Всё сложно

– Я говорю, мы, наверное, пойдем. У Олега завтра важное совещание, к которому ему нужно подготовиться.

– Да, конечно. Когда вас с вещами ждать? – вымученно улыбаюсь.

– С какими еще вещами? – вступает в разговор Борис.

– Ой, я тебе не сказала, да? Мы у мамы пока поживем. Так удобнее выстраивать логистику.

– И как вы здесь все разместитесь?

Почему-то вопрос бывшего меня злит. Да, до развода мы жили в огромном особняке за городом. И, может, моя нынешняя квартира не сравнится с ним, но… Я купила ее сама, на собственные деньги. Не взяв с этого урода ни копейки отступных! И если его что-то не устраивает в моей жилплощади, то лучше бы ему держать свое мнение при себе.

– Я освобожу им свою спальню, а сама переберусь в кабинет.

– Мам, мы не хотели выживать тебя из твоей спальни!

– Это временно. К тому же, в противном случае, вам действительно будет негде расположиться.

– Мы могли бы спать в гостиной. – Котька с сомнением пялится на виднеющийся в дверном проеме диван.

– Она проходная. Не чуди. Все нормально.

– Правда?

– Ну, конечно. В кабинете у меня хороший диван. Там даже матрас какой-то ортопедический.

– Тогда мы завтра и переберемся.

– Отлично. Я как раз свободна весь день.

– А как же твои фитнес-клуб и йога?

– Ничего со мной не случится, если я разок пропущу занятие.

– Это точно! – Котька завистливо вздыхает. – Фигура у тебя – отпад. Подтвердите!

Я не знаю, от кого она ждет подтверждений, от отца или мужа, но, черт его дери, все равно краснею.

– Я много приседаю. И, кстати, давно зову тебя ко мне присоединиться.

– Я и спорт – понятия несовместимые, – морщит Котька нос, – хотя, если я еще хоть немного поправлюсь, может, и придется.

– Ты красавица! – горячо возмущаюсь я.

– Угу, – мямлит Котька и следом, будто кое-что вспомнив, щелкает пальцами. – Извините, нам с мамой нужно посекретничать. – А потом хватает меня, как в детстве, за руку и тянет за собой. Останавливаемся мы лишь в самом конце коридора.

– Что такое? – удивляюсь я.

– Ты уже слышала?!

– Что?

– Папа бросил эту малолетнюю шлюху.

– Котя!

– Ой, мам, перестань! Мне уже двадцать лет.

– Это не дает тебе право так отзываться о… эм… избранницах отца.

– Ты серьезно?! Избранницах? Мам, камон! Я слышала, как ты ее называла в разговорах с подругами.

– Это другое! – душно краснею я.

– Ай, ладно. Неважно. Я вообще ведь о другом. Может, тебе стоит поговорить с ним? Ну, знаешь, поддержать. Сходить куда-нибудь, вспомнить молодость…

– Мне тридцать восемь, Котька. Молодость у меня в самом разгаре.

– Ты поняла, о чем я!

– Не совсем. Хочешь, чтобы мы с твоим отцом помирились?

– Почему нет? Ты одна. Он один… – Котька с намеком шевелит бровями. – Я подслушала, как он говорил дяде Косте, что развод с тобой был большой ошибкой. А дядя Костя ему знаешь что на это ответил? Что упустить такую горячую бабу мог только дурак. Так и сказал! И я с ним согласна. Ты у меня, мамуль, вообще огонь.

Комплимент Котьки заставляет меня вымученно улыбнуться. Я отвожу глаза в сторону и натыкаюсь на безэмоциональный взгляд зятя. Интересно, как много успел он услышать? Обсуждали ли они с Котькой наше потенциальное воссоединение с Борисом? Наверняка… Господи, как же неловко!

– Не думаю, что из этого что-нибудь выйдет, – бормочу я, чтобы не разбивать Котькины мечты так уж сразу. Если ее греет мысль о нашем воссоединении с Борисом, если она приносит ей радость – пусть. Моей девочке сейчас, как никогда, нужны положительные эмоции.

– Мам, ну ты чего? Мы сейчас уйдем. Вы останетесь одни… Когда такое было в последний раз? До моего рождения? – брови Котьки исполняют причудливый танец. Тут и намек, и сарказм, и вызов.

– Кать, думаю, Александра Ивановна все поняла. Я правда спешу.

– Ой, прости! – Котька суетливо одевается, и совсем скоро за нею с мужем закрывается дверь. Мы остаемся в квартире вдвоем с Победным. И впрямь впервые за долгое-долгое время. Спрашивается, какого черта он решил задержаться? У меня, может, последний свободный вечер. Который я смогу провести в одиночестве. А тут он. И дождь. И чертовы воспоминания.

В действительность меня возвращает звон посуды. Это еще что? Иду на звук. Победный достал из моего! холодильника жаровню и теперь выкладывает на тарелку голубцы. В нем всегда просыпается аппетит, когда он нервничает. Аппетит к еде. Или к сексу. Стоит об этом подумать, и у меня начинает сладко сжиматься низ живота. Это рефлекс. Чертов рефлекс. Не более.

– Приятного аппетита! – рявкаю я, с грохотом закрывая жаровню крышкой.

– Ой, мне стоило спросить, да?

– Да. Какого черта ты хозяйничаешь в моем доме?

– Ты что, никак меня не простишь?

– А ты только сейчас решил это обсудить? Неужели появилась какая-то причина?

Аппетит Победного не может испортить даже скандал. Он демонстративно ставит тарелку в мою! микроволновку и, отвернувшись к ней, замечает:

– Значит, ты в курсе новостей? Ленка донесла?