– Нет. Мы будем очень, очень осторожны. Малинка, пойми же – нет у нас иного выхода. Нет…
Она поднимает на меня огромные глазища, в которых небо отражается, дрожит.
– Жгучка… мне страшно.
– И мне, милая, – вот я и призналась. – Ты не представляешь, как мне страшно! И не только за себя. Я как будто в мышеловке, в тесной коробке заперта – и ты со мной. И где грызть, чтобы наружу выбраться, не знаю.
Какой у меня плащ сказочный, прижимается Малинка к нему лицом со всей силы, и пахнет ткань не очень, и грязная местами, но всё равно отодвигаться не спешит.
Значит, мы обе боимся.
– Вдруг княжеская стража вовсе и не нас ждёт? – с надеждой спрашивает она. – Может, разбойников каких ловят, а про нас ни слухом, ни духом?
Я молча вздохнула.
В ней словно зародилась надежда. Она вскинула голову.
– Ну, так что, Жгучка? Может, не нас ждут?
– Помнишь, мы с мамой к Ототьму ходили? За тайной?
– И что?
– Знаешь, что мне голос тогда сказал?
– Откуда? Ты не признавалась! Это тайна только твоя, чужие уши слышать не должны.
– Сейчас скажу, уже можно. Голос велел, когда в целом мире мы останемся вдвоём и некуда будет обратиться за помощью, бежать от беды далеко, через самое страшное место – бежать и никуда не сворачивать. Иначе мучительная смерть ждёт меня и моих родных. А послушавшись, рано или поздно я выйду к своей судьбе. Я тогда не поняла, к чему бежать и про страшное место тоже не поняла. Но только что у деревни, куда мы войти собирались, а пришлось снова убегать, словно в голове загадка сложилась! Мы же будто по линеечке шли! И теперь нельзя сворачивать, дальше нужно идти.
– Ничего себе! – у Малинки даже челюсть отвалилась.
– Видишь? Ототень раньше нас знал.
– Но с чего ты решила, что он про сейчас говорил?
– А как же! Все сходится. Да и что кого другого у деревни ждут – а кого? Чтобы княжеская стража под деревенскими заборами разбойников караулила да в телеги со старым сеном заглядывала? Самой не смешно?
Сестра задумалась и нехотя кивнула.
– А главный у них Крынок, тоже Великому князю не чужой. Помнишь такого? Ни лета не было, чтобы к отчиму нашему по делам не заезжал.
– Да.
– Кажется, и тут он… Издалека не разглядишь толком, но его сухую скрюченную фигуру нелегко с другими попутать.
– Я поняла, – сглотнув, сказала Малинка.
– Тогда вставай и пойдём. Мало ли что, вдруг нас кто заприметил, надо зайти глубже в чащу, чтобы лошадью не догнали.
Мы поднялись с травы, смотря вперёд, на полосу темнеющего впереди леса. Такой густой, чёрный, деревья старые, стволы ссохшиеся. Не знаю, живут ли там звери и птицы, тихо вроде.
Малинка перевела на меня умоляющий взгляд.
– Ототень сказал, помнишь? Да и что будет? Просто старый лес… – неизвестно кого утешала я. Старый-то старый, да дыма без огня не бывает. Раз идёт в народе молва про опасность… Впрочем, ничего не поделаешь. – Ладно, пошли.
Сестра схватила меня за руку, и мы стали словно одно целое.
Чего оттягивать? Раз судьба решила, значит, так тому и быть. Пойдём в Тамракский лес, глядишь, пронесёт, а в землях за ним, должно быть, тоже разумные существа живут.
Говорят, после отхода дивов заселились туда бездомные народы, лишившиеся дома – и не люди, и не лесные, и не горные. В помощи им все отказали. Лесное княжество официальную ноту вынесло – на ничейных нынче землях проживают отбросы, всё равно что низшие существа, а людское княжество и вовсе эти земли намеревалось к своим присоединить. А всё потому, что там нелюди жили – то ли звери, то ли духи. Говорят, и плоти у них нет, и кровь они пьют, и кишки из утробы выгрызают. Врут, верно, как обычно, но страшно врут!
А с другой стороны, в самом народе слухи ходят обратные, что в ничейных землях за Тамракским лесом может пристанище найти всякий, кто попросит убежища, конечно, если ты не лихой человек и не бежишь от правосудия. И искать нас там вряд ли кто вздумает – больно далека да тяжела дорога, да и кто поверит, что две девчонки рискнули через смертельно опасный лес идти? А если и хватило дурости рискнуть, кто поверит, что они смогли оттуда живыми выбраться?
Но мы пошли. Дружно, нога в ногу, как солдаты на марше.
Под тенью старых деревьев было тихо, только сухие веточки иногда под ногами хрустели. Хвоей пахло так сильно, будто масло выжимали. Конца-края лесу не было, чем дальше, тем сильней вокруг сгущались тени. Но страх отчего-то отступил. Вот, позади, за спиной – остался страх, княжеские прислужники, которые схватят, не пожалеют и вернут отчиму. А впереди никто нашей смерти не желает, лесу человеческая жизнь – что жизнь белки: есть ли, нет ли – небольшая разница. Плакать по нам не станет, но и убивать не будет.
– Тут красиво, – прошептала Малинка, когда мы почти привыкли к тишине. И звонко засмеялась.
– Тише ты!
– Ой, Жгучка, какая же ты снова бука! Смотри, орехи!
Она с воплями бросилась вперёд. Хотела бы я так же легко сбрасывать с плеч все тревоги и неприятности – увидела орехи и обо всём забыла!
Впрочем…
– Смотри, Малинка! Это не просто орехи, это же чей-то схрон!
– Ага.
Вижу, сестра уже усердно выковыривает из низкого дупла сухие ветки и плотные куски старого мха. Кто-то тут рылся до нас, орехи рассыпал, но есть не стал. Прошлогодние, крепкие и сладкие.
Те, что на землю упали, жаль, подгнили, а в дупле – зато несколько горстей хороших!
– Это говорит, что путь наш будет лёгким! – заявляет довольная сестра. – Лес нам помог. Значит, не бросит в беде.
– Спасибо ему.
Если задрать голову и посмотреть в высоту, в тёмные, густо сросшиеся ветви, можно поблагодарить лес за подарок. Орехов достаточно, чтобы притупилась ноющая боль в желудке. Наверное, стоило немного оставить на потом, но не вышло, мы съели сразу все, сами не заметили, как.
– Ну, что теперь? – вздыхает Малинка, стряхивая с подола скорлупу. – Дальше пойдём?
– Да, чего время терять.
– А куда? – сестра задирает голову. – Смотри, деревья всё закрывают – и солнца не видно.
Действительно, не видно, но как можно не понять, где оно сейчас стоит? Я уверено машу в сторону.