Девочка из снов

Подкат стар, как мир. На него вообще не стоит обращать внимания. А я какого-то черта обращаю. Сильнее стискиваю в ладонях баранку. И сбавляю скорость до минимальной. В моей душе так много горечи, что я боюсь выжечь себе нутро, расплескав её на этом бездорожье.

Он не виноват. Он просто не знает, как много бед мне приносит моя красота. О, я бы многое отдала, чтобы поскорее от нее избавиться. Состариться, растолстеть, покрыться морщинами… Все, что угодно.

– Я что-то не то сказал?

– Да нет. Это священная гора, – тычу пальцем в окно, резко меняя тему. – Существует поверье, что здесь живут духи. Кстати, может быть, в образе мишки к нам явился один из них. Художественный образ медведя в местном фольклоре – персонаж неоднозначный. Он соотносится как с верхним, так и с нижним мирами. Что само по себе необычно.

– И что его появление может означать? – в черном взгляде Исы нет и тени улыбки.

– Понятия не имею, – я натужно смеюсь. – Ничего не знаю о духах.

– А мне показалось, ты разговариваешь с ними на одном языке.

Стискиваю пальцы так, что они белеют.

– Нет. Я не сумасшедшая.

А в голове эхом:

– Марья Сергеевна! У Каргиловой крыша уехала! Марья Сергеевна!

– Ну, что такое опять?

– Лешка Вавилов нечаянно попал из рогатки в птицу. А у этой – того… Вот, сами посмотрите… – тараторит Машка Самойлова.

– Она ему когтями все лицо расцарапала. А теперь сидит с этой птицей в обнимку. Вся в кровищи, Марья Сергеевна! – вторит ей Лерка.

– Еще бы! Лешка ей полбашки снес. Все же меткий, а? Может, у него и правда отец – охотник?

– Да пьяница он, – возражает кто-то.

– А эта точно не в себе. Ее в психушку надо! Вы как хотите, а я не буду рядом с ней спать!

– Твою мать, что ты творишь?! – возвращая меня в реальность, кричит Иса и довольно резко выкручивает вправо руль. Бью по тормозам. Дрожащими руками заправляю за уши упавшие на лицо пряди. Черт! Мы чуть было не сорвались с обрыва. Дорога здесь опасная и не прощает невнимательности. Чем я вообще думала, позволяя воспоминаниям взять над собой верх?

– Извини! Я… – дышу, как марафонец на финише. – Как-то непривычно за рулем чужой машины.

– Ты нас чуть не угробила.

– Извини, – повторяю громче, словно это и впрямь отменяет то, что чуть было не произошло. – Этого не повторится. К тому же здесь уже недалеко.

Дальше едем молча. Я смотрю прямо перед собой. Он сверлит взглядом мой профиль. И это ни черта не добавляет мне выдержки. Объезжаю выступающую скалу и начинаю подниматься по ведущему на неё серпантину.

– Это что? – Иса недоуменно изгибает бровь, окидывая взглядом открывающуюся картину.

– Мой дом. Да ты выходи, не бойся.

– Я думал, мы едем в амбулаторию, – он хмурится.

– Здесь нет амбулатории. Зато есть врач, – касаюсь пальцем собственной груди. Достаю из кармана ключи и, повернувшись к Исе спиной, открываю один замок, второй, третий… Кожей чувствую, что он внимательно следит за каждым моим движением.

– Ты опасаешься воров?

– Что-то вроде того.

Толкаю дверь. Захожу первой в просторный коридор и отворачиваюсь к щитку, чтобы выключить сигнализацию. Не знаю, на кой черт я ее установила. В этом нет никакого смысла. Случись что, наряд приедет в лучшем случае часа через три-четыре. А от того, кого я на самом деле боюсь, меня не спасут ни наряд, ни замки. Вообще ничто не спасет, если честно. Я очень хорошо это усвоила.

– Проходи. Раздевайся. Я пока принесу все необходимое.

Отворачиваюсь к мойке. Включаю кран и тщательно мою руки. Те до сих пор дрожат. Злюсь сама на себя за никому не нужную впечатлительность.

– Я думал, здесь нельзя строиться.

– Почему? – оборачиваюсь. Иса стоит на фоне огромного окна, которое занимает почти всю стену.

– Разве мы не в заповеднике?

Конечно. Вон он, как на ладони. Не весь, конечно, но его довольно живописная часть.

– Да. Однако здесь есть и городские земли. Местным-то где-то нужно жить.

– А ты, надо полагать, местная?

– Можно сказать и так.

Оставляю его одного. Иду в ванную, где храню лекарства и чемоданчик с инструментарием. Я всегда хотела быть хирургом, но в этой жизни от моих желаний ровным счетом ничего не зависит.

Сгребаю все необходимое и возвращаюсь в комнату. Иса успел раздеться. Я замираю, разглядывая его совершенное тело. Скольжу взглядом по смуглой абсолютно безволосой груди, дугам ребер, идеально вылепленному прессу… В леденцовом свете, льющемся из окна, все происходящее видится нереальным. На какой-то миг меня охватывает дикий страх. Вдруг он мне просто чудится? И я все-таки сошла с ума?

– Значит, ты врач?

– Угу. Сядь, пожалуйста.

Достаю спиртовые салфетки. Осторожно касаюсь раны. Ощупываю край. Проверяю целостность кости. Его дыхание учащается, пульс зашкаливает. От боли. Или совсем по другой причине, о которой мне совершенно не хочется думать. Но не думать почему-то не получается.

– Про меня мы все выяснили. А вот ты как здесь очутился? Турист? – интересуюсь я, выкладывая в лоток из нержавеющей стали пинцет и смоченные в спирте тампоны из ваты. Мои пальцы странным образом вибрируют. Пинцет звякает. И этот звук здорово проходится по нервам.

– Нет. Вообще-то я приехал, чтобы возглавить службу охраны здешнего заповедника.

Я замираю, так и не сделав первый стежок. Его дыхание щекочет мне шею. Я ежусь и, чтобы скрыть, как на меня это действует, откидываю голову и смеюсь.

– Я сказал что-то смешное?

– Да тебя же самого охранять надо! Ты хоть что-нибудь знаешь о жизни в здешних диких краях?

Он молчит. И смотрит на меня тем самым утаскивающим в свою глубину взглядом. Может быть, я его недооценила. Вдруг та ситуация с медведем была чем-то из ряда вон? Мой смех обрывается, будто сам собой. И почему-то становится ужасно неловко. Я осторожно соединяю пальцами кожу вокруг расползающейся рваной раны и все же осторожно втыкаю иголку. Иса даже не вздрагивает.

Ладно… Может быть, он знает о жизни больше, чем я могла бы предположить.