Целитель душ

– Вижу-вижу, не верите вы мне, голубушка, – разочаровано вздохнул Геннадий Вадимович, – милости прошу тогда, прогуляемся вместе, познакомлю я вас кое с кем…

Геннадий Вадимович протянул руку в пригласительном жесте. Ольга демонстративно повернулась к нему спиной и укуталась с головой в одеяло.

– Хорошо, милочка, не хотите идти, тогда… гости к вам сами придут.

Геннадий Вадимович подошёл к окну, открыл створку и крикнул куда-то на улицу: "Андрюшенька, милок, зайди к новенькой. И Аллочку тоже позови. Вместе с Аллочкой приходите".

Некоторое время спустя послышался негромкий стук в дверь.

– О, а вот и гости пожаловали, – воскликнул Геннадий Вадимович и пошёл открывать дверь.

В палату прошли растрёпанный молодой человек около тридцати лет и хрупкая худенькая девушка неопределенного возраста.

– Оленька, душенька, знакомьтесь, – представил вошедших Геннадий Вадимович, – Андрюшенька, гений математики и, типичный шизофреник. Андрюшенька у нас, можно сказать, постоянный житель. И Аллочка тоже лечится у нас. Аллочку пожарная команда к нам привезла, после того, как она, хотела газу наглотаться… А вы, Оленька, не хотите нам ничего о себе рассказать?

– Нет, – всё так же буркнула Ольга, но уже не отвернулась. Любопытство побеждало.

– Андрюшенька, голубчик, будьте так любезны, расскажите-ка, нашей новенькой о костыликах. Просветите её, так сказать.

– П-п-п-па-понимаете, Ольга, – заикаясь начал Андрюшенька, – у Геннадия Вадимовича есть теория о том, что к-к-каждому психически нездоровому ч-ч-человеку в-в-в… определённый момент времени нужна поддержка. Эту п-п-поддержку, Геннадий Вадимович называет "костылями". Это могут быть лекарства, чтение, рисование… и в-в-вообще, что угодно.

– Да-да, – вмешалась в разговор Аллочка, – вы, знаете, Оленька, первое время в лечебнице я вообще не хотела жить, даже от еды напрочь отказывалась. А потом Геннадий Вадимович рассказал мне, что для меня еда – это "костыли". Это не страшно, когда ты понимаешь, что для тебя является "костылями". Ты просто привыкаешь к ним, учишься заново жить, говорить, ходить… а потом становится лучше, легче, проще…

Пока Андрюша и Аллочка говорили, Геннадий Вадимович наблюдал за закатом, поглаживая свою испанскую бородку и изредка протирая очки.

– Геннадий Вадимыч, уважаемый, да сколько можно-то девочку в первый-то день мордовать, – прервала то ли Аллочку, то ли Андрюшеньку, неизвестно откуда взявшаяся юркая старушка, – девонька, милая, – обратилась старушка уже к Ольге, – послушай доктора, он шибко умный. – А вы, – уже ко всем остальным, – брысь все вон. Завтра приходите. Спать пора девоньке.

– Повинуемся, уважаемая Глафира Антоновна, – с усмешкой сказал Геннадий Вадимович, и приобняв за плечи Андюшеньку и Аллочку, увлёк их за собой, за дверь.

– Спи, девонька, спи, хорошая. Всё хорошо будет, отдохнёшь ты у нас, и будешь дальше жить-поживать…

Глафира Антоновна гладила Ольгу по волосам своей сухонькой рукой и слегка скрипучим старческим, и при этом приятно напевным голосом, говорила:

– Ты, доверься, деточка, Геннадию Вадимычу, он по заграницам ездил, говорил мне: "Баба Глаша, вот научусь и ворочусь домой целить израненные души". И ведь воротился. И лечит-то как! Вон Андрюшку, когда привезли на карете, он только мычал как корова и хформулами замудрёными все стены палаты исписал… поганец… А Аллочка-то? Ох и красавица была, балерына. Привезли Аллочку худущую, аки хворостинка…"

Под убаюкивающий голос бабы Глаши, Ольга, на удивление, уснула быстро и спокойно…

Утром её разбудил больничный гомон. В палату прошмыгнула медсестра, быстро взяла кровь на анализ, улыбнувшись поставила на прикроватную тумбочку баночку для анализа мочи.

Через некоторое время в комнату вошли несколько человек.

– Добрый день, – представился самый старший из них, – меня зовут Александр Николаевич, я ваш лечащий врач. Как самочувствие?

– Ещё один врач? – Не сдержала удивлённого и пренебрежительного возгласа Ольга.

– Что значит "ещё один"? – Переспросил Александр Николаевич, – У вас уже кто-то был?

– Да, был. Вчера вечером приходил Геннадий Вадимович. Осмотрел, что-то записал в блокноте своём. С ним ещё двое заходили: Андрюшенька и Аллочка… А что Геннадий Вадимович не передал вам информацию обо мне?

– Понимаете, Ольга… – Александр Николаевич начал листать карту.

– Можно просто Ольга, без отчества.

– Хорошо, Ольга, даже не знаю как сказать вам… Геннадия Вадимовича нет… точнее, уже нет в живых. Наш неврологический корпус находится в старом здании, в котором ещё до революции находилась лечебница для душевнобольных… и Геннадий Вадимович… как бы сказать…

– Призрак, что ли? – С удивлением спросила Ольга.

– Можно сказать и так. Скорее больше местная легенда. Вас госпитализировали вечером, так что не успели рассказать и предупредить…

– О чём предупредить?

– О Геннадии Вадимовиче… о том, что он приходит к особо… как бы это сказать, – снова растерялся Александр Николаевич, – к пациентам, которым сложно даётся принятие своего состояния.

– Я понимаю, где я нахожусь и что со мной, – резко возразила Ольга.

– Принятие, это несколько другое… Впрочем об этом я подробнее расскажу на индивидуальной терапии. Да, кстати, с Геннадием Вадимовичем ещё баба Глаша иногда приходит…

– Это Глафира Антоновна, что ли?

– Вы и с ней уже успели познакомиться? – Удивлённо поднял брови Александр Николаевич.

– Да, Глафира Антоновна всех выгнала из палаты и меня спать уложила.

– Ну, что же, Ольга, поздравляю вас. О вашем выздоровлении пекутся даже все наши… призраки. Это хороший знак. Не переживайте, отдохните, скоро поправитесь.

Уже у двери Александр Николаевич обернулся:

– Ольга, хотел ещё спросить, про "костыли" вам тоже уже успели рассказать?

– Да, – ответила Ольга, – Андрюшенька рассказал.

– Готовы к поиску своих "костылей" для начала новой жизни? – С улыбкой спросил Александр Николаевич.

– Готова.

"Мёртвое" море

Ольга сидела на скамейке возле яхт-клуба и, вполоборота откинувшись на спинку, задумчиво смотрела на море. После выписки из клиники произошло много событий. Самое главное – Ольга, наконец, осознала, что много лет жила в деструктивных отношениях и нашла в себе силы их разорвать.

Уходя, Ольга думала что придётся резать "по живому", вырывать годы совместной жизни из сердца с "мясом и кровью"… А по факту получилось, что она тихо растворилась в закате, навсегда покинув не только город, но и страну.

Убегая из прошлого, Ольга безжалостно обрывала контакты, блокировала тех, кто пытался наставить её на "путь истинный", а по факту – вернуть к удобной прошлой жизни… Удобной для всех окружающих, кроме Ольги. Это Ольга тоже с ужасом осознала. Немногочисленные подружки просто пользовались Ольгой, как… как бесплатным помойным ведром для выплёскивания своих мусорных проблем.

По спине Ольги пробежали мурашки, когда она вспомнила, как заклятые подружки методично "сливались" одна за другой, лишь только помощь понадобилась самой Ольге. Так Ольга оказалась одна, один на один со своими проблемами. Вспоминать это было очень неприятно, но… нужно! Нужно помнить, что жизнь одна и лучше остаться в одиночестве, чем годами терпеть такую "дружбу": однобокую, одностороннюю, требующую постоянно что-то кому-то "давать" и ничего не получать взамен.

Интуитивно Ольга рванула к знакомым за тридевять земель, потому что рядом было море. Она чувствовала: так надо, так хорошо, так правильно именно для неё, а не для кого-то. Сидя в минивене и глядя на пробегающие за окном поля и леса, Ольга смутно представляла где и как она будет искать "настоящую себя". Ольга даже не представляла какая она на самом деле. Слишком долго от неё требовали быть "полезной" и "удобной"…

А ещё Ольга хорошо запомнила все рекомендации доктора-призрака из старой дореволюционной клиники, некоторые корпуса которой за долгие годы превратились в развалины. Перед глазами Ольги пробежали воспоминания об этих развалинах, жутковато выглядывающих из-за высоких деревьев огромного, тоже дореволюционного, больничного парка.