конопушек и чем-то неуловимым в чертах; Тааль приняла бы их за близнецов, если бы не приглядывалась.

– Какая громадина… – боуги с монетой бесцеремонно оглядел её и, фыркнув, пихнул коленкой товарища. Тот недовольно вскинул на него глаза, сморщил нос – и Тааль почему-то вдруг отчётливо поняла, что перед ней птенцы… Тьфу, то есть дети, конечно.

– Ты оттуда, что ли? С поверхности Холма?

– И ты правда понимаешь наш язык?

Они спросили это в один голос, заставив Тааль растеряться ещё сильнее. Не суетиться, сосредоточиться и ничему не верить сразу – так учил Фиенни… Она вздохнула и достала из мешочка на поясе монету-пропуск.

– Я понимаю все языки. И не знаю, что значит «с поверхности холма».

– Ну, значит – не отсюда, – проворчал тот боуги, что сидел, скользнув до обидного равнодушным взглядом по позеленевшей монете. – Все мы тут под Холмом.

То есть?.. Тааль ещё раз – проверки ради – взглянула на небо над собой, обвела глазами луг и дубы… Ладно, должно быть, у неё ещё будет время на расспросы.

– Тогда – да, наверное. Я с поверхности холма.

– Все языки понимает, ишь ты… – снова фыркнул другой боуги, щёлкнул пальчиками, – и его монета вдруг раздулась, превратившись в золотой шарик. Потом шарик задрожал, выпустил крылья, оброс пухом, отделил от туловища шею с маленькой головой… По траве, попискивая, семенил цыплёнок; смешно и жалко трепыхались его немощные крылья. У Тааль пересохло в горле, как только она взглянула на них. – А вот так можешь?

– Ну, чего ты начинаешь, Бригхи? – (Более серьёзный малыш встряхнул головой; кончики его ушей, казалось, сейчас вспыхнут от досады). – Нельзя хвастаться перед чужаками! И вообще… – (Боуги покосился на неё с открытой враждебностью). – Вдруг она из этих?..

– Да не-ет… – (Заботливо подхватив цыплёнка, Бригхи обошёл Тааль, точно она была столбом или деревом). – Непохожа на этих. Неказистый облик для них, и слишком обыкновенный.

В сознании Тааль против воли прозвучали тихие, обволакивающие слова Фиенни: «Ты стала красивой девушкой»… Замечание боуги уязвило её, и это неприятно удивляло. А ещё она, кажется, догадывалась, кто среди боуги именуется этими.

– Но если все языки понимает…

– Врёт, наверное.

– Я не вру! – она постаралась сказать это без злости, но уверенно. Скрипучая музыка тем временем сменила мотив, стала более тревожной и прерывистой; Тааль всё больше хотелось пойти на звук. – Но я не тауриллиан. Кто-то из ваших сородичей позвал меня вот этим, – она дотронулась до монеты и, не устояв перед искушением, мстительно добавила: – Кто-то взрослый, я думаю. А дар понимать слова всего живого достался мне от атури, духов стихий… Если вам это о чём-нибудь говорит.

Впрочем, их странная словесная игра уже показала ей, что очень даже говорит. Кажется, только атури в ней и были силой, способной выручить из любой беды как «мышку», так и «ястреба». Жаль, что Тааль, после разочаровывающего знакомства с Хнаккой и Эоле, уже не обрести такую же детскую веру.

– А-а… Точно! – (Бригхи шлёпнул себя по лбу, и Тааль лишь сейчас заметила, что между пальцами у него протянуты полупрозрачные перепонки). – Вспомнил! Мать говорила мне, что передавала послание какой-то чужачке через русалок. Ну, тех, что в Молчаливом Городе.

Его друг покачал головой и встал, по-стариковски покряхтывая.