Как обычно, от волнения бывший аденский пират начинал коверкать русский язык всё сильнее. Атаман же размышлял. Месяц назад он выдал замуж старшую дочь, дав немалое, годами набегов скопленное, приданое. Выдал удачно, зять, городской врач-голландец, был человеком рассудительным, небедным и при казачьей непредсказуемой жизни чрезвычайно полезным. Однако у Игната Чернозуба имелась и вторая дочь – погодок. Как раз на выданье. Так что поправить денежное положение не мешало. С другой стороны, рисковать, бросаясь на великолепно выглядевшие фрегаты, представлялось опасным. Ахметке что? Убьют и убьют, никто и не вспомнит. А тут семья…
Он перекатился к краю холма, за которым казаки устроили себе ухоронку, взглянул на море и поинтересовался у Стэмпа, давно прозванного Стопковым:
– Слышь, Джо, а людишков-то на кораблях по скольку наберётся?
– Сотни по три, – прикинул тот. – Считай, из Англии идут, полный экипаж.
– Шесть сотен, – разочарованно протянул куренной. – А в курене мужиков всего семь десятков…
– Так можно мальгашей позвать, – мгновенно придумал Ахмет. – Сакалавы ж вчера только на торг приходили? Они и стрелки отменные, и подраться любят. И из добычи ружьями возьмут, на золото не польстятся. Человек три по ста их будет.
– Откуда там золото, – отмахнулся Чернозуб. – Из дома идут. Вот сами корабли – да-а… А что если…
План, придуманный куренным, был рассчитан на жадность британцев и их неискушённость в местных обычаях. Как и ожидалось, переночевав на корабле, утром флотские спустили четыре шлюпки, на которых послали дозорных обследовать берег. Там их ждали: на высадившихся моряков налетели два десятка конных, среди которых выделялся разодетый «по-восточному» и обвешанный золотыми побрякушками Ахметка. Золотые украшения собирали по всему куреню, надо было произвести впечатление.
Англичане, как и ожидалось, растерялись ненадолго и, быстро перестроившись, начали отстреливаться, однако налётчики тут же скрылись. При этом с разукрашенного «предводителя» слетела притороченная к седлу сумка, похоже, сбитая пулей. Сумку с содержимым представили командующему эскадрой, который, обнаружив внутри кроме десятка золотых монет карту, пришёл в восторг…
* * *
– …не поверит, – твёрдо заявил Игнат. – Ну вот скажи, ты б сам поверил?
– А и поверил бы, – шёпотом огрызнулся Ахмет. – Что такой? Карта датский язык писано, недалеко от берега город рисован. Написано – с храмом и дворцом раджи! Чего не то? Датский не английский, ан буквы одни. Разберут, коли захотят.
– Захотеть – захотят, – согласился атаман. – Но послать отряд далеко от кораблей? И потом, ну откуда тут, на Мадагаскаре, раджа?
– А если про раджа не писал – не клюнут. Раджа – золото. Нет раджа – золото, может, тоже нет. А так – точно есть…
Препирались они, лёжа в засаде уже давно и скорее от скуки. Но увлеклись, и потому отваливающие от фрегатов шлюпки с десантом первым увидел Стопков. Атаман не ошибся, командир британцев не стал упускать возможность немного подзаработать. Ведь Мадагаскар, известно, остров пиратский, и местный раджа – явная и законная добыча честного английского офицера, правильно? Правильно. Но не в этот раз.
Колонну моряков в триста человек перехватили в самом удобном, отмеченном на подброшенной карте как окрестности города, месте. Узкая пустошь перед каменистыми пригорками, поросшими местным, жёстким кустарником, что может быть лучше? Растянувшегося неприятеля оглушили внезапным залпом с трёх сторон, выбившим половину отряда, после чего пошли на сшибку. Английские моряки, будь они на привычной орудийной палубе или хотя бы в строю, – представлялись бы противником нешуточным. Но вот так – после шестичасового марша по жаре, после косящего ряды мушкетного залпа почти в упор, да против семи десятков провоевавших «за царя и Мадагаскарскую кумпанию» с малыми перерывами никак не меньше чем лет по пять казаков, и почти двух сотен воинственных туземцев? Нет, так подданные Георга II сражаться не могли. Во всяком случае, долго.
Под утро часовые на королевских фрегатах из ополовиненного экипажа могли бы расслышать тихий плеск воды под палубами, но… волнение, хоть и небольшое, на море наличествовало, и звуки плескавшей в борт ряби сделались за время вахты привычными. Никто не помешал подплывшим казакам подняться на палубу, прирезать бодрствующих, а затем и дать сигнал ждущим в отдалении главным силам. По сотне человек на каждый корабль против спящей команды, итог очевиден…
* * *
О том, что посланные в Индийский океан два фрегата теперь входят в состав русского Индийского флота и называются «Пётр I» и «Пётр II», британское адмиралтейство узнало лишь полгода спустя, после того, как упомянутые фрегаты были отмечены среди обстреливающих Калькутту… Но это уже совсем другая история.
Артём Гуларян
Один день из жизни Артёма Борисовича
Может стать, что смерть
Ты найдёшь за океаном,
Но всё же ты от смерти не беги.
Осторожней, друг, —
Даль подёрнулась туманом,
Сними с плеча свой верный карабин.
Ночью труден путь,
На востоке воздух серый,
Но вскоре солнце встанет из-за скал.
Осторожней, друг, —
Тяжелы и метки стрелы
У жителей страны Мадагаскар.
Юрий Визбор. Мадагаскар
День отдыха, который я сам себе наметил, накрылся медным тазом.
Это в детстве медный таз напоминал мне о нашей усадьбе в селе Ананьевка под Орлом. Как сейчас вижу: вот крестьяне, ломающие шапку при виде приехавшего из города маленького барича… Вот бабушка и две её кухарки, Ася и Марфа, варившие в большом медном тазу варенье из китайских яблочек… Тех, которые отправляют в рот целиком. Но в кадетском отрочестве медный таз изменил своё значение – это то, чем накрываются дела у безалаберного кадета.
А планы на отдых и полное безделье были у меня наполеоновские. После почти полутора месяцев мадагаскарских джунглей – месяц безмятежной жизни на самом большом корабле Российской империи. Авианосец «Святогор» поражал воображение и был по-своему красив. Утилитарно красив.
И какого качества здесь комфорт! Офицерская столовая в правом корпусе корабля (она считается престижнее, чем в левом) с длинным столом, застеленным белоснежной крахмальной скатертью, подогретые перед подачей столовые приборы (форсят, форсят морячки!), прекрасно вышколенные ординарцы. Хозяева безукоризненно вежливы, так что понятно: с такими нужно постоянно держать ухо востро, иначе нарвёшься на флотскую подначку… С «верхним чутьём» у меня и моих офицеров всё в порядке. А вот светскость в мангровых зарослях улетучилась напрочь. Поэтому мы чувствовали себя несколько скованно, несмотря на благожелательность моряков. Что, в свою очередь, провоцировало последних подначить неуклюжих спецназовцев… И чутьё меня не подвело, как всегда. Один из присутствовавших за столом морпехов в звании поручика в конце светской беседы с одним из моих поручиков не нашёл ничего лучшего, как поддеть его:
– Ну что, «морской конёк», это вам не «брикеты» в джунглях лопать!
Повисла неловкая тишина. Хозяин стола, старший офицер корабля, испепелял неудачного шутника взглядом. Все остальные взгляды, брошенные прямо или искоса, адресовались мне. В команде «морских коньков» я старший по званию, мне и нужно сгладить острые углы. Но, во-первых, оскорбление было нанесено не отдельному моему подчинённому, а всему Его Императорского Величества военно-морскому спецназу в его лице. А во-вторых, с этими морскими пехотинцами у нас старая «любовь до гроба» (неизвестно только, до чьего). Мы воплощаем собой их ночной кошмар, ибо принадлежат они к антидиверсионной группе корабля и учили их убивать таких, как мы. Поэтому ничего улаживать я не стал.
– Универсальным сухим пайком, в просторечии именуемым «брикетом», пользуется простая, «без претензий», морская пехота, господин поручик, – произнёс я холодно. – Ещё они есть у воздушного десанта и штурмовых бригад. Вы, насколько я знаю, ими не пользуетесь, ибо в джунгли не ходите. Доблестный спецназ Его Императорского Величества сухим пайком тоже не пользуется, поскольку исповедует принцип: «Бери не то, что может пригодиться, а то, без чего не можешь обойтись». Даже тренированный человек не может долго нести на себе груз, больший трети веса собственного тела. Это оружие, боеприпасы, медикаменты, гамак. Еда в означенный комплект не входит. Наша еда бегает и прыгает в лесу. А также ползает…
Тут я краем глаза увидел, что сидевший рядом со мной каперанг начинает зеленеть, и поспешил закончить свою тираду:
– Всё это более вкусно, чем упомянутые вами сухие «брикеты», молодой человек. Но не к столу будет сказано… не к столу…
Из столовой я вышел отяжелевшим. И не потому, что переел, а потому что отвык есть. Всё-таки эти пищевые концентраты пайка не сравнятся с хорошей кухней. А подножный корм… Бр-р-р! Зато впереди месяц почти безделья (подготовка отчёта, проведение тренировок и тактических игр с личным составом – не в счёт), хорошая еда, общение с военно-морской кастой. Будет много всего – и светских бесед, и флотских подначек. Так что к Порт-Артуру восстановлю навыки светского общения. А заодно закончу совершенно секретный верноподданнический доклад по поводу новых «Крабов» – малых подводных лодок спецназа «Морской конёк», которые мы опробовали в водах вокруг Мадагаскара. Его Императорское Величество Государь Император оказал своему морскому спецназу большую честь и распорядился провести на острове большие военно-морские учения с использованием новой техники. Техника оказалась на высоте – конструкция «Крабов» оказалась очень удачной, и эти маленькие вёрткие машины позволяли нам совершать внезапные удары с моря, обходить минные поля и надёжно прятаться в мангровых зарослях болот. Этого нельзя сказать о людях – спецназ понёс небоевые потери – один человек был эвакуирован с диагнозом «неизвестная разновидность геморрагической лихорадки». Ещё два человека, укушенные змеями, отказались от госпитализации. Я не настаивал, решив, что спецназу будет полезно потаскать с собой «условно раненных», чтобы максимально приблизить условия учений к боевым. Чтобы подчинённые на себе испытали, что стоит за гордым девизом «Спецназ своих не бросает» в тот миг, когда почти все задействованные силы – морская пехота, сухопутный спецназ и сапёры, и даже «Святогор» с его авиацией – навалились на них со всех сторон.
Поэтому, ожидая, пока мои офицеры займут установленный порядок движения, я быстро спросил у своего адъютанта:
– Как там с Малышевым?
– Помещён в лучшую клинику Мумбайя, – ответил мой адъютант капитан Володьев. – Состояние стабильно тяжёлое.
– Паша, – прошипел я ему на ухо, – телеграммируй им, что в средствах стеснения не будет… Пусть наши индийские братья требуют, чего хотят, но человечка моего на ноги поставят!
Капитан Павел Володьев коротко кивнул. Он знал, что мне перечить бесполезно. Хотя лечение солдат Его Императорского Величества Государя Императора полностью отнесено на казённый счёт, я считал своим долгом взять расходы на себя. Как дворянин и состоятельный человек.
Старший офицер корабля вместе с командиром антидиверсионной группы представили мне провинившегося как «приданного в моё распоряжение для сопровождения внутри корабля». Отрекомендовался он мичманом Александром Колесниковым. Впервые я попал на «Святогор» пять лет назад и довольно прилично ориентируюсь на корабле, но приставили ко мне провинившегося в качестве моральной сатисфакции, чтобы провинившийся проникся, и я эту сатисфакцию принял. К слову, у нашего «вероятного противника», англосаксов, антидиверсионные группы называются почему-то антитеррористическими. Смешно. Как будто доморощенные латиноамериканские пистолейрос или ирландские бомбисты могут задумать штурмовать военный корабль. Нет, это под силу только нам, людям, которых готовила держава. И то пять лет назад мы недопустимо долго провозились с гражданским судном…
Нужно было проверить, как разместили моих людей, поговорить по даггерофону с родителями и с женой, и я совершенно свободен. Но человек предполагает, а Господь располагает… Первый звонок о грядущих неприятностях и безумных хлопотах этого дня прозвенел на палубе «Четыре-Дэ», как назвал её сопровождающий нас поручик. В широком коридоре дрались человек десять. Дрались неприглядно, непрофессионально. С точки зрения современного спецназа (что нашего, что французского, что англосаксонских наций), драка вообще является непростительной роскошью. Не сможешь «успокоить» противника одним ударом – не связывайся с ним. Или примени оружие.
Посмотрев на сопровождающего нас поручика Колесникова (не будет возражений?), я кивнул своим младшим офицерам, и те бросились успокаивать дебоширов. Скобка… Подсечка… Мельница… Двойная скобка… Мать твою! Что это было? Что-то из корейского тэквондо… Ну да, кореец… И уже отдыхает… Но моего Фёдорова чуть было не достал. Наконец драчуны успокоены, призваны к порядку и выстроены вдоль стены, готовые к употреблению. Поскольку я оказался ближайшим к месту ЧП воинским начальником, мне предстояло в нём разбираться. И назначить наказание. Конечно, моряки могут оскорбиться, но такова сложившаяся практика военной юстиции… Слева от меня морские пехотинцы, но простые, «без претензий», справа техники, все из экипажа корабля. Лица злые, и лица разные. Морпехи наши, в смысле славяне или прибалты… Скорее всё-таки прибалты, у славян лицо попроще… Техники как на подбор – корейцы. В империи теперь много корейцев, особенно после того, как мы присоединили Маньчжурию, а государство Корё объявило себя союзником Белого Царя. Так что получается, православные! Конфликт на расовой почве? Но расовая терпимость великороссов (взгляд в сторону морпехов) вошла в притчу ещё во времена освоения Мадагаскара, когда первые две экспедиции за два поколения просто смешались с мальгашами. А корейцы (взгляд в сторону техников) просто счастливы русским подданством.
Ткнув пальцем в грудь ближайшего морпеха, я гаркнул:
– Фамилия! Звание! Часть!
– Адреас Клаазен, фельдфебель, Третья отдельная морская бригада.
Вот всё и разъяснилось…