Первая весна

На Шёлковом пути встречается немало

Диковинных вещиц, красот и мудрецов,

И, крылья окурив жасмином и сандалом,

Мой ангел носит там китайское лицо.

Ты всмотришься в фарфор сквозь пелену зарницы,

И блюдце на столе растает, как луна,

И чашечка в руках прозрачных растворится,

Чаинками кружась у моего окна…

О вечном

В час сирости

В час сирости, похожей на недуг,

Ступай к реке, всмотрись в её теченье.

И растворится целый мир вокруг,

Даря больной душе отдохновенье.

Сложи тревог не греющий доспех,

Откинь обид пылающие латы,

Отдай воде свой первородный грех

И слёз окаменевшие караты.

Отринь себя былого и прими,

Не отделяя от всего живого.

И в единеньи с Богом и людьми,

Не прерываясь, начинайся снова.

Цветок Марии

Я беременна воздухом, словно любила Бога.

И течёт кислород в сердцевину мою с небес.

Я себя ощущаю приютом, святым острогом

Чистоты, что пока не коснулся земной прогресс.

Пропускает материя сонмы частиц нейтрино —

Неразгаданных писем вселенной густой поток.

Бог хотел подарить снова людям родного сына,

Говорил, что планете так нужен опять пророк.

Прикрывает глаза эмбрион пресвятой Марии

Сквозь порог оглушительных вспышек неясных мук.

Ослепляют прожекторы доктора в хирургии.

И черти?т монитор, как взбесившийся, тонкий круг.

Электрический ток, острый скальпель и крепость спирта —

Утешение горестей и забытье грехов.

В нашем веке гуманном венцы мастерят из мирта,

И терновые – больше не ранят святых голов.

На Голгофе давно нет крестов: объективы праздных

И паломников веры, которым она – как соль.

С миротворческой миссией гибнут богообразно

И в числе ветеранов проходят в раю контроль.

В барокамере спит недоношенная малютка.

Я – не в силах стерпеть, чтобы только скорей возмочь,

Уплотнив кислород, разгоняя его по трубкам,

Белой лилией встретить рожденную Анной дочь.

Я был распят

Я был распят. Сегодня я воскрес.

Но боль моя уменьшилась едва ли.