Маленький Пук беззаботно летал туда-сюда, рассматривая красоты Северной столицы, через пыльные стекла и весь трамвай был в его распоряжении. А сколько радости у него вызывало, когда на остановках подсаживались люди. Он, как воспитанный швейцар всегда встречал своих гостей на входе, а они приветливо махали ему у носа в ответ. Сторонился он только кондукторши – уж больно та была агрессивной. Свое место она забаррикадировала всевозможными благовониями, а под сидением держала освежитель воздуха и как только маленький Пук приближался она беспощадно распыляла во все стороны аромат альпийских лугов. И как бы тихо он не подкрадывался, эта “ищейка” в красном берете всегда безошибочно определяла его присутствие.
От столь суровой женщины наш герой привычно держался на безопасном расстоянии. Только не в это летнее утро. Вдоволь насладившись июльским рассветом в кабине водителя, он уже было хотел прилечь отдохнуть, как заметил нечто странное. На голове кондуктора была надета кепка, с козырька которой свисал миниатюрный пропеллер. Маленький Пук не удержался и подлетел поближе, а затем еще и еще.
– Геннадий Алексеевич, ну сколько можно повторять: не выпускайте вы газы на рабочем месте! – взвыла кондукторша, когда Маленький Пук сел на ее нос, чтобы получше разглядеть странный прибор. – Это как минимум неприлично! Вы же здесь не одни! – нервно вскрикнула женщина и нажала кнопку на вентиляторе.
Прибор зажужжал, лопасти его закрутились и Маленького Пука вдруг затянуло в воздушную воронку. Его мотало по кругу, и он стремительно отлетал назад. В этот момент трамвай затормозил, двери его распахнулись. Проскользнувший внутрь уличный ветер подхватил крохотного невидимку и вынес вон.
Покачивающийся трамвай, скрылся за темным кирпичным домом и Маленький Пук остался один посреди огромного города.
Он оглянулся по сторонам: серое небо, словно простыня, растянутая куполом, прикрывало многочисленные исторические постройки. По дорогам колесили автомобили, шагали люди, – одним словом, жизнь здесь била ручьем. Маленький Пук немного погрустил о своем прежнем жилище, но по природе он был весельчаком, а потому долго печалиться не мог и отправился изучать новый мир.
Какое великолепие открылось перед нашим любопытным героем через несколько улиц: необыкновенных красот архитектура, которую из окон трамвая он сроду не видал, живописные парки, величественные скульптуры, а люди какие здесь все дружелюбные и интеллигентные: встречая Маленького Пука они не зажимали носы, а говорили: “Ну это же Питер, здесь всегда странно пахнет”. Он наслаждался необыкновенными видами, а у Казанского собора ему даже подмигнула императрица.
Погода была прохладной, а теперь еще и усилился ветер. Маленький Пук почувствовал себя зябко, но прятаться не спешил – уж очень ему здесь понравилось. Он сейчас мог думать лишь о том, что если бы не покинул родной трамвай, то никогда бы не узнал, как красиво снаружи.
Воодушевленный он летал по улицам и закоулкам, а ветер все усиливался. И вдруг маленький Пук начал рассеиваться. Ему срочно был необходим надежный нос, но поблизости никого не было. Он мчался вперед, подгоняемый холодным ветром, и мечтал еще хотя бы на 10 минут задержаться здесь, но свежий воздух беспощадно разъедал его. Маленький Пук становился все меньше пока и вовсе не исчез
Где-то на Невском проспекте раздался тихий свист, но его никто не услышал, ведь здесь всегда ходят толпы шумных туристов, кричат уличные зазывалы, пыхтят вереницы машин.
“Инспектор Пук или, как филимоновский десант ограбление предупреждал”
Это был дебют Митьки Филимонова на полицейской службе. Он – вчерашний выпускник университета теперь гордо носил звание сотрудника ДПС. Ему даже корочки соответствующие дали. В этот день он проснулся с утра пораньше, нагладил форму, уложил темные волосы в ровный пробор и отправился репетировать у зеркала приветственную речь: “Здравия желаю, инспектор Филимонов”, – раз за разом повторял он вслух.
Погони, перестрелки, спасение заложников – этого всего в первый день он не застал. Лениво проезжая по городским улицам, инспектор Филимонов вместе со своим напарником патрулировал обстановку. Его товарищ оказался бывалым ДПСником. На своем месте он ощущал себя, как рыба в воде и позволял себе некоторые погрешности: ездил на красный, не пропускал пешеходов, а пробки объезжал по встречке. За годы службы в органах правопорядка он разжился солидными жировыми запасами и прознал некоторые хитрости. Так, если время близилось к обеду, а в кармане было пусто, он устраивал облаву на чебуречные. И чем затрапезнее выглядел ларек, тем лучше: в местах, где много нарушений, человеку в форме уж точно не откажут в теплом крове и еде. А если заметишь таракана, то получишь бонус – выручку из кассы.
Нового напарника в полицейские премудрости он посвятил сразу. Продавец восточной национальности в точке у ЖД вокзала с пылу с жару вручил им по две самсы. Ах, да, это только в американских фильмах полицейские едят золотистые пончики и зовутся копами, в России же их жизнь куда суровее: они перекусывают дурнопахнущей выпечкой из железнодорожного ларька, а в народе зовутся мусорами. У Мити с утра не было и крохи во рту, поэтому угощение он принял с удовольствием.
Так и тянулся этот день, без намека на героический подвиг, пока парочка патрульных не свернула в самый криминальный район города. В окне крохотного продуктового магазина Митя заметил неладное: у кассы стоял мужчина в маске и целился в хорошенькую продавщицу ружьем. “Ограбление!” – тут же вскрикнул Филимонов. Напарник резко дал по тормозам. Не дожидаясь инструкций товарища, Митя выскочил из машины. От волнения у него закрутило живот: “Чертова самса», – подумал он про себя, а в следующую минуту с ноги вломился в магазин.
Грабитель, на Митину беду, оказался не новичком в воровском деле и, как только он и, сдуру ринувшийся за ним напарник, вошли в дверь, взял их на прицел.
– Стоять, – интеллигентно попросил преступник, – не то стрелять буду.
Двое блюстителей порядка оказались в безвыходном положении: на окраине города, на мушке у вооруженного преступника. Впопыхах они даже не сообщили диспетчеру о ЧП. Впрочем, подкрепление Митьке Филимонову вызвать все же удалось. Целый взвод маленьких Пуков он выпустил в осажденной торговой точке, как только на него наставили ружье.
Первый удар принял на себя полицейский, стоявший позади. Коллега за много лет службы еще никогда такого не видывал. Впрочем, удивление быстро сменилось на неприязнь. Лишние газы новичка ударили ему в голову похлеще шампанского. Он пошатнулся. От резкого запаха у него перехватило дыхание, он попятился назад.
– Ты что обезьянья морда, глухой? Не двигаться говорю! – разнервничался грабитель.
Полицейский оказался на линии огня: с одной стороны он мог умереть от пули агрессивного преступника, с другой – отравиться Пуком друга. Он попытался было донести это до преступника, но Филимонов вновь поддал газу. Полицейскому совсем поплохело: он упал на колени, из его глаз градом полились слезы.
Бандит, однако, это воспринял, как комплимент своему бесстрашию и, почуяв ложное превосходство, он сделал напирающий шаг вперед, вдохнул полной грудью и… остолбенел. Маленький Пук комом встал в его горле.
Тут то инспектор Филимонов и углядел шанс скрутить подлеца. Но действовать надо было немедленно. Выпустив в пол тройной залп маленьких пуков, он отпружинил к потолку, и кувыркнувшись в воздухе, переместился за спину к бандиту. Зловонный шлейф, тянувшийся за молодым инспектором, сгустился вокруг врага. Грабитель, получивший двойную дозу токсичных чебуречных выхлопов, замешкал. Филимонов тут же выбил у него из рук пистолет и, прижав голову к полу, одел на него наручники.
Снизу из дверного проема сочился сквозняк и преступник, уткнувшийся носом в пол, в последний раз перед заключением, почувствовал облегчение.
Штурмовая операция заняла не более двух минут. Растроганная продавщица кинулась в объятия молодого инспектора, но поблагодарить не успела: девушка рухнула в обморок от жуткого запаха, но Митька был твердо уверен, что от любви. Он подхватил ее одной рукой и огляделся вокруг. На полу лежал стонущий преступник, а на его руках белокурая красавица – именно так он и представлял себе эту работу!
“Безупречный пируэт маленького Пука”
И маленькие и большие Пуки любят ночные посиделки. Отужинав, счастливые и довольные люди разбредаются по спальням, и дом оказывается во власти невесомого семейства. Уютно устроившись у камина, они согревают душу историями о былом. Бесстрашный дедушка Пук любил рассказывать о своих экстремальных похождениях: как топил льды на Эльбрусе, как разжигал костры и ненависть людей во время походов на Алтай, как на высоте в 4000 метров сподвиг начинающих парашютистов на первый прыжок – после его появления они наперегонки ринулись вниз. Скромная бабушка Пук без умолку болтала о рецептах, которые за десятилетия пребывания на кухне, выучила наизусть. Но самой популярной была история о знаменитом сородиче, который танцевал на носу у самого президента.
Дело было много лет назад. Тогда начинающая балерина Софья Левинская, молниеносно завоевавшая звание примы, впервые предстала перед публикой в образе Кармен. Этот спектакль был большим событием в мире искусства. По случаю премьеры собралась достопочтеннейшая публика: выдающиеся хореографические деятели, именитые литераторы, чиновники. Армия журналистов пристально следила за каждым движением на сцене, и балерина, как всегда, была на высоте: хрупкая и грациозная Кармен очаровала зрителей, как только выпорхнула из-за кулис. Ее батман вызывал в толпе – восхищение, па де буре – изумление, а изящно стукая ножками в прыжке кабриоль, она каждый раз доводила собравшихся до экстаза.
В конце спектакля зрители рукоплескали. Вспышки камер, возгласы «браво», цветы, которые нескончаемым потоком летели к ее ногам, и Софья Левинская мысленно уже оказалась дома, с мужем. Она представила себе, как опустит распухшие ноги в ванночку с морской солью и лавандой, нальет бокальчик Дом Периньона, возьмет маленький ломтик сыра дорблю и отпразднует свой триумф. И ничего, что от таких деликатесов у нее будет пучить живот – она ведь у себя на кухне, а здесь уж, извольте, можно позволить себе власть… отдохнуть. И громоподобный скрип озарит вечернюю мглу квартиры. А из спальни раздадутся аплодисменты мужа – единственного человека на Земле, кто знает об этом ее таланте. И балерина впервые за полгода, наконец, расслабилась. Воображаемые овации слились с реальными. Прима забылась, и маленький Пук материализовался в жизнь.
По закону подлости, в этот самый момент море аплодисментов стихло. Гулким эхом прима балета сбросила скопившееся напряжение. Маленький Пук, прорвавшийся из-за подкаченных “кулис”, во всей красе неуловимой глазу, но заметно ощутимой носу явился знатной публике, и началось новое представление.
Пройдясь менуэтом по лысине интеллигентного мужчины в первом ряду, он отвесил низкий реверанс даме в шапочке с вуалью по соседству и, сделав тройной гранд батман в воздухе, двинулся в сторону очаровательной юной особы в дальнем ряду. Перекидным жете он перескочил с одной розовой щечки на другую, девица рухнула в обморок —, вероятно, от восхищения, а маленький Пук уже нацелился на ложу.
Публика, до глубины души потрясенная откровением всеобщей любимицы, бросилась к выходу. У дверей образовались пробки. С лож в этот вечер за представлением наблюдал сам президент. Он был пожилой и глухой на оба уха, а вот его супруга – нет, но она проспала всю постановку, а потому парочка решительно не имела представления, что происходит внизу. Маленький Пук закрутил на носах столь почетных гостей пируэт. Первая леди тут же прозрела и прикрыла шелковым платочком лицо, президенту же проворный невидимка крепко пожал в знак знакомства нос. Богатырские и вздувающиеся ноздри главы государства так располагали к сольным выступлениям, и маленький Пук летал по ним то туда, то сюда.
Президент попробовал задержать дыхание, но надолго его не хватило. Он начал кашлять. От резких движений с его головы слетел парик, им то он и защитил нос, но это не помогло. А газообразный танцор все кружил и кружил. Кружил и кружил. Кружил и кружил. Тогда, недолго думая, президент сиганул вниз. С оголенной всему свету лысиной, народный избранник оказался на руках своего народа. Он лежал счастливый и довольный: сквозняк из открытых дверей потихоньку разжижал спертый балериной воздух. Для себя президент отметил, что он все-таки хороший правитель, за все время пребывания в толпе его всего два раза оскорбили, и пять раз дали в лоб.
На следующий день газеты пестрили заголовками: “Прима театра теперь не только танцует, но и поет”, “У нашей балерины открылся новый талант!”, “Кто громче госпожа Левинская или трубач?” Балерина и ее маленький Пук прославились на весь мир. Между тем, карьере танцовщицы это никак не повредило, а скорее даже наоборот. Критики отметили смелость артистки и похвалили ее за простоту в столь щепетильном вопросе. На ее спектакли потянулась публика из рабочих слоев. Заводские работяги скупали билеты на постановки с участием Софьи Левинской. А самые творческие представители даже сочинили в честь нее стихотворение:
“Левинская бздит как рабочий с завода,
Своей пятой точкой меняет погоду.
Прима театра – наша дивчина
Изящество — кошки, привычки — простолюдина”.
“Маленький Пук графа Гернбиш”
Старинный замок на окраине Англии держал башнями луну. Местные жители верили, что там водятся привидения. Делить кров с озлобленными духами, пусть даже и воображаемыми, никто не желал. Вот и пустовал он уже ни одно столетие. Пока его не выставили на продажу. Молодые супруги Джонсоны стали его счастливыми обладателями. Она работала библиотекарем, а он – продавцом в мясной лавке. Жили они бедно, но счастливо и, увидев четырехэтажный замок, тут же размечтались о доброй дюжине детей.
Самозабвенно напевая себе под нос ноктюрн Шопена, миссис Джонсон объявила войну грязи. Тонкая, как тростинка женщина, словно заведенная юла, кружилась по дому, безжалостно сметая на своем пути, дорожки из пыли и полотна из паутин, пока не уперлась в дверь подвала. Спускаться туда в одиночку она боялась, но муж был на работе. И, вцепившись в метлу, как в ружье, миссис Джонсон отважно зашагала вниз.
Из крохотного оконца, напоминающего круглый хлеб, в тесное подземное помещение пробивался лучик света. Он падал на гору старого хлама, будто призывая гостью на нее взглянуть. Под кучей мусора женщина нашла старинную шкатулку невероятной красоты: из синего камня, с резными изогнутыми ножками. К ней была прикреплена записка. На отсыревшей и пожелтевшей бумаге еще можно было различить текст, совершенно точно, написанный пером:
“Премногоуважаемый и достопочтеннейший граф Диллард, выражаю вам свое глубочайшее признание и высылаю этот маленький презент в надежде на ваше прощение. С наилучшими пожеланиями ваш старый друг – граф Гернбиш”.
Шкатулка была уж очень красива, а миссис Джонсон уж очень любопытна и на правах новой хозяйки она решила присвоить содержимое найденного ларца себе. Она торопливо отодвинула задвижку, смело распахнула крышку и буквально нырнула носом внутрь шкатулки.
Внутри коробки было совершенно пусто, только маленький зеленоватый ветерок лениво гулял по ее дну. Человеческая тень, нависшая над ним, будто пробудила его. Он завертелся, образовал воронку, которая превратилась в миниатюрное торнадо, сокрушительно обрушившееся на клювообразный нос женщины. Левая ноздря миссис Джонсон засвистела, правая – зашуршала, а затем она стала бесконечно чихать.
В воздухе пахнуло редькой.
Задребезжали оконные стекла, лампочка на потолке пошла ходуном, клубы многовековой пыли закружились в бешеной пляске. Какая-то неведомая сила вырвалась из шкатулки. Она носилась по комнате, развивая волосы, уже позеленевшей от жуткого смрада, миссис Джонсон. Затем наступила резкая тишина. Зеленоватая струйка воздуха, словно змея, стала подползать к ногам женщины. Проскользнув в штанину брюк, она забралась выше по телу, пока не достигла носа. Миссис Джонсон закрыла дыхательные пути ладонью и попыталась сбежать из подвала. Ах, если бы не эта ступенька, провалившаяся у нее под ногами. Миссис Джонсон свалилась вниз, ударилась головой о перила и отключилась.
С этих пор в замке стали твориться странные вещи. На всех этажах даже при закрытых окнах колыхались занавески, ночью по коридорам разносилось тихое, но зловещее шипение, а в воздухе пахло, как говорят в России, нечистым духом. Сначала мистер Джонсон грешил на лобио из фасоли, которым они с супругой подкрепились на днях, но эта версия отпала, когда запах не улетучился и через неделю. Тогда подозрения пали на грызунов. “Быть может какая-то мертвая крыса портит воздух в моем доме”, – возмутился он и вызвал санитарный контроль. Но вредителя не нашли.
И что самое странное, особенно ярко он ощущал неприятное амбре в присутствии жены. Это мешало им в минуты близости. Поначалу мистер Джонсон задавал жене наводящие вопросы, мол: “Любимая, все ли в порядке с твоим желудком?”, затем стал давать советы: “Дорогая, ей богу, тебе бы в душ сходить!”, а после перешел на грубость: “Дорогая, зачем ты все время выпускаешь при мне газы? Хочешь, чтобы я задохнулся?!” или “Это уже ни в какие ворота не лезет! Я пришел за супружеским долгом, а ты опять воздух испортила!” Для миссис Джонсон, воспитанной в приличной английской семье, такие заявления были ударом ниже пояса и советчик-муж был выдворен из спальни на диван.
А через пару дней мистер муж стал свидетелем поистине мистического явления: в лучах солнца вокруг головы миссис Джонсон он заметил зеленоватый ореол. Вскоре после этого миссис Джонсон сделалась сама не своя. Днем ей все мерещилось загадочное шипящее лепетание, а по ночам она бредила дурными ароматами. А еще ей снились кошмары. Жуткие кошмары. В ночных грезах к ней являлся некий граф.