О, эту песню я слышал много раз. Ничего нового.
– У тебя всё?
– Ты не можешь лишить меня моей жизни!
– Жизни – нет. Что ты, Наташ, мы же цивилизованные люди. А вот отлучить тебя от кормушки мне вполне по силам. Ты сама настояла на том, чтобы подписать брачный контракт.
– Так хотел папа! Я была юной и ни черта не соображала!
– Кто ж знал, что с тех пор всё настолько изменится, правда?
И тут мне действительно надо сказать большое спасибо тестю. Когда мы поженились с Натальей, я был студентом без гроша в кармане, а она – избалованной дочкой чиновника средней руки, довольно прочно сидящего на государственных потоках. Тесть опасался, как бы я не наложил лапу на те активы, что он переписал на Наташку, заметая следы… Вот и заставил нас подписать брачный контракт. С тех пор и впрямь многое изменилось. Наташкины активы были проданы. А потом мой тесть погорел на крупной взятке. Его судили, дали срок, естественно, конфисковав всё, что у него было. А я за это время поднялся. Сделал имя в определённых кругах, разбогател и обрёл влияние.
– Я подам на тебя в суд!
– Это всегда пожалуйста…
– Я уничтожу твою репутацию! С тобой не захочет работать ни один приличный человек!
– Мне уже бояться? А я-то думаю, чего ты звонишь…
– Все узнают, что ты из себя представляешь!
– Пожалуйста. Ни в чём себе не отказывай. У тебя ещё что-нибудь?
– Да пошёл ты! – бросает напоследок моя «любимая» жёнушка и отключается. В ухо льются гудки.
Откладываю телефон, а потом, не выдержав, со всей дури бахаю кулаком по столу. Может быть, я и впрямь законченный урод. Но я действительно не понимаю, какого хрена эта избалованная сучка решила, будто я ей что-то должен. Пока я, как дурной, пахал, та ложилась за моей спиной едва ли не под каждого вхожего в наш дом мужика. Вот почему, собственно, дом я ей всё-таки оставил.
– Ой!
Вскидываю взгляд. Мишель стоит, придерживаясь за дверь. Интересно, как долго?
– Что?
– Это мама звонила, да?
– Угу. Мама… – я выбираюсь из-за стола, подхожу ближе. Сажусь на корточки, чтобы быть с дочкой на одном уровне. – Ты по ней скучаешь?
– Немножко, – отвечает Мишель слишком торопливо, чтобы это могло быть правдой. Твою ж мать! За грудиной тянет привычное чувство вины. Но чёрта с два оно возьмёт надо мной верх. Я и так ради дочки терпел непозволительно долго. Больше просто нет сил. У меня неприятие на физическом уровне. По типу того, как человеческий организм отторгает плохо подобранный донорский орган. – А она совсем-совсем не хочет меня видеть?
Ярость обжигает нутро. Бесит то, что ради спокойствия Мишель я снова вынужден врать. Врать и выгораживать.
– Конечно, хочет.
– Врёшь ты всё. Думаю, мама не хочет меня видеть из-за того, что я не такая, как все.
– Что значит – «не такая»? – холодею я.
– Ты знаешь, – шепчет Мишель.
– Не знаю, и знать не хочу. Ты самая красивая, самая любимая девочка на свете. Я не променяю тебя ни на одну другую.
Мишель отрывает взгляд от пола и робко улыбается.
– Почему же мама совсем ко мне не приезжает?
– Наверное, у неё дела.
– Какие?
Вздыхаю. Хватка у моей доченьки отцовская, бульдожья. Это, с одной стороны, хорошо, иначе она со своим диагнозом ни за что бы не сделала таких успехов. С другой… я порой совершенно не знаю, как выстраивать с ней диалог.
– Ну, вот сегодня, например, твоя мама давала интервью.
– Правда?! А кому?
– Какому-то модному журналу.
– Ух ты! Как будто она модель. Или звезда. Это, наверное, важное дело.
– Наверное.
– Важнее меня.
Ну, вот как эта хитрая лиса так легко расставляет ловушки?
– Важней тебя нет ничего на свете! – убеждённо говорю я и, чтобы положить конец этому трудному для нас всех разговору, добавляю: – Рассказывай, что ещё ты хотела бы видеть в своей новой детской. Я думаю в следующий раз взять с собой на объект дизайнера. М-м-м? Что скажешь? Будет интересно.
– И меня возьмёшь?
– Не знаю. У тебя же лагерь. Если что, я всё-всё покажу тебе на визуализации.
– Что такое «визуализация»?
– Это такие картинки, воспроизводящие то, как будет выглядеть наш дом после ремонта.
– Если старые хозяева захотят его продать.
– Да. Точно. – Растираю переносицу двумя пальцами.
– Ты их убедишь! – уверенно кивает головой Мишель.
– Почему ты так в этом уверена?
– Потому что ты – это ты, – она закатывает глаза. Как всегда в такие моменты, моё сердце пропускает удар. Есть что-то ужасно трогательное в этой её святой вере в мои возможности.
– Я постараюсь что-нибудь придумать. Ух ты ж чёрт! Только посмотри, сколько времени. Тебе уже давно пора в кровать…