Как он все чудесно продумал! Моя машина осталась на территории ресторана. Чтобы дойти пешком до работы мне потребуется раньше подняться, а я люблю поспать. Остается один вариант… Мои глаза смотрят в сторону скутера. Джан усмехается.
– Я заеду на машине, не волнуйся. Но в следующий раз говори, если чего-то боишься, окей?
«А этот следующий раз будет?» – хотелось спросить. Однако я лишь киваю и иду к месту, где припаркован скутер.
На этот раз я смелее преодолеваю расстояние до дома, стараюсь не так сильно прижиматься к могучей спине. Мне нельзя забывать, что Джан – мужчина, а мужчины для меня отныне – это зло. Они опасны, им нельзя доверять, на них нельзя полагаться, а главное – любить! Если Джан посмеет влюбиться в меня, то его ждет разочарование. И обидно от собственных мыслей, но это так.
Не успеваем подъехать к дому, как на встречу выбегает Фатма-ханым с радостными возгласами:
– Джан, мальчик мой! Как же редко ты к нам приезжаешь! Давай, – она хватает его чуть выше локтя, заставляя выбраться из скутера, – ужин готов. Я куру фасулье* (суп из белой фасоли) приготовила. Когда ты ел настоящую домашнюю еду? Знаю, у тебя ресторан, но это всё равно не то.
– Тейзеджим* (ласковое: тетушка), благослови тебя Аллах! Но…
Тут я толкаю его в бок.
– Кажется, ты хотел поесть в каком-нибудь красивом месте?
– Хлоя, джаным, и ты присоединяйся! Вон как исхудала! – распыляется женщина.
Джан усмехается, подмигивает, затем подталкивает меня вперед и говорит:
– Отлично, тейзе, мы принимаем приглашение!
Ошарашенная, я готова испепелить его взглядом, однако случая не представилось.
Фатма-ханым увлекает меня за собой. Мы впервые за целый месяц оказываемся вместе на одной кухне. Она и раньше звала меня кушать, но получив отказ, не делала больше попыток. Однако нередко приносила тарелку с чем-то вкусным. И больше всего я любила лахмаджун* (турецкая пицца). Такое внимание меня выручает, ведь я стараюсь на всём экономить.
Пока я помогаю хозяйке накрывать на стол, Джан о чем-то разговаривает с ее мужем. Обычная семейная обстановка, которая заставляет мое сердце сжаться. Опять воспоминания уносят меня из реальности далеко в прошлое, когда Камелия была еще в планах…
***
Ноябрь, 2017
Почти каждый выходной мы старались куда-нибудь выбираться, а не сидеть дома. Любимым местом, конечно же, стала терраса для пикника, где мы с Ремзи, его дядей Эсатом, Гюльсум, Хатидже, некоторыми друзьями моего мужа, а иногда с коллегами по работе устраивали шашлыки на свежем воздухе.
Я обожала такие вылазки! Мы с Хатидже любили фотографироваться на фоне моря с блестящим, переливающимся следом от яркого солнца. Мужчины разжигали мангал, на котором жарили вкусное мясо или цыплячьи ножки и крылышки в соусе. Гюльсум-йенге нарезала салат, а мы с Хатидже ей помогали. Я отдыхала душой и телом. Тогда у меня появилось чувство, что вот она – моя семья.
– На следующей неделе папа хочет свозить нас на завтрак. Хотите с нами? – как-то в один из таких дней спросила Хатидже.
– Завтрак?
– Ну, да! В Аланье на самой вершине крепости есть специальные ресторанчики, где подают потрясающий завтрак. Представь себе омлет, сигара-бёрек, сыры разного вида, жареные колбаски, оливки, арбуз…
– Всё! Всё! – засмеялась я. – У меня уже полный рот слюней. Очень хочу поехать туда.
Мы обе посмотрели в сторону мангала. Ремзи ловко управлялся со специальной решеткой, он был весел и энергичен, впрочем, как всегда.
– Видно, как ты его любишь, – внезапно сказала Хатидже. – Я хочу, чтобы моя история любви была похожа на вашу.
– Всему свое время. Встретишь своего суженого обязательно, – успокаивала я родственницу.
Хатидже не была эталоном красоты. Она немного полноватая, и кожа очень грубая, несмотря на юный возраст. Платок, под которым девушка прятала густые длинные волосы, всегда неумело завязан. Одежда подобрана неграмотно: юбки, которые должны сочетаться с классическими блузками, она носила с туниками, и смотрелось это по-деревенски никчемно.
Внешне Хатидже вела себя скромно, каждый раз опускала глаза при виде симпатичного парня, но я-то знаю, какие бесята шалят, стоит ей спрятаться в комнате с телефоном. Многие турецкие девочки ведут себя достаточно тихо в обществе, но на самом деле они такие же, как и мы – переписываются с мальчиками, говорят с ними на откровенные темы, некоторые даже отправляют фотографии, демонстрируя свои волосы. Я не уверена, делала ли так Хатидже, но однажды мне довелось прочитать ее переписку с одним мальчиком, которого она видела лишь несколько раз в школе. У меня создалось ощущение, что они слишком близко общаются для подобных отношений – дружеских, как утверждала Хатидже.
Глядя на нас с Ремзи, девушка с головой окунулась в мечты и стала чаще делиться со мной своими тайнами. Интересно, думала ли она, что я могла бы воспользоваться этими секретами, чтобы, к примеру, вернуть себе дочь? Сомневаюсь.
***
Настоящее время
Нож соскальзывает и попадает по пальцу, отчего я резко вскрикиваю. Джан вдруг оказывается рядом со мной, берет в руки окровавленный палец и прикладывает к губам. Ошеломленная, ничего не понимая, оглядываюсь по сторонам и замечаю, что мы одни на кухне. Фатма-ханым вышла.
– Джан, – с возмущением выкрикиваю и, отобрав свой палец, сую его под струю воды. – Больше так не делай! А если увидят. Фу, стыд какой!
Парень робко усмехается и нагибается ко мне, опершись локтями на столешницу.
– Ты не похожа на русскую девушку, – замечает он.
– Да? Это почему же?
– У тебя манеры турецкие. А еще… – он перебирает мои светлые волосы. – Если тебе перекраситься и стать темнее, то совсем не будешь отличаться от местных.
– Находишь? А как же акцент?
Джан замечает на полке медицинский пластырь, берет его и помогает заклеить ранку.
– У тебя нет акцента. Ты отлично говоришь по-турецки… гм… за исключением некоторых ошибок.
– Каких же? – удивляюсь я. Меня никогда и никто не поправлял в турецкой речи, поэтому я ни сном ни духом о том, что говорю неправильно. Даже на комиссии, перед получением турецкого гражданства, его члены похвалили за редкостное знание языка. А теперь я слышу от Джана такие вещи и недоумеваю.
– Например, ты путаешь времена глаголов. И часто не к месту вставляешь некоторые обороты.
– О.
– Да, но это не слишком заметно.
– И, тем не менее, – я продолжаю заниматься салатом. Фатма-ханым уже вошла на кухню и разливала по тарелкам куру фасулье, делая вид, что не слушает нас. – Тем не менее, ты заметил эти ошибки.
Он посмеивается добродушной улыбкой, словно намеренно издевается надо мной. Я хмурюсь.
– Фатма-ханым, салат готов! В какую тарелку переложить? – громко говорю ей с четким русским акцентом. Джан на этот раз прыснул и расхохотался. – Озорник, – проговариваю сквозь зубы, затем отворачиваюсь, приняв у женщины тарелку.
Далее ужин проходит спокойно. Джан разговаривает с мужем Фатмы на разные обыденные темы, одна из которых – вечная война в Сирии. Лишь изредка ловлю на себе взгляд его пронзительных карих глаз. А сама всю трапезу вспоминаю сегодняшний вечер у водопадов, поездку на скутере и слова Джана. Нет, уговариваю себя, больше никаких отношений! К тому же я еще замужем и это неправильно.
Утром Джан действительно забирает меня из дома на машине. Почти всю дорогу мы молчим, лишь ограничившись тупыми вопросами и ответами.
– Как твой палец?