История маленькой революции

– Ну а коли выносит? – скрестив руки, спросила Тамара. – «Рассказать ли ему о предложении?», – держалось в её мыслях.

– Ну и ничего. Будет на одного Бориса больше. Ну, в крайнем случае, на одну Тамару.

«Не расскажу. Он ли доложил?..». Работница усмешливо вздохнула. Мужчина, приняв наигранно серьёзное выражение лица, сомкнул брови и надул губы, а после рассмеялся, рассмешив и сестру.

«Ещё один такой же, Господи!».

V

Катя спала беспокойно, внимая объяснениям Бориса по поводу сломанной задвижки окна, на раме которого засохла тёмная кровь. Выслушав брата, Тамара опять залепила ему подзатыльник и сказала, что Катерину ни при каких обстоятельствах нельзя оставлять одну во избежание очередной попытки самоубийства. Насчёт ребёнка решили так. Если родится чересчур крикливым, то отдадут в приют; если же он им понравится, то оставят на воспитание матери (не сделает же она ничего с родным чадушком?).

За часы бодрствования Тамара много раздумывала над разговором с Щербаковым. Она всё больше склонялась согласиться. «Если пораскинуть… Олег прав. И мне так будет проще связаться с нужными людьми на приёмах… Среди них наверняка найдётся парочка честных людей, как и я мечтающих о всеобщем равенстве… Да и разве я обещала не выходить никогда замуж? Это Ира с Зоей дали друг другу какой-то обет, а я не давала. Ах ты, лидер подполья! Утром, всё утром».

Крапающий дождь действовал не только на нервы Катерины, которую вели на завод, чтобы оставить под присмотром Олега Владимировича, но и на Тамару с Борисом, не носивших специальной одежды.

Несмотря на ранний час, у фабрики столпилась куча рабочих, работниц, прохожих дворян и купцов, полиции. Все гулко спорили, и Тамаре удавалось расслышать лишь отрывки фраз. «…Драка, точно вам говорю!..», «…напился, наверное, и полез на рожон…». Но это доносилось из уст богачей. Работники молчали.

– Тома, Томочка, ты только не переживай! – носилась вокруг Зоя, сопровождаемая напуганной Авдотьей.

Подпольщики дали Тамаре проход, отодвигая своих знакомых. В центре столпотворения находился Дмитрий, беседующий с жандармом, а на дороге небрежно лежал Олег Владимирович Щербаков, чьи борода и живот были окровавлены. При нём не нашли портмоне, его карманы были навыворот (из одного кармана торчала затоптанная фотокарточка с женским изображением).

– Олег Владимирович… – промолвила Тамара с глазами навыкат.

Катерина попыталась сделать шаг к Дмитрию, но Борис, не отворачивая головы от изрезанного тела, дёрнул её за локоть. Тамара кинулась внутрь толпы к своим, – к рабочим, – вертя в голове:

«И мстить за тебя беспощадно      

Над прахом твоим поклялись»

Шестая часть.

I

– Зоя, Дуня… – сдерживала слабость Тамара, чувствуя возникший в горле ком, – передайте в толпу…

Женщина нашептала подругам необходимые слова. Борис понял, к чему всё идёт и, потянув за собой охваченную страхом Катю под вопросительный взгляд Дмитрия, незаметно отходил к тому краю, возле которого была арка-проход. Тамара находилась дальше всего от полицейских.

– Товарищи… – негромко начала она, – понравилось ли видеть своих детей сытыми, одетыми, обогретыми? Понравилось ли приходить домой до заката? Понравилось ли вам чувствовать себя людьми? – вокруг агитирующей Тамары собиралось больше рабочих, которым в разных точках всё то же произнесли Зоя с Авдотьей. – А теперь представьте, товарищи, что у вас это снова отобрали! Вы опять обязаны работать чёрт знает сколько часов за гроши! Что вы, друзья, сморщились?! Разве вы не замечаете сборище благородных самодуров?! Думаете, им нравилась политика Олега Владимировича?! Нет! Это они всё подстроили! Они убили его, чтобы отобрать у нас крупицы свободы! – работница лукавила, и лукавство это действовало на взбудораженных людей. – Наш новый хозяин отберёт всё, что дал Щербаков. Он сделает хуже, чем было. Нравится ли вам такой расклад, товарищи?! – Тамара закричала:

Так восстань же, сила мощная,

Против рабства и оков!      

Суд чини, расправу грозную:

Зуб за зуб и кровь за кровь!

На последних строках в круг ломились вооружённые жандармы, но взволнованная толпа с дикими криками сдирала с них каски, эполеты, отбирала пистолеты. Рабочие со всех сторон бросались на более-менее прилично одетых подданных Его Императорского Величества. Поднявшийся шум оглушал, и невозможно было разобрать голос определённого человека. Повсюду звучала русская «Варшавянка».

– Отпусти меня, отпусти! – без опаски орала Катерина, вырываясь из крепкой хватки.

– Идиотка! Ты же сдохнешь здесь! – Борис, уже внутри арки, продолжал затягивать девушку за собой.

Навстречу к Борису и Катерине кинулись трое громадных мужчин (и один хиленький) с ножами в руках – Мирон со свитой. Борис от неожиданности разжал женскую руку, и Катерина врезалась прямиком в объятия одного из сопровождающих извозчика.

«Только не опять, Господи, только не опять!».

– Не возись с дохлячкой! – рявкнул Мирон, вонзив холодное железо в Бориса. – За этой падалью другой подберёт!

Катерину вытолкнули из арки. Она, не оглядываясь назад, на четверых мужчин, жестоко закалывающих отчаянно зовущего её рабочего, устремилась к сбегающему Дмитрию.

– Заберите меня с собой, Дмитрий Дмитриевич! – по-французски просила девушка.

– Не время для разговоров, Катерина Матвеевна! – юноша взял Катю ладонью за ладонь, чтобы было проще бежать.

Дворяне, как крысы на тонущей палубе, разбегались по сторонам, но их догоняли бунтовщики, расправляясь с ними на месте. За такими рабочими следовали стражи, хватали и, забыв о долге защищать народ, творили различные бесчинства. Тамара, тряся головой и ногами, бешено и не щадя горла отбивалась от тащивших её за угол под локти жандармов, выкрикивая взывающие лозунги:

Разрушайте же оковы!

Путь нам общий всем лежит:

К жизни светлой, к жизни новой,

Где свободы луч горит!

– Губанов, Тому схопили! У тебе рушниця! – завопил малоросс Яша и упал от прилетевшей в голову пули.

Губанов с неистовой ненавистью спустил курок и… запалил не в ту сторону из-за набежавших на него блюстителей порядка. Тамара, прохрипев «но день настанет неизбежный…», умерла.

Эпилог.

I

Швейцарский июнь тысяча девятьсот одиннадцатого года вынуждал жителей массово скупать зонты для спасения от разъедающих всё живое солнечных лучей, и даже мороженое и окна нараспашку не спасали от жары в летнем домике с видом на тянущиеся к голубому небу горы со снежной простынёй. Софья Никитична не читала новый выпуск модного журнала, предпочтя использовать его как второй веер в длинных аристократических ладонях. Каждые десять минут она подзывала к себе изнывающих от жажды прохлады служанок, интересуясь у них последними новостями о невестке.

С трудом добравшись до собственной квартиры через колею спешащих жандармов, Дмитрий, не теряя времени на одышку, закинул в саквояж самое необходимое: документы, деньги, сменную одежду и две книги по экономике. Катерина ждала вердикта юноши на скамейке в прихожей, вздрагивая от любого шороха. Наконец Дмитрий собрался и вышел в коридор.

– Дмитрий Дмитриевич, у меня никого не осталось… я совершенная сирота. У меня нет ни денег, ни приличного платья, ни чести… Я приму Ваш отказ взять меня с собой в Швейцарию… – она была не в состоянии оставаться стойкой. Девушка, заплакав, закрыла руками пожелтевшее от синяков личико.

Дмитрий уселся напротив дворянки. «Дать ей денег и отправиться одному?.. Не в таком же виде везти её к себе в дом!».

– Я, право, не желаю оставаться здесь… Сколько несчастий произошло со мной в этом городе… Без Вас у меня лишь один путь… – Катерина вспомнила давнюю встречу с женщинами в разноцветных платьях, щипающих её и зазывающих Тамару присоединиться к ним.

– На каком же положении взять мне Вас в путь, Катерина Матвеевна? Не станет ли оно для Вас таким же постыдным, какого Вы страшитесь?

Катерина убрала ладони от головы, и ласковое помутнение захлебнуло её. Дворянка опустилась на колени и подползла к удивлённо смотрящему Дмитрию.

– Для меня в радость любое положение подле Вас. Я люблю Вас, Дмитрий Дмитриевич. Прошу, умоляю, не оставляйте меня на ещё больший произвол судьбы! Я столько пережила, столько потеряла…