Я не представляла себе, что означают все эти действия. Хотя смутно помнила, как в раннем детстве бабушка водила меня в церковь, и батюшка что-то давал есть из ложечки. Но, когда я пошла в школу, походы в храм почему-то прекратились.
Все эти обряды, вероятно, были серьезным делом, потому что в это время священник сохранял самый серьезный и сосредоточенный вид. А, покончив с этим, расплылся в добродушной улыбке, достал мандарины и стал ими кормить Валю.
Я уже привыкла к странному виду посетителя и больше не прислушивалась к их разговору. Тем более он потерял свою загадочность. Речь шла о родственниках Вали и общих знакомых. Обычный разговор, ничего волшебного.
Я вспомнила о том, что давно меня никто не посещал, не развлекал. Лена все занята, маме не на кого оставить отца и брата. А больше у меня и нет никого. С тех пор, как Сергей приходил с бумагой, от него не слуху ни духу. И зачем я подписала так поспешно? Надо было после того, как хозяин даст мне положенные деньги. А теперь может и не дать. Теперь он мне ничего не должен. На что же я рассчитывала, поверив на слово? Знаю, на что! На Сергея рассчитывала! Верила, что он обязательно проследит, чтобы меня не обидели. А теперь вот не верю. Не верю ему!
И я вновь горько заплакала, прекрасно понимая, что дело тут не в деньгах.
–Кто тут еще скорбящий?– услышала я над головой мягкий голос.
Над кроватью стоял батюшка, и смотрел на мои терзания с сочувственной улыбкой. Я попыталась отвернуться и вытереть слезы рукавом халата.
–Ничего, не обращайте внимания!– пробормотала я,– Это глупости!
Священник не удовлетворился этим ответом. Он присел на давно пустеющий стул рядом со мной и заговорил:
–Глупости, это когда маленькие детки капризничают. А ты не маленькая. Если взрослый человек плачет, значит у него что-то болит. Или ножка. Или, к примеру, душа.
Ножка не болит у тебя? (он указал на многострадальную ногу в гипсе).
–Нет, не болит,– призналась я.
–Значит, душа?
Я промолчала.
–Апельсину хочешь?– поинтересовался он,– Я там много принес.
–Не хочу!– ответила я, и снова заплакала.
На этот раз, как капризный ребенок. И почему-то мне не хотелось, чтобы батюшка уходил. Хотелось, чтобы пожалел.
–Будет тебе слезы лить!– скомандовал он.– Смотри, какое солнышко на улице. Видишь?
Я повернула голову к окну, и увидела ясное голубое небо, с редкими нитками облаков на нем. Солнечный свет проникал сквозь, еще с лета немытые окна, и щедро заливал палату.
Застиранные простыни преобразились, и сверкали белоснежным огнем. Коричневый линолеум стал похож на жирный чернозем, что по весне привозили к нам на огород, подновить землю.
–Видишь? – снова спросил батюшка.– Как все преобразило солнышко!
Я смотрела во все глаза и мне казалась, что я понимаю, о чем он. Мне казалось, что на моих глазах происходит чудо.
–Вот я на прошлой неделе заходил к Валечке, – стал рассказывать священник,– погода стояла смурая. Без солнышка в палате было тоскливо, бедно. А сегодня Бог дал солнце. И все тоже. И на улице, и у вас, во временном вашем жилище. Все тоже, но преображенное. А на улице как красиво! Вчера было где-то плюс два. Снег за последние дни подтаял, лужи везде, грязь. А стоило выйти солнышку, грязь уже не грязь, я земля-кормилица, лужи высохли. Красота кругом!
Так и ты будешь сырость разводить, пока не впустишь в свою душу Солнышко!
–Это как, впустить солнышко?– спросила я, понимая, что говорит он иносказательно. Но все равно покосилась в сторону окна.
–Что это мы с тобой говорим, а так и не познакомились,– спохватился батюшка,– Меня отец Михаил зовут.
–Очень приятно, меня Даша,– улыбнулась я.
–Даша, тут мне Валечка шепнула, что тебя редко навещают…
–Нет, вовсе нет,– горячо возразила я,– меня не бросили!– есть и мама, и папа, и подружка осень хорошая, и брат. Они не могут, просто, часто приезжать.
–Что ты, деточка! Я и не думал, что тебя бросили. Знаю, у всех бывает, что и времени, и возможности нет. Я не к тому, чтобы (Спаси Боже!) осудить. Я к тому, что если ты хочешь, я могу тоже тебя навещать. Даже когда Валентину выпишут.
–Ой, что вы!– засмущалась я,– Мне совсем ничего не нужно! Что вы будете утруждаться?
–У меня такая работа!
–Какая?– не поняла я.
–Я служу тут при больнице. На территории небольшая церковка есть. Поэтому, все кто в больнице, мои подопечные. И если тебе религия позволяет со мной общаться…
–Я такой же религии, правда, давно в церкви не была.
–Такой же?– улыбнулся отец Михаил, значит, точно моя подопечная!
Я удивилась такому повороту. Что за больница интересная? Для верующих что ли?
–А я думала вы знакомый Валентины!
–К Валентине меня пригласила ее мама, когда зашла в наш храм свечку поставить, а потом я уже и с другими родственниками познакомился.
Тут я неизвестно откуда вспомнила, что в храме все стоит денег. И «работа» священника тоже имеет свои расценки.
–Я была бы рада, – осторожно начала я,– чтобы вы заходили, но сейчас очень плохо с деньгами. На лекарства впритык хватает.
–Не беспокойся!– улыбнулся батюшка, – беседы со священником у нас ничего не стоят.
–Ой, простите, если я обидела…
–Не в коем случае! Ты права, требы стоят. Там в храме даже расценки вывешены. Но это для тех, кому не трудно заплатить. Остальным бесплатно, конечно.
–Правда? Какая у вас церковь удивительная!
– Ты просто не знаешь, многие не знают и расстраиваются. А ведь в любой церкви, если объяснить ситуацию, пойдут на встречу. Церковь – не рынок. Но редко встречаются люди, которым Бог не дал денег на венчание или отпевание. Чаще встречаются те, которые становятся в позу и говорят: Почему мы должны платить?
–Интересно!– удивилась я.
– Да, ничего интересного!– улыбнулся отец Михаил, показав прекрасные белые зубы,– Мы с тобой о ерунде говорим, мелочах житейских. Но уже хорошо, что ты отвлеклась и плакать перестала. Ну, так что, друзья?
Отец Михаил протянул мне большую мягкую руку. Я неуклюже пожала и спросила:
–Я думала, у священников только благословение брать надо.